Провал

Он исчез

Проснулась я от влажности и жары: даже сквозь закрытые веки почувствовала, что мне в глаза светит ужасно яркое солнце. Издав невнятное со сна мычание, я прикрыла лицо рукой и тут же обнаружила, что нос и лоб у меня сгорели и болят.

- Оля, ты не болеешь? – услышала я совсем рядом озабоченный голос Аманамы, с трудом приоткрыла глаза и увидела вокруг мир практически противоположный тому, в каком мы уснули: яркий-преяркий, с безоблачным голубым небом, сочной зеленью и черными тенями. Надо мной сияло солнце, по размеру и цвету очень похожее на земное. Где-то неподалеку слышались голоса остальных детей и мирно чирикали птицы.

- Ох, вы чего меня раньше-то не разбудили? – укорила я Аму, потирая пылающий нос. – Какая тут, оказывается, жарища… Где Дин?

Аманама уважительно повела влево глазами, скосив их так, будто хотела заглянуть себе за ухо. Я посмотрела туда и увидела, что Сьедин сидит в паре метров от нас, сгорбившись и держась руками за коленки. Вид у него был не очень здоровый, но все-таки гораздо более живой, а на бледной физиономии – никаких следов даже минимального загара. Как раз в то время, когда я глядела на него, он повернул голову, остановил взгляд на моем красном носу и растянул свои тонкие губы в мерзкой и кривой улыбочке.

- Чего тут смешного? – огрызнулась я. – Сгорел человек. Сам сидишь тут, бледный как поганка, ну и гордись до пенсии…

- На высокородных загар почти не ложится, - важно сообщил Сьедин и попытался выпрямиться, но чуть не завалился набок. Ама подбежала к нему и заботливо подперла, одновременно спрашивая:

- Вам получше сегодня? Поесть не хотите, ваше величество? Мы рыбу сварили. Хотите, я вам свою отдам? Вам поправляться надо.

- Ну давай, давай свою рыбу, девица, - снисходительно протянул Сьедин, расцветший от этого воркования и лебезения.

Аманама поклонилась, отбросила назад густые красные волосы и побежала, как резвая официантка, к костерку, горящему неподалеку в тени дерева, очень похожего на кряжистую сосну с голубоватыми иглами. Я, не глядя на короля, спросила:

- А сегодня ты колдовать можешь?

- Я всегда могу колдовать.

- Да я же не про то спросила. В смысле, ты от этого не помрешь?

- Я сегодня колдовать не собирался.

- Понятно: боишься, что помрешь, - сделала я вывод. – Ладно, посидим тут еще денек… Кстати, ты не знаешь, что это за планета?

- Почем мне знать? Я тебе что, многотомник по соединенным мирам? Планет миллиарды. Чтобы узнать, где мы, надо использовать колдовство. Так что посидите и в безымянном мире, не развалитесь.

Я поняла: королю чем-то не понравились наши относительно мирные разговоры ночью, так что теперь он очень хочет со мной поскандались, и, твердо решив не давать ему повода прицепиться, встала и кое-как потащилась к костру. Все тело ломило, а проколотая веткой нога, несмотря на жару, казалась какой-то замороженной и противно ныла…

Из-за этой своей хромоты до костра я дойти так и не успела: в густых, похожих на большие сосны, деревьях выше по склону вдруг послышался оглушительный шум, крик и визг, сопровождающийся треском веток. Сквозь лес на нас как будто ломилась куча пьяных болельщиков – по крайней мере у меня возникли такие мысли, недаром я за компанию с Мишкой пару раз ходила на футбольные матчи… Но какие еще тут болельщики?..

Колючие кусты, растущие под соснами, разошлись с хрустом, и я в изумлении действительно увидела бегущую прямо на нас толпу людей. Только это были, конечно, не болельщики, а растрепанные дикари, как будто вылезшие из научно-популярной передачи про племена: в намотанных вместо одежды шкурах и травяных юбках, коричневые то ли от загара, то ли от природы. Пока они неслись, я поняла, что это все же был загар, потому что выпученные от страха глаза у них были светлыми, да и волосы, хоть и свалявшиеся сосульками и немытые, тоже оказались далеко не черными…

Тут я поняла, что вопят не только дикари: Ульг закричала, сначала радостно, а потом тревожно, непонятное слово «Рах, рах!», Аманама протяжно голосила «Оля-а», а за моей спиной послышался злобный бас Сьедина: «Да отойди же с дороги, идиотка!»

Последняя, хоть и, как всегда, невежливая фраза, напомнила мне, что я действительно торчу на самом проходе – я подняла глаза и увидела, что дикари уже в паре метров. Судя по их лицам, меня они увидели только что, но останавливаться не собирались. Один из дикарей, огромный мужик с кудрявой светлой бородой, немного похожий на грязного Деда Мороза, издал горловой звук и замахнулся на меня коротким то ли копьем, то ли палкой…

- Ой, - только и успела сказать я, и в следующий момент меня сдуло с дикарского пути, будто кто-то включил огромный вентилятор. Под неизвестно откуда взявшимся воздушным напором я пролетела метров двадцать и приземлилась подбородком в истоптанную траву у самого костра. Ко мне сразу склонилась испуганная Аманама, но ничего не успела сказать, потому что снова раздался шумный топот, и из кустов, гарцуя на светло-серых голубоглазых животных с горбоносыми мордами, выдралось несколько всадников. Они были бледными, как Сьедин, да и одежда у них оказалась похожей: бриджи, сапоги, камзолы, мантии… У ехавшего первым всадника оттопыренные уши выпирали сквозь тонкие и длинные черные волосы, а физиономия была очень знакомая, хотя и неприятная. Он первым остановился, сделав остальным небрежный знак рукой с огромным перстнем, посмотрел на Сьедина и Сонародина и сказал им противно-визгливым, но все равно почему-то знакомым тенором:

- Кто вы такие и из какой династии? Я запрещаю вам трогать моих дикарей!

- Не скажем, из какой династии! - задиристо запищал в ответ Сонародин. - Ты сам не назвался, значит, этого не достоин! Если будешь грубить мне, умрешь страшной смертью!