Проводница

Глава 1

Как-то раз в конце августа, когда раскаленный, как духовка, курортный городок устало прощался с суматошными детьми и готовился к респектабельному бархатному сезону, случилась одна история. История настолько незначительная, что ее, может, даже и историей-то назвать нельзя. А, впрочем, судите сами.

«Уважаемые пассажиры! Заканчивается посадка на скорый поезд Адлер-Москва» -

металлический голос диктора разрезал тягучий воздух и привел разморенных жарой пассажиров в броуновское движение. Они засуетились, забегали по платформе, натыкаясь друг на друга, извиняясь, раздражаясь, цепляясь чемоданами, сумками, корзинами с фруктами. 

Женечка, белокурая, миниатюрная проводница вагона СВ, глянула на часы - до отправления поезда оставалось пятнадцать минут. Большинство пассажиров уже заняли свои места и сидели в купе, как птички в клетках. Оставалось дождаться четырех растяп, опаздывающих на поезд. Она чуть сдвинула вбок шейный платок, впуская в треугольный вырез форменного светло-серого костюма толику свежего воздуха, и, держа на лице приветливое выражение, принялась рассматривать публику - этот копошащийся муравейник, разворошенный голосом из динамика.

В детстве она любила разглядывать бабочек и жуков - накалывала их на швейные булавки и следила, как те мельтешили крылышками, сучили лапками и постепенно затихали, застывая в вечном покое. Теперь же, в свои сорок с небольшим, она пришпиливала стальными глазками человеческие экземпляры и умерщвляла их ядом своего сарказма. Но все это мысленно. Только мысленно, конечно. Своих демонов Женечка давно выдрессировала, держала на коротком поводке и ловко прятала под кукольной внешностью.

Ей нравилось наблюдать за вокзальной жизнью. Вот уж где можно увидеть все сразу: и драму, и комедию, и фарс. Чем не театр, в котором она прослужила двенадцать лет? Вон, к примеру, лысый коротышка с желтым чемоданчиком. Надо же, какая экстравагантность! Бежит весь красный, взмыленный. Давай-давай, колобок, катись, пошевеливайся! Левой-правой, левой-правой! А то сейчас «вагончик тронется, перрон останется». Что оглядываешься, потную лысину вытираешь? Сеньору помидору свою потерял?

Женечка поправила наманикюренными пальчиками челку короткого каре и, услышав справа приторное, как чай с десятью ложками сахара «ну, ты иди, киса! сейчас поезд тронется», переключилась на пару, которая в лучших традициях мелодрамы никак не могла распрощаться и уже минут десять стояла возле нее горестным изваянием. Беременная женщина лет тридцати прилипла к высокому, красивому парню и, моргая зареванными поросячьими глазками с белесыми ресницами, вымаливала:

- Ты меня любишь?

- Конечно, люблю! – в его голосе слышалось уже засахаренное варенье. - Ты иди, поезд вот-вот тронется! – уговаривал он ее снова, но она только яростно мотала головой, хлюпала распухшим носом и с какой-то киношной безысходностью впивалась в него, как паучиха, тяжелым пузом.

Парень обреченно обнимал ее за плечи и с надеждой смотрел на большие вокзальные часы. «Ну-ну», - усмехнулась про себя Женечка. Нашел союзника! Часы – самый неумолимый палач времени. Отсекают его по секундам, причем для каждого – с разной скоростью. Для паучихи сейчас стрелки бешено крутятся, а для ее красавца еле ползут и замирают на каждой чёртовой чёрной чёрточке, мстительно тикая пощёчинами: так те-бе и на-до – бу-дешь знать - так те-бе и на-до – бу-дешь знать.

Поймав взгляд парня, Женечка понимающе изогнула перламутровые губы, а для паучихи высекала из своих темно-серых, как грозовое небо, глаз искорку почти материнского тепла. Ах, какую актрису недооценил и потерял мир! 

Кто бы знал, как ее раздражают люди и особенно такие дуры со страдальческими глазами! Ну точно, как у Зойкиного бассета, который уже полгода ползает на брюхе по их коммуналке и никак не издохнет. «Да усыпи ты свою псину, не жилец он!» - твердит она Зойке, но та только мечет в нее гневные взгляды: «Злая ты, Женька, Бог тебе сердце не дал». И таскает своего паралитика на руках, с ложечки, как ребенка, кормит. Вот уж кому Бог ума не дал! Ничему ее жизнь не учит. Своих детей, мужа вынянчила и осталась ни с чем.  Сын на север за деньгами подался, да про мать забыл, дочка замуж в Австралию выскочила, муж к другой ушел, а Зойка после всех разменов в коммуналке оказалась и теперь на старости лет подагрическими своими руками красит стены, да клеит обои. Вот и вся награда за тридцать лет семейной жизни. Училка выискалась!

Ей, Женечке, Бог сердце, может, и забыл вложить, зато мозгами и талантами не обделил. Она любого в момент очарует и окрутит так, что он и не заметит. Недаром все ее только «Женечкой» и называют, хотя по возрасту она уже давно на Евгению Павловну тянет. Правда, так ласково к ней обращаются только малознакомые люди. Те, кто хорошо знает, избегают общения с ней. Да и не больно надо. У нее с такими взаимная нелюбовь.

А вот еще одни спешат-бегут! Ну это точно ее СВ-пассажиры: солидный господин и дамочка в шляпе. На кой ей шляпа-то на вокзале? Тоже мне, Анна Каренина нашлась!

- Извините, это седьмой вагон? – спрашивает, чуть запыхавшись, мужчина. Женечка улавливает в прокаленном железом и асфальтом воздухе нотки хорошего парфюма, с удовольствием втягивает его тонкими ноздрями и зорко оценивает клиента - воспитанный, культурный, из такого веревки вить - одно удовольствие. Во всяком случае за сутки пути он вряд ли раскусит ее хитрости и наверняка оставит хорошие чаевые.

- Да, седьмой, - улыбается она и изящно протягивает руку для проверки билетов.

- А это СВ? – недоверчиво уточняет дамочка.

 Женечка обращает внимание на крупный жемчуг в ушах, бриллиантовую россыпь на пальце и делает себе засечку: «А эту цацу придется обработать, а то всю дорогу будет командовать «принеси ей то, подай это!»