Проводник

Глава 8. Раскол

Толстостенный медный кувшин с кипятком источал волны жара, которым его напитали угли очага. Катэль взял отрез толстой ткани, осторожно снял кувшин с углей и наполнил из него большой заварочный чайник. Оттуда ему в лицо, по пути редея и тая, поднялся беловатый пар с ароматом чая. Мастер Тамхас не признавал ничего крепче травяных настоев, пока работал, чтобы не терять ясность мышления. Катэль в целом был с ним согласен, но все-таки вчера дважды добавил в свою кружку пару ложек брусничной настойки. Его не на шутку вывел из себя визит нового короля прямо к ним домой. Счастье Бринэинна, что тот не узнал Катэля, иначе так просто не ушел бы.

Весь вечер Катэль думал о случившемся, так и сяк переиначивая это событие в мыслях; жестокие, но восстанавливающие справедливость грезы ночью перешли в сны и там постепенно рассеялись. Поутру проводник встал с постели почти без гнева, зато полный заразительного энтузиазма отомстить королю за королевну и, конечно же, за себя – хоть на словах, хоть на деле. Для этого они с Тамхасом и взялись несколько дней назад разбирать старые газеты. Ведь даже такой, как Тамхас, не может помнить наизусть все неприятности и волнения, выдавшиеся в королевстве за минувшие годы по вине его короля.

Раскаленный бок кувшина начал ощущаться через ткань. Катэль поставил его на деревянный коврик и взглянул на тлеющие в очаге угли. Кухня, как и большинство других необходимых для жизни комнат, в доме величайшего мага-проводника выглядела обычно, с такой же обстановкой, как у любого простого смертного, а отличалась лишь дорогой отделкой да посудой. Но и это легко найти в домах и замках зажиточных граждан и дворян. Катэль знал, что дело тут в убеждениях Тамхаса: он всегда считал, что магию можно использовать лишь там, где без нее невозможно. Принцип истинного мага. Правда, в возрасте от тринадцати до шестнадцати Катэль отчаянно протестовал и делал с помощью магии все, для чего требовалось хотя бы встать с кровати, но со временем он повзрослел и понял мудрость отца. Магия – это, увы, не решение всех проблем.

Хотя порой хотелось верить в это так же искренне, как в юности. И уж очень часто мечталось, чтобы так и было на самом деле.

Катэль принес чайник с ароматным чаем в кабинет и поставил на стол. Тамхас мельком взглянул на него, развязывая бечевку, которая скрепляла очередную годовую подшивку «Столичного вестника». Катэль взглянул на верхний номер – лист размером с разворот книги, покрытый печатным текстом с обеих сторон. 217 год. Совсем свежая.

Вытянув бечевку и отложив ее на край стола, Тамхас зашуршал газетными листами.

– Главная новость зимы 217 года: столичная коллегия высоких искусств передана церковному округу Гела... А что еще... осенью, хм, в очередной раз подняли налоги, – озвучивал он, проворно перебирая листки-номера и ничему не удивляясь.

– Постой. А к чему это? – спросил Катэль, хмуря брови. – Прости, я что-то утратил нить наших рассуждений... Может, начнем еще раз с самого начала? 

Тамхас остановился, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Тогда он вздохнул, положил очередной лист обратно и убрал подшивку в сторону.

– Да, ты прав. Мы немного запутались, перебирая все эти пыльные кучи. Давай еще раз пройдемся по нашей истории с начала. Вернемся на двадцать лет назад. Сейчас возьму все, что нужно...

Тамхас привстал с кресла и потянулся за сложенными в отдельную кипу газетами, тихо кряхтя от натуги. У Катэля от этой гадкой мелочи стало пасмурно на душе, будто только сейчас он заметил, как внезапно и сильно постарел отец за время его отсутствия. Тамхас был молод и почти бессмертен всю его жизнь. И тем сложнее оказалось для Катэля принять эту перемену в месте, где долгие года вещи оставались – и многие до сих пор остались – неизменными. Тем сложнее принять это, когда дом Тамхаса – единственное надежное убежище против всего, что поджидает Катэля за пределами этих стен, в изменчивом и враждебном мире.

– Тебе помочь?

– Не надо, я сам.

Тамхас положил перед собой перевернутую стопку газет, которые ранее отобрал из разных подшивок, уселся поудобнее и стал поднимать сверху по одной.

– Итак, сначала. 198 год от провозглашения Веркинджеса. Весна. Семнадцатое ди-эррах. Весь газетный лист полностью посвящен последнему событию: гибели законного короля и королевы от рук неизвестных.

– Погоди! – стряхнув неприятные раздумья, спохватился Катэль. 

Он налил чая себе и отцу, взял бумагу, книгу, чтобы положить на колени, и, удобно устроившись в кресле напротив, провел вверху первого листа горизонтальную линию. Чернила легли ровно, без капель и брызг. Хорошее перо.

– Я запишу все снова, вдруг поможет, а ты вспомнишь еще что-нибудь важное. Давай теперь сначала.

– Пиши: семнадцатое, пятого месяца, сто девяносто восьмого года. Все заметки в номере довольно бессвязные, никаких зацепок, – продиктовал Тамхас. – Есть? Хорошо. Следующий номер – двадцать четвертое того же ди-эррах. Заголовок такой: «Придворный маг совершил двойное убийство и сбежал: свидетельства выживших».

Катэль громко фыркнул, но тщательно записал заголовок к себе, сильно вжимая перо в бумагу. 

– Королевич свидетельствовал?

– Разумеется. Хотя, как авторы, указаны оба Веркинджеторика, но я знаком с манерой разговора Мирри. Она бы так не выражалась, – отозвался Тамхас, проглядывая статью. – Нравился ты ей. И она однажды написала мне, что знает всю правду, но никогда подробнее не рассказывала... Пометь: изыскать способ в ближайшие дни связаться с Мирри.