Прыжки с хромоножкой

2.5

2.5

На следующее утро выяснилось, что тряпки мне больше не нужны и я могу ходить как нормальный человек, в связи с чем почувствовал себя гораздо увереннее. Самостоятельно добрался до мастерской, дождался тощую и злючую тетку с ключами, уселся перед пяльцами и с кривой иглой в руках погрузился в размышления.

Но не надолго. Грецкий орех в этот раз попал в локоть, точно в косточку. Больно было, аж подпрыгнул. Проклятый гоблин лыбился на меня из оконного проема. Вот его мерзкая пасть уже раззявилась, чтобы изречь мне нежное приветствие, как он вздрогнул, оглянулся и исчез. Судя по хрусту - в ближайших кустах. Я же, напротив, прокрался к окну, посмотреть на причину его бегства.

Сердце забилось в горле так сильно, что едва смог вздохнуть - по аллейке шла Ганна с Павлом. Она держала его под руку и немного льнула к его боку.

Ильченко это или не Ильченко?

Я, как дурак пялился на них из окошка, а потом еще неотрывно смотрел на угол сарая, за который они свернули. И чуть не подпрыгнул, когда увидел Павла, возвращающегося обратно, но уже без тетки, страдающей дислалией.

Это шанс! Я хотел вылезти в окно, но изрядно мешал чертов сарафан, а задрать его я не решился, поскольку девочкам-подросткам, видимо, трусы не полагались совершенно. Как и обувь. По крайней мере, мне их не выдали. Пришлось высунуться из окна, и громким шёпотом несколько раз позвать: «Павел Афанасьевич!»

Он откликнулся не сразу, потом осмотрелся, отыскивая источник звука, и, наконец, остановил на мне свой взгляд. Можно даже сказать - вопросительно на меня уставился.

Как же затронуть интересующую меня тему? Не придумал ничего умнее, как спросить:

- Вы как? Вам лучше?

Но как и следовало предполагать, Павел Афанасьевич равнодушно и недоуменно отвернулся и пошел дальше. Вот, ....! Я пыхтел как разъяренный бык, скреб когтями по подоконнику, испускал глазами искры. Появившийся со стороны смородиновых зарослей пан Доктор помахал мне рукой, и я помахал ему в ответ.

- Здравствуй, Марьюшка!

- Здравствуйте, Вацлав Андросович! Далеко ли так рано собрались?

- Прогуляться. Надоело, небось, тебе целыми днями вышивать? - он поглядел на меня с интересом.

- Мне нравится, но долго сидеть спина устает, - стараюсь придать лицу самое милое выражение, на которое только способен.

- Да, - согласился он, - Гумор застаивается, соки телесные не циркулируют... - тут он озорно мне улыбнулся, - Сбежать не тянет? Составила бы мне компанию.

Признаться я хотел кивнуть, но меня остановило, во-первых, отсутствие белья, во-вторых, поставленная вчера задача быстрее закончить работу, чтобы вернуться в усадьбу, чтобы продолжить наблюдение за барским сыном.

- В другой раз. А Павел Афанасьевич стал какой-то не такой после выздоровления, - закинул я удочку.

- Да, - доктор согласно кивнул, - Более замкнутый. Но, знаешь, после такого падения, это не удивительно. Люди память целиком теряют, не то что неделя в беспамятстве... Ты вон и не падала, а два дня в себя не приходила, не знал как и помочь. Метался между вами...

Я смущенно, но искренне поблагодарил. Пан Доктор сказал: «Будь здорова, девочка», и предупредил, что заберет меня прогуляться после обеда.

В очередной раз вставая, чтобы размяться, задумался о проблеме трусов. Пришлось порыться в коробах, в поисках чего-нибудь подходящего. Нашел лоскуты и разные обрезки, резинку не нашел. Сначала вырезал из шелковой ткани два силуэта женских трусов, как я их помнил, и сшил, как мог. Полевые испытания образец не прошел. Проклятая ткань практически расползлась у меня в руках, когда я пытался натянуть трусы.

Выбрал ткань по-плотнее. Правда, она была ворсистая (возможно, бархат), и я пока резал ее весь оказался покрыт зелеными пушинками. Но опять не угадал с размером - на сей раз они оказались мне изрядно велики. И нижний шов, как оказалось, пришелся на интимное место, и очень мне мешался. В отсутствие резинки даже не смог придумать, что нужно сделать, чтобы они не падали.

После еще двух бестолковых попыток отрезал длинный кусок белого полотна и постарался сделать себе набедренную повязку, как у мальчика в мультике по Золотую антилопу. С удивлением понял, что даже на мое теперешнее тощее тело нужно около двух метров ленты шириной не менее двадцати сантиметров. Таких лоскутов не было.

Пришлось розорить новый рулон белой ткани.

Замотав на себе кое-как мой новый предмет гардероба, который я тактично назвал «дхоти», я надежно упрятал на дно сундука свои эксперименты. Вовремя. Мне как раз принесли обед: хлеб, картошку, свежий огурец. Да, а хотелось копченой колбасы.

Пан Доктор зашел, как и обещал. Я просчитывал варианты приличного спуска, но он велел сесть на подоконник, перекинуть ноги наружу и спрыгнуть. И я спрыгнул.

Воздух застрял где-то в легких, когда я почувствовал на своих боках мужские руки. Сильные, очень сильные. Ребра прочувствовали каждый палец. Сразу вспомнил, что точно также помогал убегать девчонке, с какой дружил на первом курсе. Мне стало не по себе. Впрочем, он аккуратно поставил меня на землю и жестом показал на кусты, где я прятался от чебурашки. Мы пробрались на аллею и пошли рядом. Чтобы занять руки, я перекинул через плечо косу и стал перебирать кончики волос. Стараясь избавиться от некоторой неловкости, заговорил первым, желая узнать много ли случаев с потерей сознания и тяжелым болезненным состоянием было в округе за последние две недели.

Вацлав Андросович удивился, но рассказал про бабку Аграфену, которую погрыз хряк, а рана загноилась и вызвала сильную лихорадку, конюха моего барина Демида, допившегося до такого состояния, что целые сутки лежал бревном с остекленевшими глазами, маленькую пятилетнюю Малашку с больным горлом, которая от жара была в бреду, к счастью, не долго.

Я поинтересовался, а как у них с дальнейшим поведением? Тоже менялось после болезни? Пан Доктор пожал плечами, мол, не имел счастья наблюдать за их дальнейшим поведением.