Прыжки с хромоножкой

3.9

3.9

Объемный кувшин выпитой на ночь воды обеспечил мне раннее пробуждение. Потягиваясь, отчаянно зевая наскоро оделся и вылез в окно. Марьюшкина родительница еще не встала. Как я понял, вставали с первым лучом только те, кто ухаживал за животными. В нашем же хозяйстве был лишь полисадник с огурцами и тыквой.

Добравшись до конюшни основательно продрог в своей одежке (вчера мысль о том, что поутрам даже летом бывает холодно, мне почему-то в голову не пришла). Осмотрелся, обозначил цель в виде спящего на скамейке человека. Обнаружить цель было просто: во-первых, по жуткому раскатистому храпу, во-вторых, по непередаваемому посталкогольному запаху.

В целом план, зародившийся вчера на фоне неприятностей, был прост: побеседовать со всеми пьяницами в усадьбе, да в ходе беседы назвать каждого между делом Петром Сергеевичем. Ну а что? Трижды подобный сценарий себя оправдал. Но вот некоторые нюансы мне вчера в голову не пришли.

Жалея, что не проявил должного внимания к Машкиным рассказам, думал как мне поступить. Имен всех кандидатов в историки я не запомнил, как вступить в беседу с конкретно этим храпящим дядькой я не преставлял. Можно растолкать его и назвать «Ословичем», но если в этот раз по лбу мне даст здоровенный мужик будет очень некомфортно. Пока я раздумывал, солнце поднималось. Да. Задача, однако.

Ух, чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда холодные пальцы схватили меня за предплечье. Скосил глаза - маменька проснуться изволили. В плохом настоении. На вопрос что я здесь, беспутная, делаю, эспромтом выдал:

- Да прогуляться я ходила. Гляжу - пьяный лежит, булькает как рвотой захлебывается. Хотела на бок развернуть да разбудить. Помрет же.

- Так храпит просто?

- Сейчас тоже вижу, что просто храпит. Но вдруг бы захлебнулся?

Маманя стала буквой «Ф» и очень не хорошо на меня посмотрела.

- Какая ты, Марья, странная стала. Из дитя ангельского в черта сделалась.

-Да чтож мне погулять нельзя? Весь день задницей на лавке сижу - одеревенело все. Плечи как каменные. Остеохан..... - я осекся, заметив ее округлившиеся глаза, - Остолбенела хребтина. Как стовол от вишни. Разминаться не буду - стану горбатой.

Видимо возражения были здесь не в чести. За свою пламенную речь я схлопотал кленовой веткой по заднице и ногам, благо сарафан смягчил силу ударов. После завтрака ввиде каши с кусочками окорока (вполне неплохо получилось) я был отконвоирован под присмотр злющей Пелагеи, чтобы провести очередной день в компании иголок и ниток. Впрочем надзирательница почти сразу куда-то ушла.

Все были на меня обижены за мое грубое поведение, никто со мной не разговаривал. Бесспорно это помогало духовной концентрации, но сегодня меня это расстроило. Как я уже убедился, на мужскую помощь мне рассчитывать не приходится. Как и на полумужскую в лице Хромоножки. Единственная моя надежда на возвращение - вернуть себе женское доверие и расположение, и, как следствие, относительную свободу передвижения.

Поставил себе задачу узнать как зовут всех вышивальщиц. Ушло полчаса - девицы были в неполном составе, но не очень разговорчивы. Варвара, Мария, Алена, Василиса. Ну просто в сказку попал, б...ть. Варвара-Краса длинная коса, Машенька, Аленушка, Василиса (судя по длинному носу - Премудрая), да я - Марья Искусница. Прислушиваясь к вялому утреннему разговору, сделал вывод: новостей нет.

- Хотите сказку расскажу? - восемь одинаково круглых глаз уставились на мою Марьюшку.

- Ну расскажи, - неуверенно произнесла та, которая Премудрая.

Я выдохнул и приступил: «Три девицы под окном пряли поздно вечерком...», параллельно пытаясь вспомнить годы жизни Александра Сергеевича Пушкина и понять была ли уже написана эта сказка или нет. Рассказывал я весьма выразительно, помогая себе и мимикой и руками (не зря меня зазывали в наш университетский самодеятельный театр). Сказку я знал от и до. В свое время мне не раз приходилось ее рассказывать. Увлекшись, не заметил, что аудитория пополнилась. Детвора поналипла к окну, вернулась Пелагея с тремя вышивальщицами, замерли в дверном проёме Афанасий Степанович с сыном и невысоким усатым мужичком, одетым во все черное.

Когда полупьяного Салтана уже уложили спать, я досказал про обмоченные усы и приготовился к похвалам и бурным аплодисментам.

И не дождался ни того, ни другого.

- Вижу-вижу, как вы на мой заказ все силы бросили... ну просто ни минуты свободной у работниц ваших нет... - поджав губы изрек усатый господин.

Пелагея и старый барин смотрели на меня со злым упреком, мои сотрудницы - с жалостью и недоумением, Хромоножка - как на сумасшедшую. Одни дети в окне - с восхищением и обожанием. Подозреваю, что это было у них общее впечатление вкупе со вчерашними пирожками.

- Марья, - начал барин, - Тебе велено было рушники расшивать, а ты что делаешь?

- А, рушники... - я обрадовался, что смогу оправдаться, - Ну тут без претензий - петухов я еще вчера до обеда доделала...

Павел Афанасьевич прикрыл рукой глаза, вышивальщицы охнули, дети сбежали.

Этикет, мать его...

За не уважение и саботаж рабочего процесса я был заперт в старом сарае за конюшнями. Маленьком строении без окон, но с огромными щелями между досок. Сев на скромную охапку сена и прижавшись спиной к стене, в очередной раз погрузился в печальные раздумья.

Итак, я с очевидностью осознал, что здесь моя харизма не работает. Характер почитается за дерзость, подлежащую наказанию. Будут меня пороть? Готов поспорить, что да.

И как я найду историка сидя в заперти?

Дверь скрипнула и открылась. Пришли Пелагея и толстая тетка, принесли мне крынку с водой и большой сухарь, выражая всем своим видом брезгливость и злорадство. Старшая мастерица кривя губы уведомила, что здесь я на три дня на хлебе и воде. И добавила много нелестных замечаний про мое зазнайство да испорченность, не забыла сказать также про кривую дорожку и тихий омут. Я промолчал. Хватит уже, наговорился.