Прыжки с хромоножкой

5.7

5.7

- Пневмония? Ты с ума сошёл! Все каникулы в больнице! Андрюшка - ты лопух.

И так около тридцати раз в различных вариациях. И родственники, и друзья, и коллеги из газеты, и даже Ника. Хорошо, что только по телефону. Хотя некоторые из моих родственниц вроде Жанны даже пытались прорваться в инфекционное отделение, когда постовая медсестра отказалась передать мне новогоднюю праздничную еду в больницу.

Я почти не ел, много спал. Проспал даже новогоднюю ночь, так и не загадав желания. Не зная чем себя занять начал писать сказки для Большого Казаха, как про себя называл господина Исамбаева. Шло трудно, но по мере увлечения уходила пустота в груди, и уже думал, что мои переживания были не более чем начинающимся бронхитом.

Выписали меня за пять дней до начала занятий. Отец предлагал отсидеться дома, но я упрямо попёрся в университет, желая убедиться, что антибиотики нейтрализовали мои непонятные чувства к Хромоножке. Худой, бледный, кашляющий, с синяками под глазами я валился в аудиторию. Всё как до каникул: моё место свободно, замухрышка в дальнем углу. Сердце сжалось и снова рухнуло в пустоту (курс лечения насмарку). Она тоже выглядела больной. Не удивительно, самый сезон для бронхо-лёгочных заболеваний.

Первая ко мне кинулась Жанна, она ругалась на моё безалаберное отношение к своему здоровью, а потом я охрип, отвечая на приветствия и вопросы одногруппников. Несмотря ни на что, прийти в университет было хорошей идеей. Я как вампир подпитался энергией участия и симпатии. После замкнутого больничного мира это было самое то.

И жизнь потекла как обычно. Больше внимания пришлось уделять газете, потому как теперь ещё стал выходить вкладыш, посвящённый какому-либо факультету. Перед первым выпуском, посвящённым юрфаку, мы с Никой проводили соцопрос, предлагая реципиентам угадать правильное значение разных юридических терминов типа кассация, лизинг (было весело, поступали даже предположения, что это формы интимного общения).

Прошёл месяц. С Хромоножкой мы едва общались, кивки вместо приветствия - вот и весь разговор.

Впрочем, однажды мы столкнулись, причём в самом наибуквальнейшем смысле из всех возможных. Ильченко ковыляла из библиотеки, а мы с Никой выскочили из-за угла, потому как опаздывали в редакцию на разбор полётов. Я сбил её с такой силой, что девушка отлетела бы рикошетом на пол, не схвати я её за плечи. От ощущения близости её тела меня прошило переменным током напряжением не менее чем в 2700 вольт и силой в 5 ампер, но я, в отличие от американских заключённых, приговорённых к электрическому стулу, от этого не умер. Но был очень близок к этому. Выть хотелось от того, как мне её не хватало.

Видимо я слишком сжал худенькие плечики... Хромоножка попыталась оттолкнуть меня, а Ника удивленно позвала: «Андрей!». Медленно отпустил руки, Ника подала ей упавший рюкзак. Как никогда серая и расстроенная Хромоножка не глядя на меня взяла у Ники свои вещи, улыбнулась ей одними губами и направилась в противоположную сторону на выход из здания.

Я стоял столбом и смотрел на её тощую фигуру, хромающую к гардеробу. Рыжая недовольно взяла меня за руку, как бы намекая на начавшееся заседание редколлегии, и потащила к пункту назначения. Возле читального зала я невнятно промямлил о каких-то делах и бегом бросился за Ильченко.

В результате немудрёного квеста в стиле «Догнать и Проследить» я оказался у печально знакомого сарая, дверь которого отчаянно пыталась открыть Хромоножка. Без шапочки, на распашку, она уже била кирпичом по глазку со скважиной (видимо, без практической цели, а с досады, ведь самое ужасное что она могла натворить - это забить отверстие для ключа кирпичной крошкой и сделать сарай ещё более недоступным для себя).

- Не устала? - я подошёл к ней почти в плотную.

- Ты? Ты поставил замок? - она дрожала, слёзы текли дорожками по бледным щекам.

- Я. И ты не попадёшь туда без моего разрешения, - и, предвосхищая её следующую фразу, сразу уточнил, - А его ты не получишь.

- Ненавижу тебя! - девушка ударила меня кулаком по груди, а потом ещё и ещё... Я не чувствовал боли, её истерика, её агрессия дали странный эффект: смешавшись с моей пустотой они разрослись злым и тёмным шаром.

Перехватив кисти моей беснующейся фурии, придавил её тело к двери. Не давая увернуться прижался губами к тоненькой шее, не прикрытой шарфом. Как помешанный хватал губами кожу, прищипывал зубами, цеплял языком соль от слёз. Она вертелась, не позволяя целовать себя, пришлось отпустить руки и обхватить скулы. Получив возможность меня бить она, собственно, стала меня бить... Но мне было всё равно. Я сгрёб в горсть блондинистые волосы, она всхлипнула потому как было больно и мешало вырываться, а освободившейся рукой и вовсе повел себя безобразно: залез под водолазку и лифчик грубо ощупывая грудь и чувствуя глухие отзвуки сердечного стука, процарапал по животу, расстегнул джинсы, продвинулся вниз до тонких волосиков... Глухо зарычал прямо в опухшие от моих грубостей губы, прижался к ней пахом, желая наказать за свою боль и ненужность ей...

Остановился. Отпустил. Отошёл.

Глядя как она непослушными пальцами не может справиться с пуговицей, слушая её однообразные проклятья, я думал, что был в шаге от того, чтобы изнасиловать её прямо возле университета, на морозе, возможно даже больно. Почувствовав, что Ильченко ушла, привалился к двери сарая и сполз на еле заметный под снегом порог, сдерживая глухой вой, возвращая тёмный шар обратно в пустоту внутри себя.

У всего, что произошло был только один плюс: просидев неизвестно сколько раздетым у холодной двери я опять слёг с воспалением лёгких до конца февраля, что позволило мне не видеть проклятую Хромоножку и немного смириться