Прыжки с хромоножкой

5.8

5.8

- Ты точно не пойдёшь?

- Абсолютно.

- Почему?

- Не хочу.

- Я думала мы вместе пойдём... - расстроенно протянула Ника, усиленно зазывавшая меня на очередную вечеринку, придуманную Жаннэт. Она нашла меня у расписания, где я переписывал в блокнот график занятий Катерины Афанасьевны по дореволюционной орфографии и народному творчеству. Я, не глядя на Рыжую, отрицательно покачал головой, прикидывая как спецкурс соотнесётся с тренировками по боксу. Кажется она обиделась и ушла.

- А со мной?

Юрка нарисовался у правого плеча как добрый ангел.

- А с тобой и подавно.

- Почему?

- Ты не красивый.

Добрый ангел заржал как добрый конь.

- Зря ты так, - проржавшись он опять завёл старую шарманку, - Девчонка на тебя запала. Задружил бы с ней, а? Ведь она классная!

- Если так нравится - задружи сам и не пускай слюни на философичку.

- Нарываешься... - предупредил Юрка, - И надо полагать твое чёрствое сердце занято?

Врать другу, конечно не хорошо, но и делиться желания не было. Поэтому я просто промолчал.

- Ну скажи кто?

- Кто.

- Ты очень бессовестный, я с тобой всегда делюсь... Хотя если напрячь мозг... - он загадочно замолчал.

- Ну? - аж прям заинтересовал.

- Жанка тебя на коленях перед одной особой видела.

- И?

- И я, разумеется не поверил. Очень уж особая особа, отмёл этот вариант сразу.

- И напрасно, - подвел итог беседе, хлопнув по плечу офигевшего друга, и направился к Бушке записываться на спецкурсы.

После того случая у сарая я стал избегать Хромоножку насколько это возможно, не оборачивался назад на лекциях, хотя чувствовал её присутствие своей спиной. Не искал глазами в толпе у аудиторий и по пути домой, пока однажды в муторный пасмурный сонный день она сама не нашла меня.

Лекции уже закончились, я и ещё пять бедолаг с разных факультетов, заваливших тесты по логике, стояли возле кафедры в ожидании препода с листками, заполненными переделанными тестами. Раздолбай-историк, две симпатичных экономички, толстощёкий очкастый юрист с такой же пухлой сестрой с филологического (не с нашей группы). Юрист, печально глядя на нас, пытался вывести следствие из посылок «Каждый квадрат круглый. Все квадраты красные».

- Значит ли это, что у квадрата нет углов, если он круглый? Или углы есть, но они круглые? Или у него нет углов, потому как он круглый, несмотря на то что квадрат? Не препятствует ли это быть ещё и красным? Что является правильным ответом: «бывают круглые красные углы» или «бывают квадраты с круглыми углами»? Или же «углы и квадраты - круглые и красные»? Кто-нибудь может дать гарантии, что здесь точно есть логика?

Историк безудержно хохотал, остальные (включая меня) сдержанно улыбались.

- В условии не было посылок про углы, значит вывод о их свойствах делать нельзя.

Хромоножка в своей серенькой мокрой от снега курточке стояла в метре от меня, скосив глаза на дверь кафедры. Очкарик посмотрел на неё как на божьего вестника.

- Значит «д», «ни один из перечисленных»?

Дождавшись утвердительного кивка, вытер ладонью пот со лба и стал править буквы в ответах.

- А вот ещё: «Некоторые люди - европейцы. Европейцы имеют три ноги»? - начал было увидевший спасение юрист, но Ильченко не стала дальше слушать.

- Андрей, - она смотрела куда угодно только не на меня.

- Слушаю, - с любопытством наблюдал как она ёжится под взглядами пяти незнакомых человек. Что же привело тебя, хромоногая злыдня?

- Можно с тобой поговорить? - бедненькая, она даже взглатывала тяжело, жалкое зрелище.

- Говори, - пожал плечами, добавив в голос побольше равнодушия.

Уголки её губ опустились вниз, будто она собиралась заплакать, на секунду прикрыла веки, вздохнула и посмотрела прямо мне в глаза.

- Ослович вернулся.

Давление скакнуло до небес. Я дёрнулся вперёд и схватил девушку за плечи, не давая пошевелиться. В неопределённых серо-жёлто-карих глазах был испуг.

- Когда? Где он?

- Возле ... там... ну там... - она бессвязно лепетала местоимённые наречия, но я прекрасно понимал о чём речь.

Впихнув толстушке свой лист с тестами, я потащил Хромоножку к выходу из здания.

- Куртку одень, - она стукнула меня кулаком в плечо. Не останавливаясь я прошипел:

- Правильно говорить «надень», - но счел разумным вернуться к гардеробу. Через пять минут волок постоянно поскальзывающуюся девушку к проклятому сараю, не слушая её жалобы и ругань.

- Ох...ть, - это всё что я смог сказать, увидев Ословича.

Картина в ранних сумерках впечатляла. Дверь сарая была приоткрыта, историк лежал до пояса в сарае, после пояса в снегу. Основательно в снегу, потому как обильный мокрый снег скрыл его всего, кроме русой с проседью бородки и растопыренной кисти.

- Да отпусти же меня! - Ильченко дёргалась, пытаясь освободиться от моей жёсткой хватки, но я впал в ступор и конечности мои оцепенели, впрочем укус за руку привёл меня в чувство. Я моргнул, отпустил девушку и поспешил к преподу.

Распахнул шире дверь сарая и с большим трудом втащил Ословича в предбанник, усадив спиной об стену. Пульс? Дыхание?

- Подсвети!

Влада включила фонарик на телефоне, и мы смогли убедиться, что историк жив, но плох. Я минут десять растирал ему уши и ладони, хлопал по щекам пока он, наконец-то, не открыл глаза. Ну как открыл... поднял веки на пару миллиметров, так что в луче света блеснули зрачки.

- Пётр Сергеевич, вы меня слышите? - тот хрипнул в ответ.

- Вызвать скорую?

- Он не хочет, - заметила Ильченко, проанализировав странные движения шеей нашего малоподвижного потерпевшего. Во внутреннем дверном проёме тускло меркла подгжужка.