Прыжки с хромоножкой

5.12

5.12

Утром я спешил перехватить свою девушку перед выходом в университет. Успел. Она стояла у подъезда в компании Рыжей Ники и выглядела странно напряжённой.

- Привет, - Рыжая поманила меня рукой, предлагая дополнить их компанию.

Не счел возможным отказаться. Приблизившись приобнял Хромоножку за талию и поздоровался.

- Наслышена о вчерашнем. Поздравляю, - начала Ника вполне доброжелательно.

- Спасибо,- улыбнулся так, что чуть не застудил холодным весенним воздухом миндалины.

- Была удивлена. Ты же знаешь как я к тебе отношусь, - тут она неприязнено окинула взглядом Ильченко, - И была уверена, что знаю как к тебе относится она... Вот, например, вчера она рассказала мне много интересного.

- Она такая, много чего интересного знает, - предчувствуя неладное попытался всё свести на шутку.

- Угу, - согласилась Ника, - Но, Андрей, мы с тобой друзья, и я хотела, чтобы ты знал. Вчера я советовалась с Владой по поводу наших с тобой отношений, и она мне недвусмысленно сказала, что ты ей как мужчина ненравишься совершенно. И что ты похож на женщину, и характер у тебя женский. И как ты целуешься ей не нравится, и...

- Я понял, - легкомысленно улыбнувшись прервал оглашение неприятного списка, краем глаза отмечая как сникла Хромоножка (но не скрою - резануло), - Ничуть не сомневаюсь. Однако мило беседуя рискуем опоздать на пары. Пойдём, Славик. Пока, Ника.

Рыжая фыркнула и осталась стоять на месте. Я же перехватил ладошку Ильченко и повёл в универ.

- Андрей, - позвала она, когда мы прошли рябины и розовый дом остался позади, - Ты сердишься?

- Нет, - почти не соврал я.

- Но обиделся?

- Само собой.

Она выдернула руку и застыла посреди дороги.

- Мы расстаёмся?

Я тоже остановился и очень сердито посмотрел на неё.

- Опять?

- Ты не простишь меня? - серые с жёлто-карими лучиками глаза смотрели на меня больше утверждая, чем спрашивая, со странной смесью отчаяния и обречённости.

- Так, Славик, - решил, что всю эту хрень нужно пресекать на корню, - Что ты там наговорила Нике или ещё там кому-то никак не повлияет на моё отношение к тебе. Это твоё право жаловаться и выражать недовольство мной. С поцелуями, я надеюсь, мы дело поправим, но, в целом, конечно, жаль, что ты так обо мне думаешь.

- Я так не думаю, - она встрепенулась и схватила меня за руку, но увидев мои сузившиеся недовольные глаза, пояснила, - Не в смысле, что не поправим... В смысле, я со зла ей наговорила, чтобы она не догадалась...

- О чём? - спросил строго, но улыбка расползалась сама собой.

- Ты сам понял... - попыталась она увильнуть, зарываясь носом в мою куртку.

- Да нет уж, давай разберёмся. Про своё женское лицо я уже не первый раз слышу.

Но она лишь вздохнула и теснее прижалась, с одной стороны вроде бы и давая понять, что я гораздо приятнее, чем она оповестила общественность, а с другой стороны, всё же намекая, что любое словесное признание выжать из неё трудно. Как бы нужно догадываться самостоятельно.

- Я нравлюсь тебе? Внешне? Как мужчина? Ну хоть кивни...

Надо же, кивнула. ОК, пусть хоть так.

- И у меня действительно девчачье лицо?

Тычок под рёбра. Будем думать, что это «нет».

- И тебе нравится со мной целоваться? Нет, здесь молчаливое согласие не прокатит. Я хочу доказательств. Проверенных, надёжных...

Она поняла меня. И на пары мы всё ж таки немного опоздали.

И зря. Ослович нагонял программу и рвал всех в клочья. Мы, взъерошенные, влетевшие в аудиторию прямо в верхней одежде, убедились в этом в числе первых.

Как выяснилось, занятия проходили сразу у нескольких групп. Сегодня историк сбил в одну кучу и филологов и юристов. Мест не было от слова «совсем». Отчитав нас за нарушение дисциплины, вскользь намекнув, что надо больше уделять внимание учёбе, чем друг другу, а также обратив внимание слушателей на наше явление в куртках и нарушение этикета, а также на прямую пропорциональную зависимость должного поведения и шансов хорошо сдать экзамен, наконец, позволил включиться в прослушивание лекции.

Юрка помахал рукой, привлекая моё внимание. Мы двинулись на зов. Мой друг любезно уступил Славке стул, а мы простояли у стенки, конспектируя на весу два академических часа под насмешки Ословича. Историк откровенно начинал бесить.

Этим дело не закончилось. После занятий он вызвал нас двоих на кафедру, где, не стесняясь присутствия других преподов, устроил разнос нашим статьям, выдавая различные глумливые комментарии по поводу и без. Так не обошёл он то обстоятельство, что каждый из нас предоставил на конкурс по две работы, обсмеял наше соавторство, намекая, что соавтор соавтора - это категория из разряда нелепиц. Ещё сказал, что у Ильченко статья бесспорно лучше, но из-за того, что она с увечьем являться с ней на международные конференции будет некомильфо.

Скрипя зубами дослушав до этого момента, как можно вежливее сказал, что нам жаль было его разочаровать, но более не смеем надоедать ему никаким образом, положил на стол второй ключ от сарая и утащил бледную Хромоножку на свежий воздух. Она держалась, но оказавшись в дали от людей всё-таки расплакалась. Ругал дурака-историка, прижимал, гладил - утешал как мог. Посылал к чёрту и журнал, и гжужку с подгжужкой, говорил, что вся эта ерунда была нужна лишь для одного - чтобы мы были вместе, что мы сами достигнем всего чего захотим безо всяких там Ослов Петровичей... Постепенно она успокоилась, приласкалась, чем очень меня порадовала. Заключительным аккордом утешительной речи сказал, что испытал искушение показать историку свой хук левой. Так разговор плавно перетёк на спорт.

Вспомнив Хромоножкины побеги из окна тётиной квартиры, поинтересовался чем занималась раньше. Запоздало мысленно стукнул себя по лбу, когда она прикусила губу и уткнулась взглядом в дорогу. Уже собрался извиняться, как она ответила: