Прыжок

Прыжок

Когда очередная душа подошла к обрыву, я уже был там. Я ждал. Вообще-то, я жду их всех с такой преданностью, которой позавидует любой пёс.

Она не удивилась мне, лишь слегка вздрогнула, спросила:

–Вы здесь?

Я кивнул. Как мне не быть здесь? Это мой прямой участок работы. Если уйду, отклонюсь, по голове не погладят, снесут сразу и будут правы.

Душонка кивнула, подошла к самому краю, взглянула вверх – над нами белело бесконечное холодное небо, взглянула вниз – над нами пылала пропасть.

–Куда желаете? – спросил я, раскрывая свою регистрационную книгу. Заодно отметил, что разлинованная страница подходит к концу, эх, больше всего не люблю снова расчерчивать. Эти ровные столбики сводят меня с ума! В первом столбце – время прибытия, во втором – имя при жизни, в третьем – заслуги и особые отметки, в четвёртом – грехи, в пятом – время отбытия, в шестом – направление. Шесть столбцов – это всё, что остаётся у меня записано о каждой душе. Шесть столбцов, которые никто у меня никогда не проверяет. Шесть столбцов, которые я заполняю не то для бога, не то для дьявола.

Она молчала, видимо, ещё колебалась. Ну и зачем, спрашивается, приходить сюда, если ты ещё не решила? Или ты думаешь, что я подскажу? Я не подскажу. Конечно, при неправильном ответе тебя те и другие сами перенаправят друг к другу, но тут шутка в другом – в собственной честности, чего ты больше заслуживаешь: Царства Небесного или Царства Подземного? И эта честность определяет многое.

Я знавал одного апостола, который бросился сломя голову вниз, считая себя грешником. Подземное Царство разъярилось на это, Люцифер написал оскорбительнейшее письмо наверх, мол, не подбрасывайте нам своих! И вернул этого апостола вверха. А там, вверху, возник спор. Апостол утверждал, что не все грехи искупил, при этом архангел убеждал апостола, что ему пора в Небесное, и только в Небесное. Говорят, дошло до вмешательства Владыки. Но мне нет дела. У меня записано всё точно и ясно – прыгнул вниз. Ну и ладно – попутного ветра.

–Вверх или вниз? – я не мог устать ждать, потому что устают лишь те, кто привязан к времени или кто связан с ним равной, братской связью. Устают люди – они смертны, и время покровительствует им. Устают ангелы, демоны, черти, нечисть – они вне времени, но рядом с ним. А я ко времени не отношусь, я возник вместе с Владыкой, с Подземным, Небесным и Людским Царством одновременно, возник не божьему плану, не по замыслу, а по какой-то случайности или чьему-то более могучему велению. И меня ко времени не привязали. Я пришёл из Ничего, пришёл как есть сейчас – в серо-синем плаще и босой, одновременно прекрасен и уродлив; появился здесь, у этого обрыва с полным осознанием своего долга, небольшим столом-конторкой, стулом, толстой, не имеющей конца книгой, непересыхаемыми чернилами и незатупляющимся пером. Жаловаться не на что, разве что на книгу, которую приходится расчерчивать вручную по чьему-то опять же замыслу, который возник у меня образом и показал, как должна выглядеть каждая страница…

–А…где мне лучше? – дрогнула душонка, опасливо глядя в небо и вниз.

Я промолчал. Это не мне решать. Это должен решить сам человек. Это великая тайна, но как и все великие тайны, она проста – каждый человек сам влияет на свою посмертную жизнь. Если не определено высшей силой назначения вроде апостола или сына небесного, то точно сам. Конечно, высшая сила даёт свой решающий ответ, но и от ответа душонки она не отказывается. Иной раз, когда равны два царства во власти над душой, только душа может решить, где ей быть.

И как показывает моя практика, большая часть душ неплоха, и рвётся к наказанию, вниз. Впервые это было с Каином. Силы ждали решения – его ожидал суд, но он даже не думал, что заслуживает оправдания, и бросился в огненную пропасть в исступлении. Насколько я знаю, после долгих хлопот и прошений его брата – мёртвого Авеля, Каина призвали в Небесное Царство и возвестили ему о прощении. Но что ему было прощение Небесного Царства, если душа Каина сама себя не простила? Он ушёл обратно в темноту, считая её справедливой для себя.

Лишь раз на моей бесконечной памяти оба Царства отказались от души. Кажется, его звали при жизни Иудой, и совершил при жизни предательство, но предательство было, говорят, необходимым для того, чтобы пришёл и свершился бог… словом, Небесное Царство не приняло его, не желало связываться и объяснять своим душам и воинам, что эта душа делает с ними в одном строю. А Подземное Царство не взяло его, потому что преступник способствовал распространению божьего слова. Говорят и то, что сейчас, по сей день, шатается душа этого человека по земле.

Но мне нет до этого дела. Я просто записываю.

–Если вы не решили, то отходите, не задерживайте очередь, – мне равнодушно. И наплевать, что решать решит эта или другая душа. я не смотрю в мир людей, мне неведом мир ангелов и мир демонов. Я стою здесь, не зная, что значит это «здесь», на точке схождения трёх миров, на обрыве.

Душа кивнула и, немного помедлив, всё-таки приблизилась к обрыву.

Я удовлетворённо кивнул – решилась, хорошо. Моё перо тотчас само стало выводить пять столбцов. Тоже ещё одна мелкая недоработка. Если уж выводит оно, знает откуда-то все данные, то почему не может записать и шестое – направление? Я не жалуюсь, мне не чему жаловаться. Я просто не понимаю. И за всю мою вечность никто не может мне этого объяснить.

Душа тем временем глубоко вдохнула этот неживой воздух и прыгнула…вверх. Небо дрогнуло, я на миг увидел мелькнувшие золотом полупрозрачные врата Небесного Царства – главный вход для душ, всякие демоны и ангелы ходят служебным. И врата закрылись, принимая.

–Следующий! – подозвал я и ко мне приблизилась очередная душа. Взглянула на меня безумными, полухмельными, при жизни мужскими глазами, видимо, только прибыла…

–Определились?

–Это…а можно как-то…– душа заминалась, хотела попросить, но едва ли просьба этой души меня удивила бы. Что они просят, если решаются? Замолвить словечко перед богом, подсказать решение или вернуть к жизни. И все эти три пункта не в моей власти. Я не общаюсь с богом и ни разу его не видел. Я не могу подсказать решение – это в мой долг не входит. И вернуть к жизни я никого не могу, поскольку я не Смерть и жизни этой не отнимал.