Птичка в клетке

1 глава

— Пусти меня! — шиплю я, пытаясь вырваться из крепких мужских лап.

— А то что, матери пожалуешься? Так ты уже пыталась… Напомнить мне, что она тебе сказала?— спрашивает меня отчим, скалясь. Он знает в каком я положении и активно этим пользуется. Раньше это были простые намеки, но после того, как я решилась рассказать об этом своей матери, все стало гораздо хуже. Моя мать ни разу не встала на мою сторону. Она словно закрыла глаза на всё, что происходит в нашем доме. После моего признания она лишь усмехнулась, мол, это всё фантазии и подростковая впечатлительность. С тех пор доверие исчезло, как вода в песке. Каждый раз, когда я пыталась заговорить с ней о моей ситуации, натыкалась на стену непонимания и упрёков.

— Я буду кричать! Думаешь меня никто из гостей не услышит?— решилась я, но тут мою щеку обжигает пощечина.

— Только попробуй! Забыла кто в доме хозяин, так я напомню тебе ночью. Готовься!

Моя щека горит от пощечины, но боль быстро уступает место леденящему страху, который заполняет каждую клеточку моего тела. Гости внизу смеются и продолжают праздновать, ничто не выдает, что за этой дверью происходит. Я не могу найти в себе силы, чтобы выкрикнуть слова помощи, которые все равно, возможно, утонут в шуме вечеринки. Отчаяние охватывает меня, и я чувствую себя полностью беспомощной между хищными взглядами отчима и холодным безразличием мира за пределами этой комнаты.

Я отступаю назад, стараясь не давать ему повода для дальнейшего насилия. В голове рой мыслей, но ни одна из них не приносит утешения. Я думаю о разбитом доверии к матери, которая должна была стать моей защитой и опорой. Вместо этого я вижу её в воспоминаниях, как она отмахивается от моих слов, словно от надоедливой мухи, убедив себя, что её выбор в мужчине был правильным, даже когда это разрушает её дочь.

Обнимая себя руками, я отступаю в угол, как запертый зверёк в ловушке, втайне надеясь, что может быть сегодня ночь пройдет без его дальнейших поползновений. Возможно, во мне ещё теплится надежда. Но отчим уходит, оставляя после себя обещание приближающейся угрозы, и я остаюсь одна среди разломанного мира моей жизни, где никто и ничто не кажется надежным.

Как же так все вышло, где мы свернули не туда?

Моей матери тридцать пять лет. Да, родила она меня слегка рановато, но что случилось, то случилось. На самом деле я благодарна ей за то, что она не сделала аборт в то время, когда ее на сносях бросил мой биологический отец. Просто мужик побоялся ответственности и сгинул в закат. Обычная история, как и у многих, но дело в том, что ради этого мудака мама отказалась от многого. От учебы, от начинающей карьеры модели и даже от родителей. Она так была в него слепо влюблена, что напрочь забыла о себе и как итог — мать одиночка в семнадцать лет. Красота! После такой фатальной ошибки, родительница попыталась вернуться в отчий дом, но, к несчастью, бабушка с дедушкой попали в автокатастрофу и мы остались одни. Благо, что квартира по наследству осталась в центре города, но этого ничтожно мало, когда на руках грудной ребенок.

Жить становилось все труднее. Маме пришлось бросить мечты о высшем образовании и карьере модели, чтобы обеспечивать меня и себя. Она устроилась на несколько работ сразу, чтобы как-то свести концы с концами: днем — секретарем в бюро, ночью — официанткой в кофейне. Каждая заработанная копейка уходила на оплату коммунальных услуг и покупку самого необходимого. Но даже в такие тяжелые времена мама никогда не жаловалась и всегда находила в себе силы улыбаться.

Я росла, видя, как ей тяжело, и с самого детства старалась помочь, как только могла. Наверняка поэтому я рано повзрослела. Несмотря на все сложности, мама старалась дать мне всё необходимое. Она поддерживала мой интерес к учебе, покупала в рассрочку книги, которые я так любила, и часто повторяла, что образование — это единственный ключ к лучшему будущему. Такая поддержка была для меня самым ценным подарком. До момента пока в наш идеальный выстроенный мир не ворвался Данцкой Владимир Григорьевич. Мама тут же влюбилась в него с первого взгляда и я была рада за нее. За шестнадцать лет она заслужила стать счастливой.

Однако счастье продлилось недолго. Мужчина сначала казался идеальным: внимательный, заботливый и обаятельный. Он подарил маме ту самую недостающую поддержку и внимание, которых ей так не хватало на протяжении всех этих лет. Я видела, как она расцветала рядом с ним, и не могла не радоваться её счастью. Буквально через три месяца они расписались. Мама не захотела пышной свадьбы, а отчим особо не настаивал, так прошло ещё пару месяцев. Но вскоре за этим красивым фасадом начали проступать трещины. Появились первые отголоски недовольства и тонкие, едва уловимые намёки на нечто более тёмное.

Со временем отношения Владимира и моей мамы стали меняться. Он всё чаще позволял себе грубые замечания, а иногда и вовсе терял над собой контроль. Редкие ссоры превращались в бурные скандалы, и я, прячась в своей комнате, старалась делать вид, что ничего не слышу. Моя мама, словно ослеплённая любовью, не замечала его настоящей натуры или, возможно, предпочитала её не замечать. Она возлагала на него все свои надежды и верила, что он — её единственный шанс на счастье.

Я же, напротив, становилась всё более настороженной. Каждый его мимолётный взгляд или слово могли запустить в голове сотни тревожных мыслей. Владимир Григорьевич всё сильнее пытался взять под контроль меня и мою жизнь. Он давал непрошеные советы и стремился решать, что для меня будет лучше, как будто я была вовсе не живым человеком, а вещью, входящей в его новую жизнь. И, пожалуй, самое страшное было осознавать, что мамино счастье превратилось в клетку, в которую она добровольно согласилась войти. А после начался мой персональный ад.

Я заметила, как Владимир Григорьевич начинал задерживаться возле меня чуть дольше, чем это было уместно. Его взгляды стали настойчивыми, комплименты — более откровенными, а прикосновения — навязчивыми. Это становилось пыткой, которую я не могла долго терпеть. Я была уверена, что если расскажу маме, то она мигом прекратит все это безобразие, но каково было мое удивление, когда меня обвинили в зависти ее счастью.