Пусть это будет зваться любовью

Пусть это будет зваться любовью

Пролог

В сером свете раннего утра хрупкий, нескладный мальчишка толкал по узкой, неровной улочке громоздкую тележку с глиняными горшками. Жилы на худых руках сильно напряжены, а дыхание сделалось неглубоким и частым. Смотрел себе под ноги, лицо скрывала длинная челка. Несколько пепельно-серых локонов прилипло к влажному лбу. Нижняя губа казалась припухшей.

Благодаря мешковатой одежде, он выглядел несуразно и оттого немного забавно, но даже сейчас притягивали внимание правильные черты лица – годам к семнадцати должен был стать красавчиком.

Наконец, он устал настолько, что решил отдохнуть, осторожно размял плечи, будто боялся сломать их. В этот момент рубашка, слишком свободная для него, спала, открыв белое плечо, основательно разукрашенное синяками.

Бедняга испуганно вздрогнул и поспешил поправить одежду. В глубоких, серых глазах отразился страх, а может быть и стыд.

Услышав шаги, он втянул голову в плечи – навстречу шла старая цыганка. Пучок нечесаных черных волос и рваные юбки развевались от быстрого шага; темная кожа испещрена морщинами; желтоватые белки глаз и безумный взгляд придавали ей сходство с жадным хищным зверем.

 «Если бы не тележка, я убежал бы, но…» – Мальчик затаил дыхание, ему запрещено говорить с цыганами. Старуха подходила все ближе.

Представил, как ему достанется, если горшки украдут, но стараясь не выказывать испуга, прижался спиной к деревянной ручке тележки.

– Да, ты никак боишься меня! – Она рассмеялась странным булькающим смехом. – Тебе не меня надо бояться, Повелитель смерти… а костра инквизиции и самого себя.

– Оставьте меня в покое. Вы больны. – Тонкие брови изогнулись, превратив его лицо в гримасу страдания и отвращения. Слова этой сумасшедшей пугали, но грубить ей он не мог – не умел.

– Вильям! В первый раз слышишь кто ты такой?.. Бросай-ка свои горшки и беги из города, господин. Пока можешь. Скоро ты убьешь священника и всей своей душой полюбишь огненного демона. Присягнешь ей на верность и будешь называть своей королевой. Ты бледнеешь?.. Ты не веришь мне?..

Вильям, неприятно удивленный тем, что безумная старуха знает его имя, непроизвольно отодвинулся к стене.

Солнце начало подниматься, окрашивая алым край неба. Луч скользнул по его волосам и по прядям тут же заиграли серебряные блики.

Бледная, без единой веснушки или покраснения, кожа, в ярком свете казалась прекрасной, а глаза – две мраморно-серых бездны стали лучистыми и светлыми.

На несколько мгновений нескладный хрупкий мальчишка стал похож на ангела.

Глава 1

С памятной встречи прошло несколько месяцев. Вспоминать о таком событии неприятно и Вильям старался не делать этого. Несколько раз снилось, будто он стоит, преклонив колено перед красивой женщиной, сила которой, пусть и не видимая глазу, все же давила на сознание. Видения поражали своей ясностью – он чувствовал тяжесть меча, переброшенного через плечо, как колчан со стрелами; длинный черный плащ казался осязаемо теплым.

Каждый раз в таких снах появлялись новые детали. Иногда лицо женщины скрыто капюшоном, и видны лишь огненно-рыжие волосы. То вдруг она смотрела в упор ледяным взглядом, лишающим разума и воли. В черных, как бездонные пропасти, зрачках Вильям видел лишь свое отражение. Прекрасная улыбка выражала спокойный, деловой интерес. Как будто он был лошадью в забеге, на которую поставили большую сумму денег. Это ощущение причиняло боль – сходную с унижением. Гордость была глубоко задета, но незнакомое чувство мешало уйти.

Рядом с этим существом, в каждой черте которого читалось могущество, Вильяму было хорошо. Он был согласен находиться у ее ног, никогда не пытаясь выпрямиться. Готов был служить, выполнять любые приказы… и ненавидел себя за это.

Щеки пылали, как от удара, а сердце билось быстрее. После пробуждения долго не мог изгнать из памяти этот образ.

А в других снах Вильям видел, как его сжигали на костре. И несчастный гадал: что же страшнее – костер или служение демону?..

***

Наступила долгожданная весна и лютый холод уступил место грязи и слякоти.

Когда Вильям добрался домой, вечернее небо приобрело прозрачный темно-синий оттенок. Короткие весенние сумерки закончились; лужи покрылись тонкой коркой льда.

Он продрог до костей, мучительно хотелось согреться. Лучшим решением ему показалось забиться в угол рядом с огромной печью в мастерской. Никто ведь не войдет туда в субботу вечером – подмастерья разошлись по домам, старшие братья тоже отдыхают.

Отец вспомнит о нем лишь через несколько часов, а потому Вильям уже представил теплую печь, оранжевые искры, вспыхивающие в груде пепла.