Пустой Дом

Первые последствия

  Шаркая ногами, я едва поспевала за широкой спиной отца, боясь выглянуть из-за нее, или просто идти рядом с ним. Мне хотелось спрятаться от всего внешнего мира, спрятаться от любопытных взглядов, которыми нас провожали. Я упорно продолжала смотреть на кроссовки, считала шаги, чтобы хоть как-то отвлечься от позорного шествия по коридору участка. Осуждение, витавшее в воздухе давило на грудную клетку, как разряженный горный воздух. Мне было трудно вздохнуть. Я не знала, куда себя деть, в какую нору забиться, чтобы избавиться от всепоглощающего, жгучего стыда.

  Вот я и дома. Я же так сильно мечтала приехать в родной городок и встретиться с друзьями, увидеть родителей, знакомых, весело провести время. И что теперь? Каникулы превратились в срок отбывания, и от осознавания того, что пытка завершится только через два месяца, хотелось выть волком. Хотелось кричать в голос и бить себя руками по голове, в надежде на то, что физическая боль заглушит эмоциональную.

   Я чувствовала себя последней тварью, и кроме того, теперь все знали это. Что я и есть последняя тварь. Лицемерная, паскудная тварь. Еще утром все было хорошо, еще утром я видела Брайана в магазине и даже улыбалась ему. А после ворвалась в его дом и разбила все, перевернула все кверху дном. От воспоминаний о том, что сейчас творится на первом этаже его дома, я зажмуриваю глаза, морщась от острого укола в сердце.

  Отец останавливается, и, не увидев этого, я по инерции налетаю на его спину. Почему он стоит? Господи, папа давай просто уйдем из этого места. Умоляю тебя, отвези меня домой. Прошу. Но все слезные мольбы остаются несказанными, я не решаюсь открыть рот и произнести это вслух.

  — Здравствуйте, — сильный голос отца доносится до меня как из-под толщи воды и я медленно поднимаю голову, чтобы увидеть с кем он говорит.

  От пищевода до кишок все скручивается от боли, словно кто-то поднес к моим потрохам зажигалку. Дыхание замирает на вздохе и в голове громко стучит церковный колокол. Бум. И все звуки исчезают, все становится размытым. А ноги моментально становятся слабыми, способными погнуться под тяжестью моей вины. Я не могу отвести взгляд с Брайана Уайта, не могу моргнуть, не могу прийти в себя. Мужчина не смотрит на меня, и в этом мое спасение, ведь если бы хоть на долю секунды его взгляд мазнул по мне, мое сердце бы разорвалось напополам. Высокий, почти под два метра, одетый в черную рубашку и черные штаны, он возвышался надо мной как обвинитель на заседании суда. Его карие глаза были обращены к отцу, лицо расслабленно, без лишних эмоций, если не считать тяжелых мешков под глазами, придававших его выражению толику усталости.

  — Здравствуйте, мистер Дэвис, — звучит голос с хрипотцой. В его речи так же нет эмоций, она пресная, лишенная окраски. Он не хочет с нами говорить. Его опущенные плечи и каменное выражение лица красноречиво говорят об этом.

   — Я пришлю Вам чек сегодня же, можете быть в этом уверенными, — удивленно перевожу взгляд на отца, все больше поражаясь его выдержке и умению правильно вести себя в таких ситуациях. Строго по делу, ровно так, как надо. — Извиняться, наверное, бесполезно, но, все же, я могу Вас заверить в том, что произошедшее этой ночью никак не отражает отношение моей семьи к Вам. В этой выходке нет ничего личного, и мне, правда, жаль, что такое случилось в Вашем доме.

  — Мне тоже жаль, — устало выдыхает Брайан, скрещивая руки перед собой, и плавно переносит взгляд на меня. Кожа лица тут же начинает гореть и становиться неимоверно душно. — Жду завтра в десять, Аманда, — мое имя он произносит с паузами, отчеканивая каждый слог. — Надеюсь, что убираешься ты так же хорошо, как и громишь все вокруг.

  Хоть его лицо ничего и не говорило, глаза мужчины кричали о его ненависти к каждому из нас. Он не показывал это мимикой, не язвил словами, не убегал от разговора и не напрашивался на скандал. Ему было достаточно посмотреть на меня, и я все поняла. В его глазах не было ничего кроме лютой злобы и презрения.

   — Ну и нахуевертила же ты делов, — произносит отец, как только я пристегиваю ремень, и машина трогается с места. — Твоя мать вне себя от ярости, я даже не знаю, что она сейчас нам устроит. Ох, и визжать же она будет, — мужчина раздраженно цокает языком и смотрит в зеркало заднего вида, — а вон и обиженный наш. Я с удивлением и растерянностью оборачиваюсь назад и вижу следующую за нами чёрную машину. — Видимо, он сейчас будет сталкивать нас с трассы, как в тех боевиках. Бам-бам-бам, — веселый настрой отца мне до конца непонятен, но, может, он просто хочет разрядить ситуацию? — Его «Бьюик» нам ничего не сделает, не на тех напал, — мужчина задорно подмигивает, и мы сворачиваем на нашу улицу, а блестящий седан, следующий за нами, поворачивает налево, поднимая за собой столбы пыли.

 — Пап?

 — Что? — не отрываясь от дороги, спрашивает мужчина.

 — Ты на меня не сердишься?

  — Я? А что мне на тебя сердиться. Деньги я ему отдам, не великая сумма. Это не конец света. Во всем можно найти и положительные стороны.

 — Да? — скептически спрашиваю я, внутренне содрогаясь от предстоящей встречи с матерью. — И что хорошего в том, что я сделала?

  — Ну, теперь не я главный злодей в семье, — отец поворачивается ко мне с улыбкой, и настроение, и так безвозвратно испорченное, падает камнем вниз.

   Я ведь всего на несколько минут подумала, что у меня еще есть опора и сопереживающий человек. Но нет, нелепые надежды снова разбиваются о стену безразличия и личной выгоды.

  — Ясно, — коротко отвечаю я, отворачиваясь к окну.