Пустой Дом

Проклятый "Ричард Третий"

  Новости в нашем маленьком городке подобны «стрелке» на капроновых колготках: стоит сделать небольшую оплошность, и к концу дня все жители одиннадцати улиц будут дружно перемывать твои косточки. И, что бы ты ни делала, повлиять на ситуацию уже невозможно. Цепная реакция запущена, свободные электроды выпущены на орбиту.

  Такая уж особенность провинциальных городков – все друг друга знают, все знают друг о друге многое, если не всё. Жизнь в таких городках однообразна и скучна, и, когда происходит что-то из ряда вон выходящее, население быстро накрывает волна сплетен и пересудов. О тебе говорят на каждом углу, каждый знает, что ты сделала. Молодые мамочки говорят о тебе во время прогулки в парке: стараясь держаться тени, они тихонечко перешептываются, боясь разбудить заснувших в колясках младенцев, эмоционально жестикулируют руками и нелепо вытаращивают глаза, при обнаружении новых, шокирующих подробностей. Более зрелые дамы с осуждением разбирают твое поведение на одной из встреч книжного клуба, попутно попивая свежезаваренный чай, добавляя в кружку пару ложек странной настойки из плоской металлической фляжки, которую, несомненно, принесла Дороти Джонс – старший повар в местном ресторанчике, более известная как главная любительница добавлять алкоголь во все съедобные продукты. Жители почтенного возраста, собравшись в солнечный выходной день на самой большой лужайке в городском парке для проведения очередной игры в шахматы, тоже затронут ситуацию, в которой ты оказалась. Неодобрительно качая головой, они сойдутся во мнении, что всему виной недостаточное воспитание девочки и невнимательность ее родителей, и, конечно же, будут заверять друг друга, что в их семьях такого никогда не произойдет. Мужчины не останутся в стороне: в полупьяной компании, за огромной стеклянной кружкой пива, которую сложно удержать в руке из-за ее веса, в курильном помещение в офисном центре, в автосервисе и в спортивном баре – ты будешь невидимым гостем среди них. Но сильному полу твоя личность не так важна, они лишь в очередной раз просклоняют имя Уайтов, порадуются новым проблемам их единственного наследника, но даже не смогут вспомнить имя той, по чьей вине эти неприятности у него начались. А вот для подростков тихого местечка ты станешь героем дня, сенсацией недели. Они будут говорить о тебе при каждом удобном моменте, а когда случайно встретят на улицах города, то, пихнув друг друга в бока, пройдут мимо, еле сдерживая улыбки, и прыснут от смеха прямо за твоей спиной. И еще они будут смотреть. Смотреть изучающе, с вызовом, с укором, с пониманием, с равнодушием, со злостью. Но, поверь мне, все они будут смотреть на тебя. Постоянно.

  И самое главное, попав в такую ситуацию, тебе нужно соблюдать всего два правила: быть максимально тихой и незаметной и покорно ждать того дня, когда интерес к твоей персоне начнет падать как цены после Рождества. И я ждала. Старалась не светить своим знаменитым лицом в общественных местах, одевалась неприметно и не давала поводов для дальнейших пересудов. Мне повезло: наша семья была на хорошем счету в городе, и никто из горожан не высказывал своего мнения мне в лицо, никто не задавал вопросов. Все мило улыбались и кивали головой при встрече, а потом перешептывались между собой, стоило мне отойти всего на пару шагов.

  Странно, но я даже не удивилась тому факту, что я стала полноправной героиней городских сплетен – ни в одной версии произошедшего мои друзья не фигурировали. В полицейском протоколе их имен не было, они не отбывали наказание в доме Уайтов, они просто были не причастны к этой истории. От такой несправедливости моя злость становилась больше и горячее с каждым днем. С каждым чертовым днем гребанной отработки. Каждое утро я просыпалась с немой просьбой к себе – просто дотерпи до вечера. Но это было не так просто. Мозгодробительные монологи мамы так и не прекращались, возможно, еще и из-за того, что воспользовавшись разгоревшимся в доме скандалом, отец ретировался с поля боя, пробормотав что-то про квартальный отчет, и теперь приходил с работы только после девяти вечера. Он считал, что сделал все возможное для дочери: из участка забрал, официально извинился перед Уайтом и даже заплатил штраф. О какой еще поддержке может идти речь? Пусть ее поддерживает мать. Ведь дочери всегда ближе к матерям, чем к отцам. Ведь так? Вот только с матерью мы никогда не были близки. Мы могли заниматься общими делами, ходить вместе по магазинам, убираться в доме, что-то готовить и говорить на отдаленные темы, или же я молча выслушивала послужной список отца, и нескончаемый поток нудных жалоб и сокрушений о разрушающемся браке. Но личных тем я с ней никогда не поднимала. Я не была уверенна в том, что ей будут интересны мои проблемы, увлечения, мысли. Нет, мать настолько увязла в эгоцентрической воронке, что я не видела смысла рассказывать ей о себе. Я знала, что я и её жизнь для мамы как геометрический луч: мы имели общую точку, но теперь отдаляемся друг от друга в прогрессии, и ее это устраивало. Пропасть недопонимания и недосказанности росла, постепенно превращаясь в стену отрешенности.

  Так что утро регулярно встречало меня холодом и недовольством, а дальше, покинув родные стены, я отправлялась в Его дом. За семь дней, проведенных в странном доме Уайтов, я дала несколько кличек его владельцу: Тарантул, Монах, Жаба, Язва и, конечно же, Дибил. Причем последним словом я его называла очень часто, чаще, чем всеми остальными вместе взятыми. Он не упускал ни одного момента, ни одного повода, чтобы не постараться меня задеть или завуалировано указать на мои неполноценные умственные и физические способности. Его надменность и стервозность сопровождали его повсюду темным шлейфом. Нет, я серьезно не знала, что взрослый мужчина может быть такой стервой. Хотя, а что еще я могла ждать от него?

   Каждый раз, когда он бросал в мой адрес ядовитую фразу и нелестное прилагательное, его лицо было каменным, как маска. И я даже думала сначала, что таким способом он просто удерживает дистанцию между нами, что между нами нет личной неприязни, что он злится не на меня, что у него просто проблемы, но потом эти бредовые идеи убежали галопом. И я осознала, что Брайан Уайт – человек, ненавидящий меня каждой гребанной клеточкой своего тела. Иногда, когда мы сталкивались с ним в коридоре или в одной из комнат, у него непроизвольно раздувались ноздри, словно перед ним только что потрясли нижним бельем бомжей. Иногда он намеренно меня избегал и не отвечал на мои приветствия, иногда задерживал до самого вечера, но чаще всего он язвил. Язвил много, грубо и больно. Я терпела, чувствуя, как внутри злость из разных ядовитых змей сплетается в клубок. Злость на отца, злость на мать, на друзей, на саму себя и, конечно же, на мистера Уайта собирались вместе и трансформировались в суперзлость, прямо как Могучие Рейнджеры в одноименном сериале. Мне нужно было выпустить пар, но мне даже не с кем было поговорить.