Путь хранителя. Пробуждение сил

Желание и возможности

Без знаний о своём роде и даже стремлении о нём что-то узнать, на меня вдруг свалились крепкие «корни», с которыми нужно было не просто познакомиться, а ещё суметь понять прожитые поступки каждого своего хоть и далёкого, но всё же предка.

Я, Николай Пчёлкин, не хотел или лучше сказать даже не предполагал такого поворота в своей судьбе, захватившее в одночасье не только меня самого, но и всё моё настоящее, будущее и прошлое целиком, тем самым, обрушив кучу непростых проблем. Желание вырваться от наседавшей информации и остаться наедине с самим собой, стало необходимо как глоток свежего воздуха. Мысли не выстраивались в ровную цепочку, они хаотично приходили, тут же теряясь, возникали вновь, проясняя моё предназначение, и, вдруг, обрушивая следующую идею, увлекали своим новым безрассудством в новое болото «зачем и почему», подкинутое довольно перегруженным воображением.

Идти без конца и без цели, а особенно в той ситуации, в которую я так неожиданно попал, было легко и радостно. Мне, где-то далеко-далеко, в самой, что ни на есть глубине души, хотелось, чтобы хоть кто-то остановил и спросил меня, а может, даже вывел опять к дому и назвал всё происшедшее просто сном. Словно в детстве я старался убежать и спрятаться от нависших неприятностей. Наконец, выбившись из сил не только от монотонности картины, но и от похода в неразрешимый тупик, я стал рассматривать то место, куда так упираясь в стремлении к одиночеству, дошёл. А оно было замечательно. Наверное, и впрямь ничего в этом мире не случается просто так. Хотя бы даже потому, что, остановившись в таком чудесном, сотворенной самой природой уголке, чувствовал себя частичкой этого большого мира. До умопомрачения хотелось думать, что это место создано не для кого-то, а именно для меня и моих неопределённостей.

На фоне полной серости засыпающего леса, прямо у моих ног, лежал зелёный ковёр из мелкорослой травки. Он простирался ровным кругом с редкими жухлыми проплешинами, тем самым, создавая замечательную, красочную картину нерукотворного творения самой природы, в окружении серости и полного забвения промозглой поздней осени. Лес, обступивший со всех сторон этот радостный глазу островок, сурово взирал на кричащую яркость, выкрашенную не для этого времени года, даже в каком-то укоризненном недоумении молчаливо осуждал, покачивая тонкими вершинами деревьев, будто пытаясь удивиться вызывающему поведению загадочной пестроты посреди серой торжественности в обезличивании всего живого.

Напрягая глаза, стараясь вглядеться в эту резкую контрастность игры красок, я понял, что стоял около неохваченного первой зимней порошей и заморозками болоте. Вся природа будто специально напоминала мне о недавно полученных знаниях, о непредсказуемости и индивидуальности каждого живого существа, о тех сюрпризах, которые мы порой не замечаем или не хотим видеть.

Стараясь обойти кругом такую, на мой взгляд, удивительную дисгармонию, я подошёл к старому, наполовину прогнившему широкому пню. Только тут на меня снизошло, что чего-то подобного мне и хотелось найти. С готовностью, опустившись на этот, как нельзя, кстати, пришедший на помощь импровизированный стул, я стал успокаиваться. Желание покопаться в себе и разобраться в происходящем со мною ухватило, словно клещами за слабое измученное сознание. Невыразимо сильно захотелось вновь попробовать свои силы, вновь убедиться пусть и в малых, но всё же выходящих за рамки обыденности возможностях.

Поудобнее устроившись на чёрном пне, я стал представлять это место много-много лет назад. Поначалу, у меня ничего не вышло, и это не только не огорчило, но даже привнесло какой-то неутомимый интерес к реализации своих пока спящих умений. Следующую попытку я предпринял лишь спустя несколько минут, успокоившись и полностью настроившись на собственные возможности.

Набежавшая неоткуда плотная пелена тумана на это живописное местечко, приняла образ многослойного и светящегося облака, с различными по цвету слоями. Дрожащее и огромное, оно старалось выползти на берег и подкатиться прямо к моим ногам. Не смотря на кажущуюся воздушность и легковесность, оно оказалось довольно тяжёлым и плотным, будто прорезиненная, поверхность этой пушистой движущейся массы не давала возможности просмотреть все её переливчатые слои. Внимательно следя за движениями такого странного уплотнения, мне представился образ молодого и крепкого парня прямо в центре этой субстанции. Я ухватился за увиденное и постарался, на сколько это было возможно, расширить изображение. Толкая слой за слоем, картина, словно непомерно огромный экран, разворачивалась, медленно представляя мне Сафрона в черном длиннополом одеянии монаха и всё то, что его окружало.

Молодой человек выступил так чётко, что я смог со всей силой зацепиться за его образ и неожиданно оказался прямо у него в голове. Мир его глазами предстал передо мной наполненный не только иными красками, но и абсолютно непохожими на мои ощущения восприятия окружающего мира чувствами. Это оказалось таким чудесным и увлекательным, что я стал, как мне показалось, замедлять дыхание в нахлынувшем страхе пропустить что-либо иное, которое было настолько естественно и одновременно занятно, что не хотелось пропустить ни единой мысли или слова этого человека.

--Пришёл? А я уж думал, что ты не решишься. – Раздался голос где-то у меня за спиной. И уже не я, а Сафрон повернул голову на внезапно прерванные мысли.

--Это ещё почему? Не уж-то я произвожу впечатление легкомысленного человека, который не держит своего обещания? Меня очень увлекла твоя пылкая речь, и только поэтому я здесь. К тому же во славу Господа трудиться – это большая честь для меня. – Резко развернувшись, мы оказались лицом к лицу с говорившим.