Путь воина

Путь воина

«Безумству храбрых поём мы славу», – повторил про себя Гриша и захлопнул книгу. Он любил за обеденной чашечкой кофе полистать что-нибудь из домашней библиотеки. Это развлекало и в некоторой степени наполняло значимостью привычную бытовуху. После коротких обеденных чтений Грише обычно казалось, что день прожит не зря. Нельзя сказать, что реплика была ему незнакома и явила какое-то откровение. Во многих романах встречались примеры героев отважных, благородных, храбрых. Он любил читать и всегда мечтал стать одним из них.

Находясь на четвёртом десятке, Гриша уже не чувствовал себя бессмертным. Хотя и в молодости не отличался особой прытью, сторонясь сомнительных авантюр и опасных предприятий, никогда не лез на рожон и не любил драки. В детстве мать проявляла чрезмерную озабоченность его здоровьем, и он привык дорожить собой – черта не самая плохая и даже полезная: ровная белоснежная улыбка, с окантовкой в виде аккуратных усов; абсолютно целые и притом выразительные уши; изящные кисти рук. Словом, Гриша производил впечатление человека нормального, здорового и даже интеллигентного. Таковым он и являлся.

Однако случались в жизни Гриши ситуации, когда излишняя бережливость к себе имела отвратительное послевкусие. Конечно, он не был абсолютной неженкой, в нём не просыпался шварцевский «дед с материнской стороны». Кресло стоматолога переносилось им осознанно, мужественно и легко, но вот опасность физической расправы ввергала в дрожь. Гриша никак не мог одолеть сухость во рту и тщетно прятал ватный язык за жемчужные зубы. Особенно не мог он простить себе собственные нелепые смешки и истеричный прищур лояльности. Замасливание супостата и соискание союзничества производилось помимо воли, и Гриша всякий раз удивлялся собственному унижению.

Однажды в студенческие годы ему довелось стать свидетелем словесной пикировки между своей девушкой Олей и Славиком, её бывшим парнем. Оба были хороши, и Гриша по праву выбрал позицию наблюдателя; чувство такта не позволяло ему вмешаться в чужой незавершённый конфликт. Диалог накалялся, и Славик уже вёл себя в развязной манере. А избыточная дерзость почти всегда компенсирует антропометрические недостатки. Превосходство в росте не добавило Грише смелости. Он подмигнул дерзиле и, несуразно хихикая, стал тянуть Олю за руку, которая воспылала лицом и вовсе не желала покидать место побоища. Гриша целиком был на её стороне и не хотел продолжения постыдной перебранки. В подобных ситуациях ему становилось не по себе, и дурное состояние не отступало весь последующий день. А в этот раз хорошенько досталось и от Оли: она выказала недовольство, что её избранник предпочёл позорное бегство, не сказав ни слова в защиту её чести. Гриша чувствовал себя паршиво. Здравый смысл действительно восторжествовал: не драться же из-за взаимных оскорблений, ведь это совершеннейшая дикость! Но всё случилось не так. Нужно было как-то иначе. Гриша в тот вечер долго смотрел на себя в зеркало – он себе не нравился.

Кому захочется вновь оказаться в столь унизительном положении? Гриша постепенно стал осознавать, что в этом направлении от него потребуются серьёзные усилия. Так начался его Путь воина. Сперва Гриша с брезгливым усердием стал осваивать уличный жаргон. Было очевидно, что с волками жить – по-волчьи выть, а вот интеллигентное общение с быдлом плохо заканчивается. Ему опротивели эти хамоватые Славики, эти злобные бабки у подъезда, эти провинциальные гопники с гадливой улыбкой. На память пришёл случай с мужичком на остановке, у которого нетрезвый прохожий в полосатой майке решил узнать о времени прибытия автобуса, присовокупив к вопросу чью-то мать. Гриша был восхищён, когда мужичок неторопливо развернулся к пьяному и с теми же настройками громкости ответил, что об этом только одному органу известно. Прохожий тут же отсканировал мужичка на предмет «свой-чужой» и, довольствовавшись столь внятным ответом и родной интонацией, сел на скамейку, забубнив себе что-то под нос. Гриша так никогда не умел и потому страшно бесился. Беспомощная ненависть к быдлу перерастала в ненависть к самому себе.

Параллельно с освоением жаргона проводились и тактические упражнения. Гриша осторожно проникался духом боевых искусств, периодически просматривая поединки самых признанных мастеров. Он постепенно учился нападать и защищаться, беря на вооружение комбинации и передвижения в ринге. Иногда, стоя под душем, он отрабатывал увиденное через «бой с тенью». Гриша долго раздумывал о записи в студию единоборств, но спарринги были несовместимы с его работой, где безупречная улыбка и узел Шелби под белым воротничком – оружие в переговорах не менее грозное.

Со временем Гриша стал чувствовать себя немного увереннее. Он по-прежнему благоразумно избегал серьёзных переделок, но уже точно знал, что в случае прямой угрозы действовать будет решительно, как герои любимых романов. Надобность в поддержании боевого духа постепенно угасала. Самолюбие давно уже не требовало практической сатисфакции, ведь мужская состоятельность проявилась в иных поступках. Гриша по праву мог бы гордиться собой: после института он женился на Оле, успешно поднимался по карьерной лестнице, заботился о своей чудаковатой матери и даже успел заработать на небольшую квартиру на окраине города.

В один из майских дней Гриша привычным маршрутом брёл домой через парк, празднующий торжество весны. Сирень и черёмуха замесили воздух в липкое тесто, и птицы, опьянённые этой сладостью, соревновались между собой в ариозности и бельканто. Небосвод был выписан облаками в технике сухой пастели. Асфальтовая дорога открывала перспективы пересекающих её грунтовых аллей.

Внезапно из-за ивовых кущ послышались женский вопль и ответная мужская брань. Бородач в чёрной кожаной куртке тащил за волосы блондинку, которая вырывалась и норовила попасть ему кулаком в пах. Силы были не равны, и бородач без особого труда одерживал верх над девицей, осаживая её щелчками по лицу. Блондинка фыркала и материлась. Её разодранный тренч свидетельствовал об ожесточённой схватке в зарослях ивняка. Прохожих в этой части парка было немного, и желающих поубавить пыл бородача не наблюдалось. Помотав головой в сторону потасовки, гуляющие, как правило, ускоряли шаг.