Маленький худой мальчик в вишневой кашае, улыбнувшись, тронул короля за руку:
— Я так вас ждал!
Монахи и свита короля почтительно замолчали. Беседа властителя Бутана и последнего реинкарнированного воплощения Гьелсэй Тензина вызвала священный трепет. 400 лет перерождался монах, и неизменно его воплощения несли знания о предыдущих жизнях...
***
— Что это за страна такая, Бутан? — моя жена стояла в дверном проёме, скрестив руки на груди. — Там связь есть?
— Прилечу в Катманду, из отеля позвоню. Это в Непале, — уточнил я, — а дальше... всё будет хорошо. Перелёт в Бутан и та-дам! С меня сувениры!
— Как ты сказал? — Вика сморщила нос и скривила свои красивые губы в усмешке, — Катманду! Ладно, лети, конечно. Если мучения в дороге и огромные затраты сделают тебя счастливым — руки в ноги и adios!
Наш сумасшедший план, разработанный на двоих с Саней, должен был начать своё воплощение с аэропорта Шереметьево и путём лишений и страха привезти нас в мужской монастырь в Бутане. Когда-то мы загорелись попасть в Таксанг-лхкаканг, но не у всех такие святые жёны, как моя Вика. Потребовались 10 лет счастливого Сашкиного брака, скандальный развод — и вот Санёк, свободный как ветер, вновь озвучил эту идею.
— Он погиб в 1990 году, а в 1998-м монастырь реконструировали после пожара. Первые паломники записали слова, принятые ими за мантры. Я слышал записи, это его голос, это русский язык! Ты хочешь спросить меня — как? Я отвечу — не знаю! Но есть десятки свидетельств — это он. И он жив!
— Сань, я очень жду поездки, только не фантазируй много. Это выглядит глупо.
Саня замолчал, расстроенный моими словами. То, во что так хотелось верить, безусловно, было легендой. Но какой! Человек, которому поклонялись мы — подростки 90-х — живёт в бутанском монастыре, на краю мира, носит малиновую кашае и иногда соглашается говорить по-русски.
Итак, посетить Бутан можно только с тургруппой, поэтому мы примкнули к туристам, вылетающим в Катманду.
Внутренний перелёт на крошечном самолёте до аэропорта Паро заставил сердце уйти в пятки. Горы-исполины, вершины которых возвышались на 5000 метров, и Эверест, завёрнутый в густые облака, вызывали благоговейный трепет.
Посадка в аэропорту Паро, на высоте 2500 метров, одна из самых сложных в мире! Полоса только одна. Не так часто здесь приземляются самолёты.
Саня развлекался крепкими напитками, но у дружбана нервы давно ни к чёрту. Будить вечером в отеле я его не стал.
Спустившись вниз по узкой лесенке, прошёл ресепшн и оказался на улице.
Запахи фастфуда накрыли приторной, щекочущей нос волной. Бар на другой стороне улицы гостеприимно раскрывал свои двери, то и дело заглатывая и выплёвывая людей.
Обычный западный бар — зайдя в него, я вполне мог представить себя в Америке.
Даже клиентура та же. Трое туристов громко разговаривали на английском. Про себя я отметил американское произношение.
Смысл сказанного стал доходить обрывочными фразами. Тао — монах, желая увидеть которого, американцы приехали в Паро, — после молитвы и медитации отказался встретиться с ними. Разочарованию не было предела.
Вернувшись в отель, я открыл ноутбук. Тао из Таксанг-лхкаканг, кто ты такой?
Фотография худого, высушенного мужчины, цепкие глаза, на вид лет 45, может, старше.
Весь мир едет к нему. Сказанное слово, пусть одно, может изменить жизнь паломника навсегда.
Тао владеет левитацией и не спит. Тао говорит на многих языках, в том числе и русском, но немногие удостаиваются чести слышать его голос. И всё равно люди едут, чтобы просто прикоснуться к его кашае цвета спелой вишни.
Всю ночь Тао не шёл у меня из головы. Он как будто манил, обещая знание чего-то. Я проснулся в испуге в момент, когда подвесной мост летел в пропасть вместе со мной.
Ветер шептал «Таооо, Таооо».
Этот шёпот, стоявший в ушах, стал музыкой нашего восхождения. Два часа пешего пути, и вот сам монастырь. Путь к «Гнезду Тигрицы», то, что нам казалось невыполнимым у подножья, мы преодолели.
Очередь желающих увидеться с Тао огромна, она не уменьшается и не увеличивается. Кто-то уходит, но тут же в хвост подтягиваются новые паломники. Бритоголовые монахи, подходя к стоящим людям, кланяются. Если такой поклон адресован тебе, значит, Тао прощается, так тебя и не увидев. К нам не подошли.
В тёмном помещении на полу неподвижно сидел человек. Кожа, сухая и тёмная, выглядела как пергамент. Явно азиатское лицо, выдающиеся скулы и некрасивый нос. Мужчина молчал. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Сопровождавший знаком показал нам, где сесть.
Кажется, прошла вечность. Время не ощущалось, минута или сутки, мы не могли сказать точно.
Вновь открылись двери и вошедший монах жестом показал, что пора уходить.
— Ни в небе, ни в середине океана, ни в горных расщелинах, нигде в мире нет места, где кто-то может победить Смерть.
Голос сидящего пронзил наши спины, не дав сил обернуться. Поражённые, мы молча вышли из храма.
— Так, значит, это правда? — Санька смотрел на меня торжествующим взглядом.
Я думал о значении сказанного тем, кого теперь зовут Тао. Смерть непобедима, но она — неотъемлемая часть жизни. Мне предстоит ещё понять смысл. Кажется, я услышал монаха.
Москва радушно обнимала нас октябрьским ветром с дождём, а подворотни напоминали блёклыми граффити: «Цой жив!»...
Балетная кровь
— A la seconde! — указка пани Ирэн коснулась ноги. — Выше, девочка, выше!
Кажется, выше уже невозможно. Совсем нет сил. Но пани Ирэн всё ещё рядом и зорко следит за безупречностью выполняемых па. В глазах темнеет. Крошечная капелька пота катится по лбу. Завиток чёрных волос выбился из «бобышки», собранной шпильками на затылке, и прилип к шее. Ещё секунда, и девочка упадет от изнуряющего испытания.
— Merci de votre attention! — Грациозной походкой владелица балетной школы прошла в центр зала. — Девочки, урок окончен!