Путеводная звезда

Пролог – Дурак — о совершённой глупости, необдуманных решениях и импульсивных поступках

Тень от Башни пересекала площадь, разделив её на три части, и толпа, зажатая между рядами солдат как будто от стыда или страха жалась к середине тени. День подходил к концу, и оранжевый свет клонившегося к закату солнца отражался от мостовой, превратив камни в золото. Над головами людей застыл тихий ропот. Всё было неправильно. Молчали даже оказавшиеся тут как будто больше из привычки, чем из необходимости лоточники, глядя то на людей, то на нетронутый товар. Молчали солдаты, растерянно держа наготове оружие, но люди на площади даже не смотрели на них. Странно. Люди настороженно озирались по сторонам, останавливаясь взглядами на лицах друг друга и неподвижных в безветрии флагах. Всё было обставлено, как праздник.

Скрипнули доски. Толпа затихла вовсе. Распорядитель в одеждах священника медленно и как будто нехотя в сопровождении стражи поднялся к помосту с кафедрой у украшенного эшафота, поставленного у подножия Башни. Несколько долгих мгновений он смотрел на собравшуюся толпу. Сегодня всё должно было закончиться. Ощущение конца витало в воздухе, но ни надежда, ни ликование, ни скорбь, ни отчаяние, ни горе, ни негодование не отражалось ни в одном лице. Странно. Улицы в округе опустели, но повозка где-то задерживалась. В ожидании распорядитель положил на кафедру и открыл книгу. Страницы прошелестели непривычно громко и звук отразился эхом от стен стоящих вокруг площади зданий.

Наконец раздался неспешный цокот копыт. Толпа единым существом оглянулась на звук, и из-за поворота с примыкающей к площади улицы показалась наконец повозка, запряжённая флегматичной одноухой кобылой серо-гнедой масти в сопровождении отряда солдат. В иное время толпа немедленно бы взорвалась шумом, из ближних к краю площади рядов посыпались бы проклятия, насмешки и гнилые овощи, а с ближайших крыш на повозку обрушился бы дождь из плевков разместившихся на крышах зевак. Но на крышах были только солдаты, а по толпе только волной от края и дальше пробежался тихий шум и ропот. Человек в повозке даже не посмотрел в их сторону. Сидя на своём месте, он невидящим взглядом, совершенно не щурясь от ещё яркого закатного солнца, смотрел вперёд, куда-то мимо неспешно шагающей лошади, а на его лице застыло выражение усталости и спокойствия. Распорядитель нервно переступил с ноги на ногу. Скрип досок помоста раздался над тихой площадью. В иное время его заглушил бы гул толпы. Люди повернулись на звук. Все, кроме одного. Человек в длинном сером плаще продолжал следить взглядом за повозкой. Тень от надвинутого почти до носа капюшона скрывала его лицо, но никто не счёл это подозрительным. Никто не обращал на него внимания, и он спокойно смотрел, как повозка дотащилась до эшафота и отряд солдат вывел из неё приговорённого. В тишине и молчании он поднялся на помост с другой стороны от кафедры и остановился у плахи. На толпу он всё также не смотрел. На мгновение в его глазах мелькнула тень любопытства, когда он осмотрел украшения и взглянул на распорядителя, но тот упрямо смотрел на кафедру перед собой.

По толпе снова прошёлся тихий ропот. Неужели он, живая легенда, сдался? Чего ждать? Что всё это значит? У него есть план? Или сейчас все они станут свидетелями того, как вершится история? Распорядитель прочистил горло и люди снова смолкли. Приговорённый перевёл наконец взгляд на толпу и люди невольно опустили глаза в землю. Все, кроме одного. Зычным голосом, но слегка хрипло распорядитель поприветствовал толпу от имени императора, представил стоящего на эшафоте человека и принялся перечислять всё то, за что его приговорили к казни. Осуждённый, слушая его, в какой-то момент устало вздохнул и закатил глаза к небу. Стража крепче схватилась за оружие, у распорядителя дрогнул голос, но он продолжил зачитывать список его грехов, и в хрипотце стало слышно плохо скрытое раздражение. Люди всё ещё молчали, но вряд ли внимательно слушали, что говорит распорядитель. Все и так знали, кто перед ними. И все ошибались. Все, кроме одного.

— Имея в виду прежние заслуги Вашей семьи и клана Талаад, императором милостиво было решено оставить Вам право последнего слова, — наконец закончил свою речь распорядитель, захлопнул книгу и снова настороженно взглянул на человека на эшафоте.

Внезапно тот улыбнулся:

— Делайте, что должны. Я, что был должен, уже сделал.

Солдаты снова встрепенулись. Распорядитель удивлённо вскинул брови, а затем покачал головой:

— Это излишне. Сохраните достоинство. Что бы Вы ни задумали, у Вас ничего не выйдет.

— Достоинство? Вы отняли у меня всё. У меня осталась только жизнь. Но зачем она мне теперь?

У распорядителя вырвался раздражённый усталый вздох. Он отвёл взгляд, молча одним жестом отдал команду. Казалось, всё это давалось ему нелегко, и он хотел поскорее закончить. С другой стороны помоста на эшафот поднялся палач. Увидев его руках меч, приговорённый усмехнулся:

— А разве за измену родине не полагается лишение всех титулов?

— Тихо! – огрызнулся распорядитель. – Вы уже всё сказали.

Приговорённый на это только беззаботно пожал плечами и послушно по знаку палача опустился на колени перед плахой. Толпа зашевелилась, чуть подавшись к эшафоту: люди вставали на цыпочки, чтобы видеть, что происходит. Распорядитель раскрыл свою книгу, перевернул страницу и снова начал читать. Стены площади возвращали эхом его голос, пока он нараспев читал молитву. Солнце почти скрылось за невидимым горизонтом. Ещё освещённые небом края площади окрасились красным, а тень и силуэт Башни чернели с каждой секундой. Факелы никто не зажигал. Палач занёс над головой меч, и когда последний луч солнца почти пропал за крышами домов, человек в сером плаще сделал шаг вперёд.

Время остановилось.

Он шёл через замершую толпу, не утруждая себя тем, чтобы аккуратно пройти между людей, но они не могли возмутиться, словно обратившись в статуи. Распорядитель застыл на полуслове, оставшись стоять за кафедрой с открытым ртом и скосив в последний момент глаза на эшафот сбоку от себя. Человек спокойно взошёл на помост, осмотрел замерший в воздухе над головой палача клинок. Он был из тёмного матового металла без единого блика, без острия, но очень хорошо заточен. Работа настоящего мастера. Он не любил оружия, но не восхититься чужим мастерством не мог. Приговорённый застыл со всеми, глядя в доски помоста, положив шею на плаху. Человек в плаще поднял взгляд на Башню Фамильяров. Её силуэт как будто зловеще светился красным на фоне почти погасшего неба. Казалось, она и её тень давят на площадь, нависая над людьми своей тяжестью. Ужасное здание. У верхних этажей уже клубился вечерний туман, отчего казалось, что огромная башня уходит в небо аж до облаков. Где-то там, на одном из верхних этажей настоящий Редрейвик Талаад ждал в кругу начерченных кровью на полу магических знаков, готовый к запретному ритуалу. Ровно секунда до катастрофы. Он ничего не мог изменить. Всё вокруг – лишь отпечаток, неподвластный даже тому, кто вышел за грань времени. Он мог только снова и снова смотреть, пытаясь понять, что именно толкнуло архимага на подобный шаг и что пошло не так. На самом деле ответ у него уже был. История, словно издеваясь над ним, ходила кругами, возвращаясь в одну и ту же точку разными путями.