1
Горловка - это город моего детства. Место, где родительский дом, тёплые воспоминания и первые мечты слились воедино. А после того, как я вынужденно покинула Украину в 2014 году, Горловка стала городом-наваждением. Там остались мои родные, а вместе с ними и моё сердце.
Спустя три года, осенью 2017 я осуществила заветное желание, купила билет на рейс «Анапа– Донецк» и вечером пятого ноября отправилась в путь. К родителям. К маме…
Первый город новой республики, который мы проехали – Харцызск. Потом миновали Макеевку. В это раннее воскресное утро она была почти безлюдна. Я вглядывалась в проплывающие мимо витрины магазинов, баннеры, патриотические постеры с обаятельно улыбавшимся главой Донецкой республики Захарченко и искала… Сама не знаю, что.
Макеевка плавно переросла в Донецк, проспект одного города сменился закоулками другого, петляющими, скверными дорогами. Так я поняла, что начался «иной мир», полувоенный, полуосаждённый. Автобус старательно объезжал опасные места, оставляя так называемую линию фронта в стороне.
Донецк, несмотря ни на что, жив. Город чист, уютен, как и положено всякой столице государства, пусть маленького и непризнанного. Я, помнившая его шумным, монументальным, обратила внимание, что машин почти нет, вывески на фасадах домов поредели, да и в самом воздухе чувствовалась некая настороженная неопределённость.
Южный автовокзал тоже изменился. Он будто уменьшился в размерах, хотя занимал ту же площадь. Я купила билет на ближайший автобус до Горловки, сдала сумку в камеру хранения, немного прогулялась по территории и стала ждать маршрутку. Полчаса ожидания – это немного, но мне хотелось сообщить родным, что я почти добралась, поэтому решила пройтись к «Макдональдсу», где можно было воспользоваться «wi-fi». Нет, это раньше он так назывался, а теперь именовался «Донмак». Обогнув автовокзал, я оставила позади себя и слева торговый центр «Золотое кольцо», в котором, как ни странно ни разу не была, и оказалась в кафетерии. Внутри почти ничего не изменилось. То же интерьер, бесплатный интернет, ради которого я и пришла, стойка кассы с улыбчивыми молодыми людьми по ту сторону. Вот только кофе, заказанный мной, оказался совсем никудышним, растворимым. Купленный тут же гамбургер я есть не стала, связалась с родными, поставив всех в известность, что уже в Донецке, добралась благополучно, что билет до Горловки куплен и я ещё полна сил. Покончив с необходимым обменом новостей, я вернулась.
На автовокзале, как только я присела на скамейку у первой платформы, ко мне подлетела цыганка. Она жалобно выпрашивала хоть несколько рублей для голодного ребёнка, рассказывала о тяжёлой жизни и при этом глаза её внимательно осматривали меня с головы до ног. Денег я давать не собиралась. Вместо этого достала так и не развёрнутую булку с котлетой, купленные в Донмаке, протянула ей:
– Если твой ребёнок голоден, возьми. Это лучше, чем несколько монет, что я могла бы дать.
Цыганка фыркнула и ушла. То ли угощение не понравилось. То ли мои слова.
Когда к платформе подъехал дребезжащий «пазик», я была ошеломлена. Вот каким оказался ещё один признак военного времени Донбасса. Зачем пускать хорошие машины туда, где есть шанс быть обстрелянным, да и дороги за последние несколько лет так же пришли в упадок.
Автобус заполнился людьми, такими же сумрачными (как верно передаёт это слово душевное состояние большинства из них), как и окружающая действительность, и мы тронулись в путь. Перед отправлением в салон зашла женщина. Наверное, её история была не в диковинку: дом сгорел после одного из обстрелов, ни денег к существованию, ни работы нет, а на руках годовалый ребёнок. Чтобы разжалобить нас, она оттянула ворот свитера, демонстрируя рубец от осколка.
Дорогу из Донецка в Горловку я не заметила. По большей части я была погружена в раздумья о предстоящей встрече с родителями, переживала мысленно первые впечатления от Донецка. Сожаление и тоска по утраченному сжимали сердце. Где же ты, город моего прошлого, и куда я еду? Что ждёт меня в том новом, неведомом мне месте?
2
Горловка встретила моросью. Мы быстро миновали Пантелеймоновку, небольшое селение на окраине Горловки, и оказались в черте города.
Автостанция была пустынна. Несколько автобусов, не более десятка людей, сырой влажный воздух и тишина – вот чем меня встретил любимый город. Я не успела выйти из автобуса, поставить под навес сумку с вещами, как ко мне подбежал папа. Мы суетливо и радостно обнимались некоторое время, задавали друг другу глупые, но такие важные вопросы, а потом направились к остановке. Перед тем, как оказаться дома, я должна была проехать ещё в двух автобусах.
Мы миновали памятник-танк и спрятались под пластиковый навес остановки ждать своего маршрута. «Первая марка», как называет отец, подъехала быстро. Это был давно не мытый автобус ЛаЗ, дребезжащий всеми сочлениями, такой же пыльный внутри, как и грязный снаружи.
Отмечу, что содержать машины чистыми в Горловке проблемно из-за вездесущей угольной пыли. Пусть в это непростое время шахты закрыты, но чёрный осадок на всём – это неизбежность промышленного города. В холодное время года даже воздух горчит, так всё пропитано дымом топящихся печей. Дальше наш путь лежал в Никитовку.
Город миновали быстро, я с интересом разглядывала в окно знакомые с детства места, отмечала изменения и необычайную пугливую тишину, всё так же сопровождавшую нас. В один момент папа тронул меня за рукав, заставляя обратить внимание на то, что вижу. Мы как раз объезжали разрушенный мост. Огромные бетонные плиты рухнули перевёрнутой буквой «Л» на железнодорожные пути, соединяющие станцию Никитовка со станцией Трудовая. Это произошло в июле 2014 года, почти сразу после моего отъезда. Несколько лет жители Никитовки и близлежащих посёлков не имели иного сообщения с городом, кроме узкой ленты тротуара, соединявшей обе части моста.