Путевые заметки Патрика О'ши

Глава 1

Неприятности всегда начинаются с громких, броских заявлений, подкреплённых лишь эмоциями и выпивкой, а не какими-либо весомыми аргументами. В качестве примера возьмём фразу: 

- Пристрелю эту стерву! Видит Бог, пристрелю!..

Если мне не изменяет память, через два часа после её произнесения я мертвецки напьюсь, а ещё через час устрою пальбу посреди города, после которой попаду в такой переплёт, мама, не горюй! Но обо всём по порядку. Если я начну свой рассказ прямо здесь и сейчас, не позаботившись о достойном вступлении, то, не побоюсь этих слов, просто прикончу всю историю.

С чего бы начать?

Видимо, первым делом стоит представиться. Зовут меня Патрик О’Ши. Патрик Брайан О’Ши. Можно просто Пат. Родом я из славного города Клертол, что на склонах Зелёных Гор (иногда говорят «Скал»), а на момент рождения той исторической фразы возраст мой составлял девятнадцать лет. Был май, погода стояла удивительно хорошая, однако мой верный зонт в тот вечер, как и всегда, был со мной. Климат в горах, расположенных на морском побережье – сквернейшая штука, сэр.

А вечер, к слову, поначалу обещал быть отличным. У меня был выходной, и я направлялся к своей тогдашней пассии, Лизе Мэлой. О встрече мы заранее не договаривались, я тогда решил, что внезапный визит её обрадует, даже раскошелился на красивый букет. Но потом всё явно пошло не так.

Неладное я заподозрил, когда обнаружил её дверь незапертой. Осторожно переступив порог, я услышал доносящиеся из спальни звуки, весьма красноречиво описывающие происходящее там действо. Распахнув дверь, я увидел то, что и ожидал: Лизу в объятиях другого. До сих пор не знаю, как его звали. Подробно описывать, что было дальше, особого смысла не вижу. Я запустил в них букетом и потребовал объяснений. Лиза их мне предоставила в особо грубой форме, а потом вообще выставила за дверь, чуть не устроив драку. Думать долго не пришлось, я спрятал руки в брюки и, опустив нос, поплёлся в паб «У Рози», в котором тогда подрабатывал барменом.

Все происходившие после принятия того решения события попахивают подлинным абсурдом. На третьей пинте я полностью осознал, что меня бросили. На четвёртой я возжелал отмщения. На пятой – произнёс ту самую фразу, приведённую ранее. На шестой – разработал план, на седьмой – полностью изменил его. После восьмой отправился воплощать его в жизнь, потом вернулся ещё за двумя пинтами, и только после этого направился к дому Лизы.

А план мой являлся предельно простым: стащить два дедовских револьвера и патронов к ним, а после – пристрелить Лизу вместе с любовником. И сначала всё шло в полном соответствии с ним. Благо, дед уехал в Детт к родственникам, а я, зная, где у него всё лежит, благополучно стащил оружие. Затем я решил, что недостаточно пьян для совершения двойного убийства, и вернулся в паб, авансом выпить по пинте за упокой каждого.

Удивительно, что я тогда вообще стоял на ногах. Дом Лизы, к счастью, был недалеко, поэтому шанс упасть по дороге к цели был не таким уж и большим. К тому же, Лиза с любовником опрометчиво вышли на крыльцо подышать воздухом, что, по-хорошему, должно было заметно упростить мне задачу.

Будь я трезв.

Мой несчастный мозг, пытающийся не утонуть в эле, настойчиво пытался донести до меня, что рука твёрдо держаться не будет, что о прицельной стрельбе не может идти никакой речи, да и вообще, вся идея на редкость паршивая. Но тело моё действовало согласно утверждённому плану. По крайней мере, старалось.
Револьверы находились на моём поясе в кобурах, которые дед называет «лошадиными» (в своё время он служил в кавалерии). Их замечательной особенностью было то, что, с одной стороны, оружие внутри надёжно удерживалось и не выпадало, с другой, достать его можно было быстро и легко.

Опять же, не по пьяной лавочке.

Нет, в конечном итоге мне удалось это сделать, но далеко не с первой попытки. При этом, не успев ещё достать револьвер, я успел напугать пару случайных прохожих и привлечь к себе внимание полисмена, шедшего по другой стороне улицы. Совладав с оружием, я прицелился… вернее, очень старательно попытался это сделать. Увидев меня, Лиза издала жуткий вопль, от которого, уверен, у всех заложило уши. Мне, по крайней мере, свободной рукой пришлось закрыть одно из них.

Нельзя было ждать и терпеть более, и я нажал на спуск. Три или четыре раза. Куда именно попали пули, не могу сказать. Помню, я разбил одно или два окна, попал во что-то металлическое и, наверно, в стену. Как я потом узнал, к счастью, никто в результате моей пьяной пальбы не пострадал. А в тот момент я осознал бесполезность дальнейшего ведения огня и готов был перейти в рукопашную, и перешёл бы, если бы не бодрый крик полицейского из-за спины, требовавший бросить оружие.

Естественно, ничего бросать я не стал, но в следующую секунду глаза мои озарила ослепительная вспышка. Я не имею ни малейшего понятия, что это было, и чем могло быть, но тогда это неожиданное явление я расценил, как подлый удар со спины. У тех ребят в тёмно-синей форме есть замечательные дубинки, которыми можно выбить такой эффект в буквальном смысле этого слова. Последним, что помню, это как я прокрутился на одной ноге и рухнул на тротуар, где самым банальным образом вырубился.

И сразу же после этой отключки можно смело давать окончательный старт моей истории. Прошла ночь, наступило утро, день первый начался…

Честно говоря, такого дикого похмелья на моей памяти ещё не было. Голова медленно и мучительно раскалывалась на части, а в животе происходило нечто невообразимое. Всё моё тело периодически тряслось в лёгком ознобе, во рту образовалась настоящая пустыня. Состояние, мягко говоря, совсем незавидное, даже плачевное. После такого многие в несколько раз уменьшают свои порции выпивки или вообще зарекаются больше не пить.

Первым в голову пришло критическое отношение к вчерашней пьянке в пабе. Сам не понимаю, зачем столько выпил? Чтобы хоть как-то успокоить головную боль, я прислонил ко лбу барабан уже давно остывшего револьвера, всё ещё зажатый в руке. Этот факт мне показался странным, но не сразу. Если предположить то, что вчера меня всё-таки огрели по голове дубинкой, револьверы у меня должны были отобрать. А раз этого не произошло, значит, находился я не в тюремной камере, как должен был, а в совершенно другом месте. Чтобы немного осмотреться, я приоткрыл глаз, но тут же закрыл: яркий свет воспринимался очень болезненно. Кое-как запихнув револьвер в кобуру, я закутался в пиджак и задрожал. Проклятый озноб…

Судя по ощущениям, лежал я на мягкой траве, что совершенно расходилось с предполагаемым ранее развитием событий. Повторюсь, ведь меня должны были скрутить, дотащить до ближайшего полицейского отделения и кинуть в кутузку, отняв всё, вплоть до шнурков. Подождав, пока озноб чуть стихнет, я потянулся и повернулся на спину. По лицу и ладоням пробежал лёгкий прохладный ветерок, это немного меня взбодрило. Осторожно приоткрыв оба глаза и, перетерпев слепоту от ворвавшегося под веки солнечного света, я увидел над собой покачивающуюся ветвь какого-то дерева. Самая обычная ветка с самыми обычными листьями вызвала у меня не панику, конечно, но знатный испуг.

С выражением полного непонимания происходящего я уставился на неё и приподнялся на локтях. А вот тут о себе напомнила моя голова, которая начала трещать по швам и снова заставила меня лечь. Оказавшись на траве, я кое-как отполз к ближайшему дереву, и, оказавшись в тени, запахнул пиджак плотнее и натянул кепку чуть ли не на уши.

И тогда у меня возник вполне законный вопрос: а где я оказался? Я посмотрел по сторонам. Вокруг рос лес, а сам я сидел на небольшой круглой полянке. Деревья на её дальней стороне расступались, там поляна переходила в просторную холмистую равнину, которая казалась мне большим лоскутным одеялом, сшитым из разноцветных цветов и трав. Зрелище живописное, это бесспорно, но меня оно не на шутку напугало.

- Не смешно, совсем не смешно, - промямлил я. Мне даже на секунду показалось, что лучше бы я оказался за решеткой. Там всё было бы предельно ясно, и единственной проблемой было бы только похмелье, не считая дальнейшего разбирательства с законом. Всё это казалось сущими пустяками по сравнению с тем, куда я вляпался.

Основательно вляпался. И с этим надо было что-то делать.

Вот только любые дальнейшие действия в то утро были для меня тяжелейшим испытанием. Подняться на ноги - испытание. Удержать себя на ногах – испытание. Понять, что нужно сделать хотя бы пару шагов – тоже испытание. А в момент, когда я всё-таки переместил ногу, я буквально проклял всё! Как бы то ни было, я смог добраться до края поляны, где чуть перевёл дух и осмотрелся.

Вид на равнину мне начинал постепенно нравиться. На тогдашний момент он был единственной вещью, не вызывавший у меня болей в теле и приступов ругани. Где-то в половине мили от меня слева направо шла дорога по типу тех, что проложены по сельской местности. Посмотрев налево, я увидел овраг, заросший деревьями и кустами, и счёл его крайне неинтересным для изучения. А вот справа, сэр…

Справа я увидел город, и вызвало у меня это новый приступ паники. Чтобы упредить излишние вопросы дам небольшое описание. Город был окружён деревянной стеной с башнями в духе тех, что в моих краях уже лет как триста никто не строил. То же самое можно было сказать и о домах, крыши которых выглядывали из-за стен.

- О, Боже, Боже, Боже, - я рухнул на колени и, взявшись за голову, продолжительно выдохнул. Осознание того, что я ни малейшего понятия не имею о том, где нахожусь, никоим образом не способствовало поднятию моего морального состояния. Да и физического тоже. У меня похмелье (и все вытекающие), я не знаю, где я, я не знаю, как мне теперь быть, и меня, скорее всего, объявили в розыск в родном городе. Из всего оглашённого списка радовал, пожалуй, только последний пункт, хоть чего-то смог добиться в жизни.

А остальные, насколько я смог тогда пораскинуть мозгами, вытекали в одно: мне надо идти в тот город. По крайней мере, смогу узнать, в какой дыре я оказался. Выдав новую порцию проклятий в адрес всего, на чём свет стоит, я поднялся и поплёлся в сторону дороги.

Мой героический путь был полон трудностей и опасностей, представших в виде рытвин, кочек, ям и травы. Больших трудов стоило совладать с собой и не упасть в течение этих сотен ярдов, но все они пошли насмарку. В конце концов, я зацепился ногой за переплетение стеблей на обочине и бесславно рухнул на пыльное дорожное полотно. Постанывая, я приподнялся на руках и посмотрел направо. Двустворчатые ворота в таком ракурсе были похожи на пасть чудовища, которое с радостью меня сожрёт, ни косточкой не подавившись.

Не с первого раза поднявшись, я направился в их сторону, пытаясь снова не упасть. Я пожелал себе не повторять вчерашней пьянки. Уж слишком сильно сказывались её последствия на моём существовании. Меня, в дополнение ко всему, начало клонить в сон, я то и дело широко зевал и боролся с соблазном упасть в придорожную траву и уснуть. Но, как бы то ни было, я смог совладать с собой и дойти до конца.

По мере приближения к воротам возле них я смог увидеть двух людей. Их внешний вид полностью соответствовал их городу: в моих краях уже не одну сотню лет такого не носят. Да и алебарды, которыми они были вооружены, тоже успели потерять свою популярность и актуальность. Но зато я мог точно сказать, что передо мной люди, а не кто-нибудь ещё, и это меня немного успокоило.
Когда я был готов пересечь городскую черту, стражники преградили мне дорогу, скрестив свои алебарды. От такого я немного опешил и даже смог несколько секунду простоять ровно, сделав удивлённое выражение лица.

- Не так быстро, приятель, - сказал один из стражников.

Ага, люди говорили на Общем Наречии, что означало, что я не настолько далеко от своего дома, как мог сначала подумать. Но и не близко, это точно…

- А? – я сделал вид, что не расслышал реплики и подошёл поближе. – Так это, мне бы внутрь, если можно…
- Городская пошлина, - сказал другой стражник.
- Чего? – я изогнул одну бровь.
- За вход в город обязаны все чужеземцы, - пояснил первый. – Ты явно не из Мартола, значит – чужеземец. Плати.
- Два медяка, - добавил второй.

Я изогнул вторую бровь и уставился на их обоих.

- Монеты. Медные. Две, - первый показал два пальца. – Ну?

Пощупав карманы, я достал надорванную купюру на один фунт и, расправив её, показал стражникам.

- Друзья, - я собрал всю свою волю в кулак и постарался говорить ясно и связно. – В этой неказистой на вид бумажке заключена сумма равная пяти монетам по одному шиллингу каждая. Не знаю, сколько это будет в пересчёте на медяки, но, уверен, много. Задумайтесь, это же целых сто пенсов…

Я подошёл к одному из стражников и запихнул купюру между его пальцами.

- Можете смело её между собой поделить, - я попытался улыбнуться и уже собрался войти в город, как вдруг со словами «ну-ка стой» меня за руку поймал другой стражник. И лучше бы он этого не делал, ибо на нём я применил своё страшное оружие, полученное вместе с похмельем: перегар, которым я незамедлительно дыхнул ему в лицо. Стражник смог оценить всю мощь моего выхлопа, закашляв и зачихав, он отпустил мою руку и начал чесать нос и тереть глаза.

Не теряя ни секунды, я пролез под алебардами и всё-таки пересёк городскую черту, но пройти мне удалось шага три, не больше. Как чёртик из табакерки, передо мной появился ещё один человек, вооружённый мечом и одетый на порядок лучше стражников. Можно было предположить, что передо мной оказался командир караула, но это, ровным счётом, не имело никакого значения. Преградив мне дорогу, человек направил меч в мою грудь и громогласно сказал:

- Сударь, немедленно подчинитесь требованиям стражи. Иначе я вынужден буду принять меры.
- Во дела, - я приподнял руки и сделал полшага назад. Конечно, можно было бы взяться за револьверы, но, с одной стороны, не сказал бы, что затевать стрельбу – хорошая идея; с другой, меня успели бы пару раз насадить на клинок.
- Не испытывайте моё терпение, - человек с мечом потряс своим оружием и сделал шаг в мою сторону.
- Вообще-то я заплатил за проход… сэр, - проговорил я, поджав колени. Путь к отступлению, судя по всему, уже закрыт первыми двумя стражниками. Ох, плохо дело…
- Он заплатил? – человек обратился к стражникам.

Я не мог этого видеть, но, судя по всему, они продемонстрировали вручённую им купюру. Человеку с мечом это явно жутко не понравилось. Иначе по его опустившимся бровям нельзя было сказать.

- Это что такое? – процедил он, сверля меня взглядом.
- Пять шиллингов, - проговорил я, похлопав глазами.

Человек посмотрел на купюру, потом на меня, потом снова на купюру, а потом снова на меня.

- Имя? – спросил он.
- Патрик О’Ши.
- Подданство?
- Да я из Клертола, - промямлил я.
- Десятник! – крикнул человек в сторону караульного помещения.

Рядом с ним появился ещё один стражник.

- Да, господин майор? – спросил он.
- Взять этого человека под стражу и до выяснения обстоятельств запереть в камеру.
- Господин майор, камера занята, и посадить туда этого человека не представляется возможным.

Майор из-под бровей посмотрел сначала на десятника, потом на меня.

- Позови кого-нибудь ещё.

Десятник свистнул в сторону караулки. Оттуда вышел ещё один стражник, уже четвёртый по счёту.

- За мной, - проговорил майор. – С этого глаз не спускать.

Стражники направили алебарды в мою спину и повели меня за майором в сторону скромного двухэтажного домика, которым начиналась улица, идущая от ворот. Он показался мне по-сказочному милым. Светлые стены с фахверками были такими чистыми, что под солнцем казались белыми. Окна на втором этаже были открыты, и на их подоконниках я заметил высаженные в горшки яркие цветы.

- Конро решил его у себя запереть, что ли? – шепотом спросил стражник.
- Похоже на то, - так же тихо ответил десятник. – Видят Небеса, Келра будет не в восторге.
- Кто будет не в восторге? – через плечо спросил я.

В ответ на это десятник лишь загадочно улыбнулся и не проронил ни слова.