Путями истины

1. Всадники

Иногда меня в шутку или всерьёз спрашивают: есть ли жизнь после смерти?

Иногда я отвечаю. Ведь какими бы царями природы мы ни считали себя, умирать страшно. И очень хочется уйти, зная, что там, за гранью, тоже «зелёные холмы» и слепящее солнце.

Мне кажется, я помню другие миры, там, после смерти. Помню, как лучи солнца падают в пыль. И следы копыт. И ещё я помню, как купаю лошадь.

Но всё это очень далеко, в мире, где есть Всадники...

1. Были следы копыт.

Пылью рассыпан свет...

— Друг мой, ты не молчи!

Скоро нальёт рассвет

Чашу и поднесёт

С кровью к моим губам.

Ты расскажи мне? Сам

Я побоюсь уйти.

Что там, за гранью «жить»?

Что там, за словом «смерть»?

За руку ли возьмёт?

Плакать мне или петь?

Ты ж не проводишь? Нет?

Перед рассветом ночь

Студит дыханьем грудь.

Сердце моё молчит.

Смутен и долог путь.

— Где-то в рассветной мгле

Слышишь далёкий звон?

Друг мой, доверься мне:

Жизнь — это только сон.

Слушай: звенит, зовёт

Красной зари петух.

— Раньше меня рождён

Страх мой. Мне не уснуть.

Сказку мне расскажи,

Может, сомкну глаза?

— Смерть неподвластна лжи.

Слушай, что рассказал

Ветер мне, что костёр

В темной ночи шептал.

Были следы копыт,

Пылью рассвет играл...

2. Каждая душа полна мыслей о странствиях. Кто знает, где бывают наши души, когда мы спим?

Спи, друг мой. Встретимся там, во сне. И там ты, может быть, мне поверишь.

Баю-баюшки, баю,

Баю ягодку мою.

Не для острого клинка,

А для белого венка.

Баю-баюшки, родной,

Солнце скрылось за горой.

Солнце спит, не дремлет враг,

Мягко стелет ночи мрак.

Баю-баюшки, мой сын,

Ты у нас с отцом один.

Как под звёздами луна,

Как дороженька одна.

Если бы пыль не клубилась ещё на дороге! Тогда бы он мог сказать себе: «Окстись, Дмиор! Не было никакого Всадника! Не было, и быть не могло! Всё это бабьи сказки да выдумки рыбоедов с берегов Закатного моря. А нам, городским, не пристало...»

Но мелкая, словно пудра, пыль ещё висела над дорогой. И первые солнечные лучи бежали по следам копыт.

Первосвященник* Дмиор сплюнул в пыль, отёр безусый рот широким рукавом жёсткой просоленной рясы и зашагал назад, к морю — прочь от следов, прочь от морока на рыжем коне. Морока, которого не было, и быть не могло. Ибо в Книге Веры нет никаких Всадников, а значит...

Дмиор обернулся и осенил себя охранным знаком. Последние золотистые пылинки ещё кружились. Морок, богохульство.

Вечные Всадники, как считали местные жители, возвещали мор, военный набег или иную какую напасть, надвигающуюся с той стороны, откуда появлялся Всадник.

Дмиор посмотрел в сторону холма, именуемого Кошачьей Головой. Именно там увидел он первоначально расхристанного босоногого парня на рыжем коне, нагло и безнаказанно проскакавшего после мимо Дмиора и растаявшего в воздухе через два на восемь шагов.

Только пыль эта проклятая, пыль да следы, утверждавшие, что Всадник был, что не напекло башку первосвященнику, не верящему в Дикую Бабу, Всадников и прочую нечисть.

«Всадник с запада, — против воли подумалось Дмиору. — Значит, беды надо ожидать с запада».

Он зашагал дальше, размышляя, сможет ли не возвестить деревенским о явлении ему Всадника...

3. Спи, друг мой. Стоило мне начать сказку, а ты уже закрыл глаза.

Спи, дорога сама поведёт тебя, не давая свернуть. Потому что, вижу я, ты не облегчил душу перед смертью. И в ушах твоих не музыка мироздания, а отзвуки незабытых битв. А значит, твой путь ляжет едва ли намного выше того мира, где мы прощаемся с тобой сейчас.