Пять дней марта

.

Verra la morte e avra i tuoi occhi.

C. Pavese

Ночь выдалась гораздо теплее, чем в предыдущие даты. Также морозно было на улице, зябко и неуютно, но весна приближалась медленными шажками, отдавая последнему зимнему дню всю полноту ледяной власти, чтобы окончательно утвердиться в положенное ей время.

Это был прекрасный вечер. Безусловно ему понравилось всё, начиная от вульгарных шуточек главных лицедеев вечера, заканчивая дивным фильмом. Да, так снимать эта грязь, зовущаяся его народом, не умела, да и навряд ли когда-нибудь научится. Всё-таки хорошо быть в своём элитарном кругу.

Он никого особо близко к себе не подпускал, так как знал, что предательство можно ожидать буквально от кого угодно. Хотя собравшиеся на сегодняшний вечер не такие. Они не станут ничего против него замышлять, не станут даже рыпаться в его сторону. Они знают. Они слишком хорошо знают вкус его гнева, так схожий с вкусом тёплой крови, наполняющей глотку, из-за которой начинаешь задыхаться и давиться собственными выделениями: слюна, кровь, слёзы, прерывающиеся истошными криками и мольбами.

Эта мысль-воспоминание его насмешили, да так, что он довольно хмыкнул, проходя мимо караульного. Бедняга-парень так и вздрогнул, чуть подпрыгнув на месте от резкого звука, вдруг донёсшегося из спрятанного под седыми усами рта. Дурак. Его надо бы проверить, а то ненадёжный какой-то, нервенный. Вот завтра этим и займётся, в первую же очередь позвонит и распорядится вновь изучить всю подноготную юнца-солдата, а заодно потребовать надо, чтобы больше никогда не смели таких тюфяков, вздрагивающих от небольшого шума брать на службу.

Жалкие! Какие же они все были жалкие!

Часто, очень часто он задавался вопросом, почему на его долю выпало управлять этим безмозглым стадом. Но, не такое уж оно и безмозглое - это стадо. Когда простреливаешь им головы крупнокалиберным пистолетом, их мозги чинно стекают по стеночке, такой же серой и неприметной, каковой была их безликая жизнь.

Отребье! Где бы они были, если бы не он?

Абсолютные ничтожества, наверняка побирались бы с сумой по всей Европе, да ели с руки у разжиревших от свободы американишек. Что ещё взять с бесхребетных существ?!

Они ничто без него.

Они ничто без него!

Он прошёл в свою опочивальню, тихо крякнув у двери. Может и эти недомерки-солдатишки, дежурившие у двери, будут подпрыгивать от его возгласов. Умора.

Двери закрылись. Тишина, полутьма. Никто не посмеет нарушить его уединение. Слишком страшно попасть под его горячую руку. Он сам скажет, когда нужно подавать еду, когда принимать посетителей, когда вызывать шофёра. Он сам распоряжается своей жизнью, а заодно жизнями миллионов из тех, кто не замышляет против него ничего дурного.

Безыдейные. Бесхарактерные. Существа без стержня, без силы, без воли.

Он снял свой китель и оставил его на спинке стула. На краю рабочего стола стояла настольная лампа - единственный источник света в полутёмном помещении. Мрачная в своей кажущейся уютности картина, а его устраивала более, чем всё остальное.

Он засмотрелся в окно, за которым едва ли можно было что-то различить. Неясные очертания деревьев, переплетающихся ветвей, замерших в неподвижной позе. Словно в вечерние сумерки, на сизом снегу можно было бы увидеть тени, отброшенные могучими ветвями, но он не мог их видеть. Зрение начинало подводить. Признаться в этом себе - значит сдаться, а он сдаваться не намерен. Дряхлеет ли? Нисколько. Он всё так же велик и грозен, как и тридцать лет назад, когда обеими руками схватился за бразды правления этой уничтоженной воинами и голодом землёй. Горстка безмозглых людей - вот что здесь было до него, а сейчас? Сейчас всё стало лучше, сейчас всем стало веселее.

Он снова засмеялся и потянулся за трубкой. Табак его выручал много раз, когда становилось невмоготу от воспоминаний. Порой они подкрадывались незаметно, словно иностранные шпионы, коварные, выпрыгивающие из темноты и одолевающие его в совершеннейшей тишине.

Сущее наказание.

Наверняка и сейчас побегут к нему, повыпрыгивают из этих тёмных углов, выплывут из-под шкафов, и понесутся на него, разъярённая толпа с которой не совладать. Только с ними ему было не совладать, ведь всех прочих своих врагов, имевших физическое воплощение, он сокрушал даже через океан.

Снова смех. Да, так и было. А если бы нашёлся герой, который отвадит от него эту напасть - вспоминать прошлое,- он бы не поскупился на самое щедрое вознаграждение. Героя дать, квартиру в Москве, прям у Кремля, и дачу где-нибудь у моря, личный автомобиль с шофёром и кухарку, чтобы варила новому герою харчи. А после расстрелять этого недоумка, потому что никто не должен знать о его слабостях. Арестовать и в ссылку, куда-нибудь подальше, до самого ледяного моря, а лучше вовсе копать канал. Пусть возится в ледяной земле, постукивая зубами от холода, и единой мысли не допуская кому-то что-то о нём рассказать.

А можно героя вовсе без зубов оставить.

Снова смех. Рваный и резкий. Как же это приятно, когда тебя все боятся.

Он отвернулся от окна, облокотившись кулаком на стол и вдруг замер. Что-то в комнате ему показалось другим. Будто кто-то посмел войти без его ведома и переставить некоторые вещи. От света лампы у предметов удлинялись тени, они казались такими реалистично-натуральными, будто вот-вот коснутся его и утянут куда-то...