Пять минут

Пять минут

Вроде всякого повидаешь на войне, и в первую очередь, такого чего бы и не хотел видеть. Оттого люди и спиваются по возвращению, от того их и мучают ночные кошмары не давая спать, и заставляя срывать свою бессильную злобу на родных и близких. Не каждый может спокойно вернуться с войны и жить дальше, как ни в чём не бывало.

Но, бывает, увидишь такое, что не укладывается ни в какие, даже самые жестокие рамки войны. Что-то, что перебивает всё остальное: и пыль, и грязь, и кровь. И невольно посетит мысль: а может, ты просто свихнулся?

***

Провинциальный польский городишко. Ещё совсем недавно здесь шли бои, но не столько сильные, чтобы превратить поселение в дымящуюся груду кирпича и мусора. Лейтенант помнил, во что превратился его родной Новгород, когда сначала его брали немцы, а потом его возвращала Красная армия. После упорных боёв в городе не осталось ни одного целого здания.

Да, Новгород всего лишь меленький районный город в Ленинградской области, но бои были такие, что он превратился в сплошные руины. Лейтенант до сих пор помнил, как он стоял на своей улице и пытался понять, где же был дом, в котором он когда-то вырос. Здесь? Или здесь? Или ему вообще просто приснилось, что он когда-то жил в этом городе и бегал мальчишкой по улицам, гоняя голубей.

С тех пор прошло немало времени, и немцев в ходе кровопролитных боёв успели отбросить за пределы советских границ. Война была ещё далека до своего логического завершения, но солдаты себя ощущали уже совсем по-другому. Понимание того, что ты выбил врага за пределы своей Родины, значительно поднимало боевой дух.

Здесь немцы, потерпев несколько поражений от наступающих советских частей, решили, что город не имеет стратегического значения и из-за него не стоит жертвовать солдатами и техникой, а лучше сосредоточить силы западнее, избежав попадания в так называемый котёл, и максимально быстро отступили.

Солдаты сбивали со зданий вывески на немецком языке с указанием комендатуры и прочие символы пребывания оккупантов по типу орлов с венком и свастикой.

Лейтенант Евдокимов вошёл в выкрашенное жёлтый цвет здание комендатуры, на стенах которого виднелись оспины пулевых попаданий, окна были заклеены полосками бумаги крест-накрест, а угол был явно повреждён артиллерийским снарядом.

Предъявил пропуск дежурному и прошёл по широкой лестнице на второй этаж. Навстречу ему попались два рядовых с натугой тащащих бюст вождя Третьего Рейха к дверям. Странно, что немцы его не прихватили при отступлении. Или выбросят или будут упражняться в стрельбе.

В приёмной сидел секретарь, которому Евдокимов протянул документы и сообщил, что прибыл к полковнику Зимину по вызову. Адъютанта сверился с журналом и, подняв трубку телефона, сообщил полковнику о визитёре.

- Проходите, - равнодушно произнёс он, и лейтенант проследовал в кабинет.

В просторном помещении городской ратуши, которую командование отвело под временную комендатуру, стояли два больших отполированных стола, составленных в форме буквы «Т», на стенах висели портреты неизвестных людей в костюмах девятнадцатого века и старше. У стены стояли книжные шкафы и большие напольные часы, которые, видать, немцы тоже не успели прихватить, а может их сюда притащили уже после их ухода.

За столом на большом стуле сидел полковник Зимин и перелистывал какие-то бумаги.

Войдя в кабинет, лейтенант вытянулся по стойке смирно.

- Лейтенант Евдокимов по вашему распоряжению прибыл! – чеканно зазвучало в кабинете.

- Вольно, - ответил полковник, не поднимая глаз.

Евдокимов продолжал ждать, пока полковник вчитывался в документы.

Потом полковник отложил одни бумаги и, взяв несколько листов исписанных убористым почерком листов, наконец, обратил внимание на вошедшего.

- Это что? – полковник потряс бумагами в руке и потом, положив их на полированную поверхность стола, легким, но уверенным движением руки отправил их в сторону лейтенанта.

Листы заскользили по столу и остановились, самую малость не доехав до края стола.

Евдокимов взял в руки три листа пожелтевшей бумаги. Это был его рапорт, написанный буквально пару дней назад.

Что же, он ожидал чего-то подобного. В военное время все письма проходят через цензоров, что уж говорить об официальном рапорте.

***

Это была засада. Ну как засада, учитывая, что красноармейцы уже несколько дней выслеживали немецкий отряд в польском лесу, она была вполне ожидаема, но всё-таки неожиданна. Такой вот парадокс. Не исключено, что причиной всему то, что у немцев просто не было времени, чтобы подготовиться, как следует.

Тем не менее, красноармейцы сумели быстро собраться и дать отпор врагу, не потеряв ни одного бойца, правда, без раненых не обошлось. Одному осколком гранаты повредило ногу, другому пулей рассекло лоб (повезло) и кровь заливала глаза, никак не желая останавливаться.

Немцы оказались не простыми вояками из вермахта, а эсэсовцами, одетыми в их традиционные маскирующие балахоны типа «дубовый лист». Ну и заряжены по части мотивации они были соответственно. Ещё бы, в СС брали только идеологически расово правильных граждан Рейха.

Лейтенант Евдокимов и рядовой Авдеев, который был лет на десять старше лейтенанта, но из-за своего характера таки застрял в рядовых, залегли в небольшом овражке, укрываясь от автоматного огня. Периодически они, по очереди выглядывая из-за края овражка выдавали короткую очередь из своих ППШ.

- Тв@ри! Совсем зажали! – ругался Авдеев.

Стрельба короткими очередями, русский мат, немецкие команды раздавались по обе руки от лейтенанта. Вот громыхнула одна граната – кто-то закричал, по-русски. Вот, другая – уже послышались бодрящее немецкое «Granate!» и обычное «Scheiße!»

- Упёртые г@ды! – Авдеев выпустил короткую очередь по кустам и вновь укрылся в овражке

В этот момент сухой треск немецкого МП-40 раздался совсем рядом, и сверху на них посыпались куски коры и листья, а потом упало что-то тяжёлое.