Пять минут до рассвета

I. Старухин цветок

Краем глаза Марк увидел белых призраков, похожих на полупрозрачные простыни, висящие на бельевой верёвке. Увидел в сотый раз и в сотый раз сказал себе, что это лишь туман. Его лоскуты сегодня парили вдалеке между могил, становясь невидимыми, если подойти ближе.

Он ненавидел кладбища. Из-за мёртвой тишины, из-за того, что ему чудился запах как в морге. Буквы на надгробии не имели ничего общего с человеком, которого он знал. Но Марк продолжал приходить сюда. И едва он ступал за ворота, к старым и новым могилам, в голове звучали слова Вари:

«Здесь мёртвые так близко, что можно услышать».

На кладбище он пришёл к дедушке — бывшему солдату, который ненавидел войну и от чьей улыбки внутри становилось тепло, будто от пыльных солнечных лучей. С его смерти успело пройти шесть лет, а Марк так и не ощутил в груди такого же тепла. Менялась жизнь, уходила одна любовь, и рождалась совсем иная. Нынешняя отзывалась в сердце нежными снежинками. Ещё одна причина, по которой стоило приходить на кладбища,— они нравились Варе.

А Марку нравилась она.

Они расчистили аккуратную могилку со скромным надгробием и выпили чая из термоса вприкуску с магазинным смородиновым пирогом. Марк не планировал особо ничего говорить, но понесло, как бурной рекой. Он говорил о дежурствах, о маме, о папе, о том, как устаёт работать по ночам, но работу всё равно никогда не бросит. Врачей дедушка всегда уважал и обрадовался, когда Марк поступил в университет в другом городе, а затем ещё и вернулся в родную дыру, где катастрофически не хватало медиков. Варя рассказывала, что мёртвые не слышат живых, если ушли окончательно, и его дедушка именно из таких. Но тут Марк ей верить совсем не хотел. И говорил, не представляя, как перестать. День сегодня выдался холодным — опавшие тёмные листья покрылись кристаллами инея и походили на поделки из бисера. От чая и пирога стало теплее, но Марк всё равно засобирался. А затем бросил взгляд на Варю и вспомнил кое-что, что показалось ему важным.

— Слушай, рядом тут ведь могила твоей бабушки. Зайдём?

«Ты, наверное, не бываешь тут одна», — не сказал он.

Воспоминания пришли вспышкой. Так бывало, и когда он думал о дедушке.

Солнце. Залитый ярким светом сад, пот и грязь на ладонях. Варя читала книжку, а он бегал вокруг неё, изображая рыцаря, который охраняет принцессу. Нина Игоревна принесла клубнику и холодный компот.

— …Хороший защитник у моей внучки!

Ему показалось, что Варя вздрогнула — незаметно, как птичка. Будто тоже услышала голос бабушки в голове. Совсем как живой. Но она лишь сжала сильнее ручку кресла так, что чуть побелели костяшки. И отвернулась, поправив выбившиеся из толстой косы пряди.

— Зачем? Я не была здесь даже на её похоронах.

Марк уже и забыл тот день. На похоронах он встретил ещё человек тридцать. Все — друзья и хорошие знакомые Нины Игоревны. Родственница у неё была лишь одна — Варя. Марк никогда не спрашивал, почему же она не пришла. И не собирался. Но разве правильно это, что внучка даже не хочет побывать на могиле бабушки? Варя продолжала смотреть в сторону, словно кусты стали ей интереснее Марка. Может, это всё отрицание, попытка скрыть боль от потери? Он собирался сказать, что сам неплохо с ней общался, но сразу передумал. Варя ведь знает, они с бабушкой жили вместе. Так что она каждый раз встречала его у порога, когда у Нины Игоревны сильно повышалось давление. Так выходило, что приезжала всегда его бригада. Марк помнил те вызовы: тонометр показывал высокие цифры, но на лице пожилой женщины он не видел недомогания, а Варя словно ни капли не волновалась. В каждый такой визит Нина Игоревна исправно давала в дорогу домашние булочки с джемом. И как у неё только получалось убедить врачей, что она принимает лекарства? Марк ни разу не видел в её доме ни одной упаковки или блистера.

На самом деле он всё понимал. Когда Варя, ещё способная подойти к двери, провожала их, даже не спрашивая, как у бабушки дела. Марк отчасти понимал что-то ещё в детстве. Бабушка растила Варю одна, родители той куда-то исчезли. Должно быть, она отличалась суровыми методами воспитания, раз та девочка с косичками, с которой Марк бегал по улицам, стоило ей услышать голос бабушки, бледнела и быстро собиралась домой. Но теперь Нина Игоревна умерла, а он вспоминал дедушку. И думал, что теперь-то, без неё, совсем-совсем без неё, Варя сумеет отыскать в памяти хоть один хороший день с бабушкой.

Он одёрнул себя. Засобирался извиниться. Не его дело. Совершенно не его.

— А ладно, — Варя опередила его, повернулась и улыбнулась, благосклонно взмахнула рукой, что означало, что Марк может взяться за ручки её инвалидной коляски. — Пойдём. Раз уж пришли. Мне всё равно нравится гулять по кладбищам. И я даже не видела, какой памятник ей заказали.

— Не видела? — он аккуратно вывез коляску с неровной тропки на асфальтированную дорогу.

— Я отдала деньги её подругам, всё устраивали они.

— А если бы они их украли? — Марк попробовал вообразить, как отдаёт деньги на похороны дедушки его друзьям, которых никогда не видел. Не смог.

Варя пожала плечами.

— Ну, тогда её тело осталось бы лежать в морге. Честно: мне всё равно, Марк.

— Ты так не любила её?

— День её смерти был для меня как праздник, — слова резанули скальпелем.

До самой могилы они молчали.

— Ничего себе! — не сдержал возгласа Марк, когда они добрались. — Это её подруги высадили?

Варя не ответила. С могилы глядели любопытными жёлтыми глазами белые с лиловой кромкой, похожей на пятна пролитой туши, цветы. Такие рисуют на чайных сервизах, но таких Марк не видел ни на одной клумбе в городе.

— Я не разбираюсь в цветах, — он присел возле могилы и осторожно коснулся лепестков, будто дорогого старого фарфора. — Они должны сейчас цвести? На улице-то прохладно.

Он повернулся. Варя молчала и, не отрываясь, смотрела на могилу. Её рука дрогнула. На миг Марку показалось, что Варя резко наклонится и яростно оборвёт цветы, но пальцы всего лишь ещё сильнее, чем пару минут назад, вцепились в подлокотник.