Questo romanzo или берег Феллини, роман странствий

Поисковая просека между просекко и кьянти

30.
 В понедельник, 23 июля, ровно через месяц после нашего с женой приезда домой в Киев из Римини, в Иерусалиме из Стены Плача выпал огромный камень весом в 100 кг и упал на площадку, предназначенную для общественных молитв. Камень раскололся прямо возле молящейся женщины, но не причинил ей вреда, сообщила The Jerusalem Post.

Мы таки очень древние люди, и порой исторические шарахания украинцев с их играми в ненависть и не любовь к нам - нас с возрастом просто не задевают. Многознающие, мы просто начинаем не замечать их... Именно в этом их обречение.... Древних в любом мире хранят. В их памяти скрыты рецепты от любого возможного на Земле будущего... Я начал писать романы, потому что из рядом живущих и высшими мира сего разговаривать стало не с кем....

И тогда навстречу потянулись мне камни - и космичесские иисне-синие, и земные, в которых запечетлилась неказистая и горькая история землян.

«Камень весом около 100 кг упал рядом с одной из верующих, не задев ее»,— сообщил мэр Иерусалима Нир Баркат в заявлении, поясняющем решение властей о закрытии части святыни.

При этом градоначальник расценил все произошедшее, как чудо.

«Управление древностей проведет обследование, чтобы гарантировать, что опасности не существует, прежде чем доступ к объекту будет разрешен», — сообщила в свою очередь мэрия Иерусалима.

Кроме того, мэр обратился к офису премьер-министра с предложением расширить инспекции служб, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение святыни и возможное травмирование молящихся.

По данным газеты, падение камня произошло в понедельник утром на западном участке стены, где, по религиозным нормам, имеют право находиться и мужчины, и женщины.

Стена Плача — часть древней стены вокруг западного склона Храмовой горы в Старом городе Иерусалима, уцелевшая после разрушения Второго Храма римлянами в 70 году н.э. Наряду с самой Храмовой горой является важнейшей святыней иудаизма, местом молитвы и объектом паломничества иудеев. Во время перестройки и расширения здания Храма (37−4 годах до н.э.) по указанию царя Ирода Храмовая гора была огорожена подпорной стеной. Из всего храмового комплекса до наших дней сохранилась только западная часть стены длиной 485 м. Именно ее именуют Стеной Плача. Паломники по традиции оставляют записки с просьбами к богу между камней этого древнего сооружения.

*     *     *

Годы, пропахшие войной, керосином, папиросными гильзами "Беломор-канала" - это мои старики: дед Наум и баба Ева. У них годы почти взаперти, вокруг них чуждый им не еврейский совковый мир с орденоносной мишпухой, украинскими песнями, до которых им нет дела, им и своих еврейских не спеть, ни фрейлахс протанцевать.

Протанцевали уже только на киевском вокзале, уезжая в 1976 году из Киева. Навсегда.... Мне хочется сказать, что я таки регулярно танцую семь сорок на улицах Киева и меня знают. С улыбкой. Но всё равно тянет на вокзальный Фрейлакс. Просто дальше так жить просто нельзя. мир Киева просел, из него выбили простую человеческую совесть...

Оттого и больно. Уже 65-тый. В 65 меня старика сможет содержать Израиль. А пока никому на шею не упаду. С такими мыслями еду в микробусе. Мысли уже привычны. Они проели душу... А вот украинские старики. Тоже никуда из квартиры невыездные. Годами. Вдруг взрываются у очередного рынка, грузно выходя на уличную остановку - Громко, смачно, жестко: дурень, дурепа, не там сошли, не то проехали... Кацыпура, сама солоха... Улыбаемся... Мы, коренные киевские пидстарки:

- Наум, ты шмок! Дама, что вы так честите орденоносного старика. Швайк, я с вами разговариваю?! Я говорю с Наумом. Нуманю, у нее что, мышегаз?! Ева, она цедрейте, мышугине... А я что говорю, Нуманю: люди сволочи...

Все мы и всегда для таких стариков сволочи... Потому что доживают в своем маленьком хрупком стариковском счастье и так напоминают стариков на отшибе, приехавших разводится в некий заштатный американский городок. Помните, или уже не помните, как судья за развод их ворчания взял у них последние пять долларов, и старики стали разбойниками: ограбили судью и поехали на рынок за дровами...

- Дурепа, цедрейте, дуреха... ты того, пересядь... там сквозняк... И ты дурень старый, глухой пендюх, мишугане копф, ты свои таблетки капли принял, старый фуцик...

И им нет никакого дела до всех нас до времени несостоявшихся. Они доживут свое время достойно, они обучат нас своей квартирностью мира таки быть просто людьми - со своими гопаками и фрейлахсами на Чумацком шляху наших вечных здешних насчастий, будь бы они вмем миром прокляты...

Их, нас просто нельзя выдирать из нашего общего мира - мы ведь ль этого умираем... Кто этого еще так и не понял?!

Все мы – жители вторичных миров. Не оттого ли мы обучаемся повсеместно и люто жить самодостаточно: не артачить, не фонить, не юлить, не сквалыжничать… И не от того и юлим, что когда у нас нет юлы, то едва ли не - ай, люли… И тогда мы готовы отправиться на стояние – на толоку, на майдан, на заседание ВРУ. И при этом наш народ может стойко стоять в решительные минус двадцать по Цельсию, но никогда и ни за что не встанет в июльские плюс тридцать, характерные для наших мест в последние годы…

В плюс тридцать с нашим народом воистину происходит чудо: ему уже по барабану социальные нетри. Ои в трущобах хочет шелков шемоханских телесных, то есть рад едва ли не нагишом, почти по-цыгански херить окрестное перекошенное изобилие.

А что, собственно, произойдёт с этим долбанным изобилием в пору огульного народного христорадничества, когда проседает оно – это мифическое изобилие во всяческой воровской усушке с утруской. Подобное горькое национальное изобилие, увы, на хлеб уже не намажешь, а от тощих сельдей в придачу в нашей стране только тараньковый ботулизм.