073. «600 секунд»
22.04.1993
В Ленинград я мечтал попасть всю свою жизнь…
Львович, крутой коммерсант и один из лучших друзей моего завлаба Сторожева, решил стать дилером производственного объединения «ЛОМО» в Алматы. На пару с Викторычем они долго обсуждали саму возможность поездки в Санкт-Петербург, затем дядя Саша вытрясал разрешение на эту командировку у руководства института, и в один прекрасный солнечный день 22 апреля 1993 года наша команда из четырёх человек собралась, наконец-то, лететь.
Сторожев, Львович, снабженец нашего института Григорий Семёныч и я собрались под вечер у алма-атинского аэровокзала. Семёныч был вообще уникальный мужик: ветеран-фронтовик, прошедший всю войну, этот настоящий старый командировочный волчара в свои 72 года ещё мог дать фору любому из нас. Он мотался по всей стране ещё больше, чем мы в своём НПО, а несколько рядов орденских планочек и личные знакомства почти в каждом городе СССР позволяли Семёнычу лихо заходить в такие кабинеты, в какие мог попасть далеко не каждый…
Самолёт «Ил-86» по дороге на Питер останавливался в Караганде. Здание нового карагандинского аэропорта «Сары-Арка» никак не могли достроить уже десятый, что ли, год, и нас высадили в крохотный вестибюльчик на первом этаже пятиэтажного дома, расположенного рядом с этой новостройкой. Мы подождали, пока приедут «Икарусы» с пассажирами нашего рейса из старого аэропорта Караганды, и снова зашли в самолёт.
Весь третий салон «баклажана» оказался на сей раз абсолютно пуст. Стюардессы выгнали из него нескольких человек, чьи места были там с самого начала, и велели рассаживаться по двум другим салонам. Мы оказались разбиты попарно в середине второго салона и, едва самолёт набрал высоту, а пассажирам принесли обед, как дядя Саша достал пузырёк водочки и начал наливать.
Литр на четверых – это, как бы, нормально, и к Пулково мы подлетали с настроением, вполне соответствовавшим столь неординарному событию, как посещение города на Неве.
«…Он опять поспал немножко
И опять взглянул в окошко,
Увидал большой вокзал,
Удивился и сказал:
«Это что за остановка?
Бологое иль Поповка?»
А с платформы говорят:
«Это – ГОРОД ЛЕНИНГРАД!»
За окошком и вправду был Ленинград во всей своей красе. Мужики заранее договорились насчёт гостиницы в самом «ЛОМО», и теперь её нужно было найти. Обычный рейсовый автобус привёз нас к какой-то станции метро, и мы поехали на «Выборгскую». Метро в Питере было не по-московски глубоким – эскалатор вёз нас наверх так долго, что Семёныч чуть не уснул. Со станции мы попали в какой-то подземный переход, настолько длинный, жуткий и мрачный, что стало как-то не по себе. Потом оказалось, что он идёт под всеми путями Финляндского вокзала. Минут через пятнадцать мы дошли до его конца и выбрались, наконец-то, наверх.
«При артиллерийском обстреле эта сторона улицы наиболее опасна!» – синие таблички с белыми буквами специально оставили почти на каждом старом доме ещё со времён блокады. Поворот направо, потом налево, и мы нашли ту самую гостиницу. Новое многоэтажное кирпичное здание было разделено на две половины: для «крутых» и для обычных. Меня и Семёныча поселили в двухместном номере обычной гостиницы, сами сняли номер в «крутой». Через некоторое время Сторожев вернулся, принёс нам пропуска для прохода на их половину, и мы пошли туда – отмечать своё прибытие.
Следующим утром я, в состоянии, близком к самому щенячьему восторгу, оказался на улицах Питера, где, пока мои орлы носились по «ЛОМО», должен был найти алюминиево-магниевый институт «ВАМИ». С удовольствием побродив по Среднему проспекту Васильевского острова, я нашёл это здание, и долго звонил с вахты по всяким местным телефонам, указанным в их справочнике на стене, но ни один из них не отвечал. Потом мне каким-то чудом всё же удалось проскочить мимо охраны и, изрядно поблукав по длинным и мрачным коридорам здания, я всё же нашёл тех людей, к которым приехал. Ближе к вечеру я провёл все необходимые переговоры, отметил командировки, вернулся в гостиницу и сдал рапорт. Все остались довольны и тут же собрались выйти в город.
Компанию нам составил немолодой уже мужчина, инженер-технолог оптико-механического завода, с которым Львович и Викторыч познакомились там днём. Мы все вместе спускались на «Выборгской» вниз – сопровождавший нас заводчанин что-то объяснял не раз бывавшему здесь Семёнычу, когда по эскалатору мимо нас, перелетая через ступеньки, вдруг пронёсся вниз высокий ростом дядя в плаще, шляпе и с портфелем. Но это же Петербург: здесь никто по эскалаторам никуда не бежит! Когда он пролетел, как вихрь, мимо нас, «ЛОМО-шный» инженер посмотрел ему вслед, как безнадёжно больному: «Москвич…»
Всю неделю, которую мы провели в Питере, светило солнышко и было очень тепло. Дождь не пошёл ни разу – наверное потому, что я взял с собой зонтик. Мы остановились у памятника Петру Первому, и возле нас тут же возник помятый мужичонка явно бомжеватого вида в плавках, поверх которых болтались привязанные бечёвкой зелёные поролоновые полоски, в ластах, с водолазной маской на лбу, и с каким-то бутафорским пенопластовым трезубцем в руках:
– Не желаете сфотографироваться с Нептуном? 50 рублей!
Я понял, что этот спектакль нужно продолжить, и тут же спросил в ответ:
– Братан, ты хоть объясни сначала, кто такой Нептун…
Клоун начал подпрыгивать и визжать, что как это так – все же знают, что это самый главный морской царь, ну и так далее, но я его остановил:
– Ты подожди, мужик, я ничего не знаю ни про море, ни про всякие там ваши морские примочки, потому что живу в таком месте, откуда до ближайшего моря нужно четыре часа на хорошем самолёте лететь!