"Домашние вещи б/у"

"Домашние вещи б/у"

079. «Домашние вещи б/у»

10.04.1994

Когда моя матушка сразу после своего распределения в 1959 году из одесского Политеха на завод «Сиблитмаш» попала в Новосибирск, она где-то сразу же сдружилась там с двумя сёстрами. Старшую, стоматолога, звали Надеждой Фёдоровной, а младшую, эколога, звали Тамарой Фёдоровной. С тётей Надей и тётей Томой я провёл почти половину своего детства, да и сейчас продолжал приезжать к Тамаре Фёдоровне во время своих командировок в ту сторону.

Младшая Фёдоровна жила совсем одна. Матушка как-то обмолвилась невзначай, что молодая Тамарка влюбилась в какого-то распиндяистого мужичка, но старшая сестра не дала ей выйти за того замуж. Больше тётя Тома и не пыталась… Она со временем превратилась в старую тёртую командировочную волчицу, отмотавшую миллионы километров по всему СССР. Особой фишкой у неё были обязательные посещения в тех городах, где она побывала, спектаклей во всех местных драматических театрах и ТЮЗах. Коллекции программок к спектаклям театров почти всего бывшего СССР, собранной за два десятка лет, видимо, позавидовали бы самые завзятые столичные театралы. Я всю жизнь не особо любил театры, но мне очень нравилось рыться в этой коллекции, бывая в Новосибирске…

Однажды тётя Тома попала на какой-то спектакль о Ленине в театре славного города Сухума, называвшегося тогда Сухуми. В зале сидело едва с десяток человек, а труппа местных артистов самозабвенно исполняла на сцене какой-то революционный мотив, и один из артистов, игравший, кажется, Дзержинского, врывался в самый центр сцены, крича: «Батоно Ильич! У нас пропал вагон зерна!!!» Актёр, игравший Ленина, картинно вскидывал руки кверху и горестно восклицал: «Вах!» Тамара Фёдоровна, рассказывая эту историю, всегда упоминала, что в этом месте она, давясь от смеха, едва не перекувыркнулась через спинку театрального кресла…

Долго ли, коротко ли, но совершенно одинокой женщине почти пенсионного возраста, перебивавшейся случайными редкими заработками по своей прямой специальности – составлению экологических паспортов для промпредприятий, так жить надоело. Со старшей сестрой она по разным причинам к тому времени практически не общалась, и вдруг решила под старость переехать к нам в Алматы, ближе к моей матери.

Тётка продала там свою однокомнатную квартиру в Юго-Западном жилмассиве Новосибирска, погрузила шмутьишко в пятитонный контейнер и отправила его к нам. Вскоре она приехала сама, легко нашла за половину имевшейся суммы нехитрый домишко возле санатория «Турксиб», наняла местного мужика, который сварил ей в этом домике электроотопление, вложила оставшиеся деньги в «Смагулова», и стала жить в Алматы. Припеваючи и припиваючи.

Примерно через полтора месяца с момента её приезда наконец-то пришёл тот самый контейнер. Когда потом я посмотрел накладную, по календарным штампам оказалось, что он ровно месяц простоял возле Новосибирска на станции Инская. Вечером принесли телеграмму, и я успел позвонить в контейнерную контору на Полежаева: сколько завтра нужно будет заплатить денег за оформление этого контейнера и его доставку по адресу. Мне ответили, что восемьдесят одну тенге. (Цена пачки сигарет красного «Соверена», ещё не выпускавшегося в Казахстане, а импортировавшегося из Англии, дошла к тому времени в комках до шести тенге, а покупали хлеб и ездили в троллейбусах по-прежнему за бумажные тиыны).

Наутро, взяв советский паспорт (казахстанских удостоверений и РНН ещё не существовало), я приехал на Полежаева. Контейнерная кладовщица быстро оформила мне все необходимые бумаги и потребовала заплатить… сто девяносто тенге! «Но Вы же вчера вечером назвали мне сумму, в два раза меньшую?!!» Кассирша тут же сунула мне в лицо телеграмму начальника Алма-Атинской железной дороги, устанавливавшую с сегодняшнего дня новую сумму услуг контейнерных перевозок. Это хорошо, что такие деньги, превышающие мой месячный оклад, у меня вообще с собой были! Ибо мать работала в министерстве и имела там оклад почти в три раза больший моего. А Фёдоровна могла рассчитаться с нею только через неделю!

Я оформил и оплатил доставку контейнера, мне выдали все документы на него и велели идти к таможенникам. Таможенный пост контейнерной станции расположился далеко на территории грузового двора, в небольшом домике у контейнерных рядов. Для начала мне велели оформить таможенную декларацию, но самому её почему-то заполнять было запрещено, и делал это за всех мужичок, сидевший в отдельной комнатушке строительного вагончика, поставленного возле таможенного домика. Мужик потребовал с меня за декларацию сорок тенге, и я возмутился, что таких бешеных денег у меня попросту уже нет, потому что они с сегодняшнего дня установили новые цены!
              – А сколько у вас есть?
              – Двадцать тенге только!
              – Ну хорошо, давайте двадцать…

Мужик невозмутимо заполнил мне под копирку несколько экземпляров деклараций и после этого сказал идти к самим таможенникам. Но там уже начался обед. Весь день шёл дождь со снегом и я, промокший, поехал домой, чтобы взять ещё денег.

Часа через полтора я вернулся на Полежаева. Таможенников в домике было четверо. Трое рядовых таможенников, азиатов, и их начальник, кавказец. При мне они сначала выпустили какому-то коммерсанту контейнер с пенопластом из Украины – открыли контейнер, посмотрели ровные белые ряды пластин, содрали с коммерсанта четыреста тенге, тут же поставили все нужные печати на декларациях, мужик, не забирая сам контейнер, перегрузил с водителем свой пенопласт в другую машину и уехал.

Дошла очередь до меня. «Та-а-ак… Домашние вещи б/у…» Все четверо таможенников вышли из домика и пошли между рядов искать мой контейнер. Их ставили дверцами к фундаментным бетонным блокам, чтобы никто без подъёмного крана не смог бы их открыть. Нашли. Крановщик содрал с меня десять тенге, залез на свой кран, зацепил контейнер и переставил его так, чтобы двери можно было открыть. Открыли. Обычное домашнее шмутьё, нормальное, но не новое.