"Дождь тоже когда-нибудь заканчивается..."

Глава 1, 2.

Глава первая.

Париж, ноябрь 2015 года.

Анри Лурье, пытался поудобней устроиться на сиденье синего пластикового кресла и подремать. Но, то ли кресло было не приспособлено для короткого сна, то ли высокой рост и широкие плечи мужчины были тому помехой, но все его попытки заканчивались неудачами. Лурье недавно исполнилось тридцать восемь лет. Он нашел себя на поприще журналистики, специализируясь на расследовании загадок истории - тайных событиях предшествовавших исчезновению цивилизаций и древних государств. О причинах возникновения конфликтов выливавшихся в военные столкновения, преследовавших человечество на протяжении всего пути своего развития. В прошлом году он был удостоен Пулитцеровской премии, за сногсшибательный роман о событиях весны 2014 года, непосредственное участие в которых дотошного журналиста и его коллеги Пьера Кольена, едва не отправило их за решетку.
Устав бороться с детищем модернизма, он открыл глаза привлеченный шумом внезапно возникшем в крыле, прилегавшем к отделению реанимации Европейского госпиталя имени Жоржа Помпиду. Из открывшихся дверей отделения, вышли два врача, в сопровождении стайки медсестер, что-то живо обсуждая. Анри поднялся с неудобного кресла и шагнул навстречу этой группе, всем видом выражая один вопрос: — Есть ли надежда?
Одновременно с ним, со своих мест поднялись пожилой мужчина и женщина с молодым человеком, державшим ее под руку. Эти трое, как и он, вторые сутки не отходили от дверей, за которыми находились близкие им люди. Врачи остановились, один из них подошел к женщине и стал что-то говорить ей вполголоса. От его слов, лицо женщины мгновенно посерело, утратив жизненные оттенки. Она закрыла глаза, из которых потекли слезы, а потом, заплакав навзрыд, уткнулась в плечо своего спутника. Парень обнял женщину одной рукой, второй стал поглаживать ее по голове покрытой дорогим шелковым платком и, зашептав на ухо что-то успокаивающее, увлек её к выходу из отсека, в стенах которого для них исчезла последняя надежда.
Надежда на то, что вновь будет можно обнять и поцеловать мужа, когда его переведут в общую палату, кормить его с ложечки куриным бульоном, выводить в больничный парк на прогулку, подставив хрупкое женское плечо и поддерживая под руку до недавнего сильное тренированное тело, сорокапятилетнего полицейского. Вердикт врача: — Простите, мы ничего не смогли сделать… Это оказалось не в наших силах… И все! Все надежды на дальнейшее совместное будущее, на уик-энд, который они планировали провести с сестрой и ее мужем, на долгожданную поездку в Голливуд, запланированную на Рождество, на утренний кофе и его ворчание по вечерам - исчезли.
Исчезли, как и ставшая такой привычной за двадцать лет супружества реплика мужа, когда они готовились к приему гостей - его коллег по работе в комиссариате полиции: — Мари, ты снова в «кок-о-вен» вместо петуха положила курицу и сэкономила на вине? Ты ведь знаешь, какие гурманы эти Паула и Мишель. Эх, не видать мне в этом году повышения! Ну да ладно, не выбрасывать же твое варево в мусорный бак…
«Это оказалось не в наших силах….» А в чьих силах это могло оказаться? Где можно было найти в эти разорванные взрывами и автоматными очередями ноябрьские дни светило мировой медицины? Медицинское светило, для обычного рядового полицейского, принявшего в свою грудь четыре пули выпущенных из ствола автомата террориста, когда все больницы и госпитали Парижа, были переполнены растерзанными изувеченными телами еще живых людей и светила спасали в первую очередь тех, кого еще можно было спасти. Он тоже смог спасти нескольких из этих людей, закрыв их собой, а спасти Антуана Бризо, было не под силу никому. Никому кроме Господа, к которому весь последний день тихо шепча приходившие на ум слова молитв, взывала женщина, сидящая в синем пластиковом кресле у дверей отделения реанимации, Европейского госпиталя имени Жоржа Помпиду, в столице Франции.
К Анри и его соседу подошел второй врач. Просмотрев формуляр, он поднял глаза от бумажного листа и в первую очередь обратился к пожилому мужчине.
— Все без изменений месье Зафар. Состояние вашего сына стабильное. Организм молодой. Операция прошла успешно. Осколки мы удалили, жизненно важные органы не задеты. Потеря крови восполнена. Теперь нам остается только ждать. Молитесь. И вам не стоит больше находиться здесь. Это ничего не изменит. Завтра, ближе к вечеру, мы возможно позволим вам ненадолго зайти к нему в палату.
— Благодарю вас месье Валиньи, но я все же побуду здесь.
— Ваше право, но острой необходимости в вашем присутствии нет.
Врач повернулся к Лурье. Улыбнулся.
— Добрый день Анри. У вас тоже все без изменений. Состояние мадам Лурье стабильное. С ребенком все в порядке. Опасности прерывания беременности нет. Вы человек бывалый, сами понимаете - травма головы… Нам остается только ждать, когда организм снимет защиту. Ваши друзья тоже так считают. Отис и Гримман согласны со мной. Они предложили нам свою помощь и закончат осмотр пациентов примерно через час. Можете их дождаться, а лучше тоже отправляйтесь домой. Вы почти двое суток без сна.
— Да какой тут сон Марсель.
— Я понимаю, но вам необходимо отдохнуть. Поезжайте домой, выпейте белого сухого вина или лучше немного коньяка, поешьте, чего-нибудь горячего. Займите себя чем угодно. Читайте, пишите наконец, черт возьми. Это лучшее, что я могу вам посоветовать.
— Спасибо Марсель. Я все-таки дождусь Отиса. Знаете, его голос сам по себе действует успокаивающе.
— Ну как знаете.
Врач пожал руку Анри и мужчине, все это время продолжавшему стоять рядом и направился к центральному холлу, в который выходили кабины служебных лифтов.
Анри еще немного постоял в холле, а затем направился к выходу. Выйдя на крыльцо госпиталя, он отошел в сторону от центральных дверей, подальше от бесконечного потока медицинских работников, каталок, полицейских и родственников пострадавших.
Безумие последних дней, накрывшее Париж пятничным вечером 13-го ноября 2015 года, здесь ощущалось сильнее всего. Именно здесь, наиболее четко виделся окончательный результат этого безумства. Осколки стекол, кирпичная крошка, следы пожара и отверстия от пуль, уберутся, заштукатурятся, отмоются. Окна, двери, фасады и мебель отремонтируют, заменят, а вот люди…
Людей на ремонт везли в больницы, госпитали, частные клиники. Некоторых уже отремонтировать было невозможно. А тех, кого можно было починить, рассортировывали как сданные в ремонт часы или радиоаппаратуру, развозили на каталках, или в креслах по отделениям. Колдовали над ними, потом снова везли. И так до тех пор, пока последний из доставленных не будет осмотрен, прооперирован, упакован в гипс или перевязан. А затем отправлен для дальнейшего выздоровления в больничную палату или сдан на руки заплаканным родственникам, еще не ощутившим в полной мере всю полноту значения короткого слова - жив.
— Профессия журналиста, как и профессия врача, полицейского, пожарного, накладывает на восприятие происходящего известную долю цинизма. Но только тогда, когда это не касается тебя лично или твоих близких, — вслух пробормотал Анри, наблюдая этот бесконечный процесс, не прекращавшийся второй день.
Он достал из кармана измятую пачку сигарет, выудил одну, она оказалась сломанной. Найдя урну, он с сожалением выбросил сломанную сигарету и, достав другую оказавшуюся целой, закурил. От табачного дыма запершило в горле, и разлилась горечь во рту. Он уже перестал считать какая это по счету сигарета, выкуренная с того момента, когда он с Гертрудой в компании друзей, отмечал день рождения своего друга и коллеги Пьера Кольена, в уютном кафе, в центре Парижа.
***
Для празднования дня рождения Пьер выбрал свое любимое кафе: «Контуар Вольтер», на бульваре Вольтера. Мужчины успели уже основательно поднабраться, когда в зал вошел новый посетитель. Несмотря на изрядную долю алкоголя, Анри каким-то «шестым» чувством ощутил угрозу, исходящую от незнакомца. Мужчина с типичной внешностью выходца из арабского мира, одетый в толстовку. Именно толстовка, почему-то бросилась в глаза дотошному журналисту.
Анри помог подняться жене, которая находилась на пятом месяце беременности, от чего стала неуклюжей и немного неповоротливой, что крайне ее раздражало. Она попросила проводить ее в туалетную комнату. В этот момент он краем глаза увидел, что подозрительный посетитель, сделав заказ и не дождавшись его, направился от барной стойки вглубь зала. Предчувствие опасности захлестнуло Анри с такой силой, что он непроизвольно подхватил Гертруду на руки и, опустившись на колени, прикрыл ее собой. Возмущенный крик жены, растворился в грохоте взрыва и последовавших за ним криках ужаса, боли и недоумения. Отлетевший осколок декоративной глиняной вазы, ударил вырывавшуюся из его объятий Гертруду по голове, и она умолкла, потеряв сознание. Вместе с ее молчанием для Анри выключились все остальные звуки окружающего мира. Для него все остальное просто перестало существовать. Вид окровавленной головы любимой женщины, затмил остальные фрагменты кошмара, в который превратилось помещение еще несколько секунд назад такого мирного и уютного кафе.
Анри не помнил как он, спотыкаясь о тела и опрокинутую мебель, нес на руках любимую женщину к выходу. Как сидя на холодном асфальте улицы, усыпанном осколками витринных стекол, вещами посетителей и фрагментами интерьера кафе, пытался рукой зажать кровоточащую рану на голове жены, баюкал ее как малого ребенка. Он непрерывно бормотал слова ободрения, которых она уже не слышала, ожидая прибытия кареты «Скорой помощи». Потом последовала сумасшедшая гонка по ночным улицам столицы Франции, каталка и дверь операционной. Вот тогда примчавшийся следом на такси Пьер, по его просьбе и купил сигареты. Вот тогда он и начал их считать. Утром он уже не считал, а просто курил. Кофе и сигареты, кофе и сигареты… И ожидание. Сначала у дверей операционного блока, потом у дверей реанимации. Кофе и сигареты…
— Вам лучше перестать столько, курить. Прислушайтесь к совету врача, выпейте коньяка, поешьте луковой похлебки. Только не напивайтесь в хлам. Вы можете понадобиться в любой момент.
Тихий мужской голос, с едва заметным восточным акцентом, отвлек его от тяжелых воспоминаний. Анри оглянулся и увидел стоявшего рядом недавнего соседа по больничному коридору.
На вид ему было лет 55-60. Мужчина был среднего роста, коренастый, с черной густой шевелюрой, обильно тронутой сединой. Аккуратная арабская бородка, обрамляла красивое лицо с тонкими чертами, которому добавляла харизмы сетка мелких морщин. Оливковая кожа и миндалевидный разрез карих глаз, указывали на восточных предков незнакомца. Мужчина был одет в деловой костюм светло-серого цвета и насколько успел заметить Анри, сшитый на заказ. Светлая рубашка в тонкую полоску, идеально подобранный галстук, дорогие туфли, и плащ, переброшенный через сгиб руки, дополняли его гардероб.
— Позвольте представиться - Галиб аль Рахим бен Зафар. В прошлом государственный чиновник, — мужчина протянул Анри руку.
— Анри Лурье, журналист, — ответил Анри, пожав крепкую ладонь собеседника и отметив силу его рукопожатия.
— У вас здесь супруга? Сильное ранение?
— Жена. Ранение не сильное, осколок вазы рассек кожу на голове. Но сам удар вызвал болевой шок. Она до сих пор не пришла в себя. К тому же она на пятом месяце беременности, — Анри затушил сигарету о край урны и выбросил окурок. — А за чью жизнь вам стоит молиться?
— Молиться нужно за всех живущих, без исключения, а в реанимации у меня старший сын. Один раз я уже молился за него и его друзей. Чтобы Аллах сохранил их на земле. Тогда молитва помогла. Это было в июне 2011-го. Когда авиаудар накрыл Триполи. Сын в это время находился на нефтепромысле в районе Мабрука, это в ста семидесяти километрах от Сирта. Он вместе с другими инженерами останавливал добычу нефти, консервировал установки, чтобы избежать катастрофы, и мы не знали что с ним.
— Вы родом из Ливии?
— Да Анри. И я вспомнил вас. Вы ведь тоже были в нашей столице в то страшное лето.
— Был. Но вас не помню…
— Я выдавал вам разрешения, пропуска и приставил охрану, когда вы поехали снимать репортаж в разбомбленный ракетами жилой квартал. С вами был еще ваш ассистент Пьер. Вы с ним похожи. Я тогда еще решил, что вы родственники.
— Было такое, но простите месье Зафар, вас не припоминаю.
— Это не удивительно. Военная форма смывает четкость с лица. Оно становится лицом толпы - просто еще один вояка, выдающий документы, в черном берете и солнцезащитных очках. Вам ли не знать этого.
— Да знакомо. А вы служили в армии?
— В разведке. Но когда начался мятеж, мы все вошли в состав службы безопасности.
— Простите за нескромный вопрос…
— Как я оказался во Франции? — прищурился собеседник.
— Да.
— Когда наша страна была уничтожена как государство, нам не оставалось ничего другого, как покинуть землю предков. Времени на раздумье не оставалось. У нас было спрятано небольшое судно в Сирте. На нем мы после гибели Полковника, под видом беженцев, ушли в Тунис. Семь офицеров и члены наших семей. Нам, как вы понимаете, места в прежней службе не нашлось бы, да и есть ли она там сейчас, в том виде какой я ее помню… Ну и особого желания служить новой власти, когда столько лет ты служил своему народу, у нас не было.
— С вами понятно. А дети?
— Старший сын - инженер нефтяник. Он тоже остался без работы. Начался межплеменной передел месторождений. Погибли люди, очень много специалистов из Европы. Они наивно надеялись, что силы НАТО, возьмут их под защиту. Но военные ушли, а озлобленные, разозленные войной племена, попробовавшие вкус крови остались. В Тунисе мы надолго не задержались. Мне и еще двум офицерам предложили должности консультантов в разведывательном управлении Сирии. Годом позже меня пригласили в Интерпол, на аналогичную должность. Старший и средний сыновья, нашли работу в Европе. Мой второй сын хирург. Его пригласил главный врач частной клиники в Мюнхене, где он проходил практику во время учебы. Живет с семьей в Германии.Узнав из новостей о случившемся, примчался сюда в составе сборной медицинской бригады, для оказания помощи коллегам. Старший сын обосновался во Франции, работает по контракту на нефтедобывающих платформах в Северном море. А вот теперь…, — мужчина умолк.
— Погиб кто-то из ваших родных? — Анри интуитивно ощутил боль собеседника, которая казалось, выплеснулась наружу.
— Да. Погибла его жена. Они были с друзьями, на концерте в зале «Батаклан». Вместе с ними был племянник, он сейчас в другом госпитале.
— Невероятно. У меня до сих пор в голове не укладывается. Господи, как такое могло произойти? Как такое допустили?
Анри невольно обрадовался случайному собеседнику. Все это время, он держал впечатления в себе, а сейчас представилась возможность выговориться. Вылить часть боли, накопившейся в душе и искавшей выхода.
— Ничего Ничего не вероятного в этом нет. Мы давно ждали этого. А насчет Господа, то он поступил справедливо. Вернул зло причиненное другим.
— Вернул зло? Как это? Кому мы причинили зло? Моя жена, ваш сын, невестка, племянник, тот умерший полицейский? Сотни других людей? Я вас не понимаю! — резко ответил Анри, пораженный услышанным.
— Я не сказал о том, что зло причинили мы с вами, или наши близкие. Я имел в виду наше общество. Знаете, на соседней койке с моим племянником, лежит командир эскадрильи, которая принимала участие в нанесении авиаударов по Триполи и Мабруку. Бомбил Сирию. О чем он думал, выпуская ракеты в мирные кварталы? Отдавая приказы своим подчиненным? Думал, что выполняет свой долг, освобождает народ Ливии от диктатора, а Сирию от боевиков, уничтожая мирное население? У русских есть поговорка: « Когда рубят лес, то по сторонам летят щепки». Думал ли он о том, что Провидение ответит ему злом на причиненное зло, и он тоже станет этой отлетевшей в сторону щепкой? Наверно даже не предполагал. Хочется верить, что не только он один получил воздаяние за свои действия. Среди погибших и раненых, безусловно, есть родственники или близкие друзья тех, кто принимал решения об участии ВВС Франции в авианалетах НАТО на Ливию, Ирак, Сирию. Там ведь тоже гибли ни в чем не повинные люди. Теперь это зло, эта боль вернулись. Причиненная боль, всегда возвращается, только нам не дано знать, как, в каком виде, и когда, она доберется до нас.
— Ну, знаете месье Зафар, не будь я журналистом…, — Анри непроизвольно сжал кулаки.
— Что? Вмазали бы мне по морде? — усмехнулся собеседник. — Не вмажете. Именно потому, что вы журналист. Мы с вами совсем иначе оцениваем происходящие события. Усмирите свой гнев. Признайтесь, что в душе вы согласны с моими словами. Давайте лучше отправимся в какое-нибудь кафе. Мне тоже необходимо подкрепиться, — мужчина вопросительно взглянул на Анри. — Нам позвонят если будут новости о наших близких.
— Да, наверное, вы правы. И у меня есть к вам несколько вопросов, на которые хотелось бы получить ответы. Это и профессиональный интерес, и лично мой. Я принимаю ваше предложение. Давайте возьмем такси, — примирительно ответил Лурье.
Мужчины спустились по подъездному пандусу и, пройдя по аллее центрального въезда, покинули территорию госпиталя.