"Как хорошо..."

"Как хорошо..."

По слухам, новый алхимик явился в Керцен[1] еще до начала праздников. По слухам, новый алхимик тут же завоевал сердца половины слуг, а другая половина косилась на его хрупкую фигуру с легким неодобрением — мол, неужели ему так не нравится общепринятая форма? Чего ради носить кожаную куртку, снабженную кривыми застежками, в теплых замковых коридорах?

Новый алхимик был спокойным и уверенным в себе типом. Копаясь в реагентах, он то и дело бормотал себе под нос бульварные песенки; шагая по лестнице, любовался картинами и железными фонарями, абы как подвешенными там, где еще не работала — или еще не была испытана — система тонких резиновых трубочек, изнутри начиненных то ли медью, то железом. Обеденные часы он проводил в башне, а в кухне его почти не видели; впрочем, Кай, повелитель местного архипелага, часто приходил к новому алхимику с бутылкой вина, и они подолгу сидели, обмениваясь то планами на будущее, то смешными байками из жизни.

Наэль-Таль приехал необычно рано — за месяц до конца года. Угрюмый, как туча, он швырнул в распахнутую пасть камина какие-то чертежи, сообщил, что к чертовой матери уходит из науки, и заперся в своих личных апартаментах.

Корабль, шептал себе он. Как же я хочу построить, наконец, корабль, который не испугается этой вечной зимы, и холодного океана, и льда, и снега, и ветра. Но у меня, Дьявол забери, не выходит; сколько я бумаг выбросил, сколько моделей был вынужден разобрать — и ни одна из них, как бы я ни старался, не оправдала моих надежд. А ведь, помнится, я так весело обещал Каю, что уже в этом году мы перестанем жить, как запертые судьей пленники — пускай и не в узкой подземной камере, а на девяноста девяти островах.

Новый алхимик попался Наэль-Талю с утра. Он сидел у самого края стола, с болью изучая содержимое своей тарелки; видимо, любимая господином Каем фасоль в томате была ему не по душе.

Помнится, Кай писал, что этот юноша обладает немалыми талантами. Помнится, Кай писал, что в ядах он — непревзойденный мастер; хотелось бы выяснить, откуда он такой взялся. Хотелось бы выяснить, потому что по словам Кая выходило —  новый алхимик завелся в коридорах его обители, как заводятся домовые. Просто появился однажды — то ли с послами приехал, то ли с мореходами, — и увидел, как, стоя у окна, чихает Его простуженное Величество; а увидев, немедленно всучил ему какой-то загадочный корешок. Опять же, по словам Кая — простуду как рукой сняло, и с тех пор невозмутимый эрд[2] в несуразной кожаной куртке жил под сводами каменного замка, никому толком не рассказывая, кто он такой.

Это мы выясним, заявил себе Наэль-Таль. Это мы выясним; раз уж наука меня отвергла, я сегодня займусь тобой. Все равно спать, забери меня Дьявол, совсем не хочется.

— Кай, — обратился он к повелителю, — скажи, какого ты мнения... об этом парне?

Его Величество улыбнулся. Уцелевший серый глаз на секунду отразил гибкий силуэт Наэль-Таля — худые тонкие плечи, воротник вязаного свитера, золотисто-рыжие волосы, обветренные губы, воспаленный шрам на лице и янтарь, живой, теплый, великолепный янтарь под веками.

— Высокого, — отозвался он. — Уильям очень полезен.

— И чем же он занимается?

— Всякими полезными штуками, — весело подмигнул король.

Наэль-Таль понял, что это бессмысленно, и притих. Новый алхимик откланялся и убрался; на столе немым упреком темнела его нетронутая фасоль.

Значит, Уильям, отметил ученый. Довольно странное имя для жителя Харалата; что, если он воспитывался не на девяноста девяти островах? Что, если он — не из тех, кто вышел из тоннелей Сокрытого бок о бок с далекими предками господина Кая?

Хм-м-м, задумчиво тянул Наэль-Таль. Хм-м-м; откуда же ты взялся, что же творится у тебя на уме? Довольно странное имя; довольно странные вещи, одна кожаная куртка чего стоит — косая линия застежек, бестолковый низкий воротник — толку с него на Харалате, где, стоит выйти на улицу, от холода покрываются кристалликами инея брови?

Лаборатория была погружена в полумрак. Если новый алхимик и занимался чем-то полезным, то не в это утро и, пожалуй, не здесь; Наэль-Таль прогулялся по его рабочей комнате, подозрительно косясь на банки, стеклянные колбы, ящики у стен и книги, абы как разбросанные по столу. Кем бы ни был господин Уильям — о порядке он вовсе не беспокоился.

В некоторых колбах медленно, бросая пятна света на каменные стены, двигались то ли жидкости, то ли клочья тумана. Эти колбы новый алхимик бережно закупорил и пометил синими печатями; что они значат, Наэль-Таль понятия не имел. Но хотел бы иметь, поэтому — снова — обратился к Его пьяному Величеству.

Кай любил выпить, а что именно придется пить, для него было не особенно важно. Он планомерно опустошал замковые запасы вина, он требовал новостей о грядущей партии коньяка, он покупал знаменитый хальветский эль, он писал одному из князей Адальтена, чтобы выяснить, а не поделится ли он, случайно, вишневыми настойками[3]. Если он приглашал кого-нибудь на балы, то с целью потанцевать лишь немного — а затем шлепнуться в уютное кресло, поднять изящный бокал и разродиться витиеватым тостом. И продолжать последние действия до тех пор, пока гости не используют свои тарелки вместо подушек.

— Непогода, — едва обнаружив Наэль-Таля, простонал Кай. Кожаная повязка съехала ему на лоб, и красным пятном виднелся краешек пустой глазницы. — Никто не может приехать. Таль, приятель, ты выпьешь со мной?