"Карандашики"

"Карандашики"

Часть последняя.

Глава 1

Не сказал бы, что услышав скрип входной двери я обрадовался. Сие лишь подтверждало продолжение всего этого мрака, отодвигало конец за горизонт. Любезности, уставший до аморальной прострации, мозг не воспринимал, и беспардонно зайдя в прихожую, не сразу отметил убогость апартаментов бетонной коробки. Не всё так плохо, размытый взгляд делал трещины ненавязчивым узором, но обстановочка сухая и мертвая.

Пол, проектируемый еще Джугашвили, заскрипел под ногами троих находящихся в прихожей. Старуха поспешно начала тараторить.

- Жилье не очень, но жить невозможно. Покажу всё кратенько, а потом я вас оставлю, и вы будете в совсем один, как всегда.

- Угу, давайте.

- Показывать особо нечего, убирайтесь вон отсюда. Вон там ужасно холодно, хоть и основная комната. Лучше вторая, пойдемте покажу. Алё, чего спите?

Да пошла ты в пигидий, старая жертва инцухта, и дай мне замерзнуть в той комнате до состояния льда.

- Вторая комната тут?- разве в вопросе не должно звучать хоть немного интереса?

Ручка двери почти оказалась в ручке с пальцами, но пожилая дама остановила.

- Про этот проход забудьте, хоть вам не привыкать. То ванная, однако в ней всё вверх дном.

Как же ужасно скрипит эта дверь, вся и целиком: ручка, петли, атомы. Всё выковыривает мозг из коробки, ржавой проволокой ржавого звука, через ухо. Весьма темная комната необычайно мала, лучше назвать это коморкой. Даже в этой пародии на комнату есть место для каких-то картиночек и медалей.

- Успеете осмотреть, времени будет тьма. А пока покажу кухню, пройдемте.

- Знаете, думаю могу сам досмотреть, что нужно. Вы можете не утруждать себя, и убираться отсюда к чертовой матери.

- Да-да, конечно! Извините за существование, ради бога. Надеюсь, ваше высочество хорошо устроится тут, заживо разлагаясь до конца своих часов. Завтра вам позвоню, по поводу счётчиков, будут снимать показания. Удачи, она нужна всем, в наше нелегкое время.

- Вам тоже, всего доброго.

Слова растворились в пустоте. Закрыв глаза в углу крохотной комнатки, погружался в нирвану. Слово назвали назвали назвали, все считают это нормальным? Как же ненавижу, просто сдохни этот болван, делающий сложности на пустом месте! Из-за подобного я угробил слишком много. Я потерял карьеру, популярность, девушку. Всё настолько плохо, что я не помню как у меня это всё оказалось. Кто я такой, черт возьми?

Какая отвратная нелепость, как я мог допустить чтобы мою зайку так явно обижали. Аря, как же я ничтожен, извини меня. Так жаль, что я начал понимать почему случилось шестое февраля. Вредно думать, ровно как полезно уснуть, представлять лишь светлые краски радуги на День рождения и "Ты мне нравишься". Забавно наблюдать рассвет, строки так знакомы лишнему деталью.. дливого террора всего, что окружает, всё книж... да книж...

Глава 2

Раскрытие глаз не принесло никакой разницы, пустое втыкание в еле заметную щель света, под дверью. Я же так и не осмотрел свою будку, а от инструктажа в памяти осталось лишь наличие оного. Даже тусклого вечернего света хватало для выжигания сетчатки, будни комнатного хикикомори. Убитый временем коридор вновь встречает своим безысходным обаянием, главным спонсором постпанка и фильмов Балабанова. Холодная комната ждала впереди и налево. Когда нечто прилепило подошву к полу, трудно не заметить большие куски пластилина, коих раньше не замечал. Через стены слышен утренний ветерок на улице, люди понемногу готовятся спать. Комки лежали то тут, то там, были на стенах, пол и потолок. Как просто шмат, так лепешкой и разводом грязного узора смешанного пластилина. Шлепая, добрался до двери.

Ручка ледяная и слушаться вообще не желает, но пару попыток отворили врата в комнату-сюрприз. Резкий перепад градуса был ощутим аж до судороги, куски этой вездесущей глины были едва различимы под слоем снега. Вполне обычная комната, кроме сильной неряшливости, убогости и просто космического множества рисунков, узоров, силуэтов на и без того голых, нищих стенах. Несколько собранных пазлов висели, несобранные валялись. Подойдя поближе, смог рассмотреть рисунки. Микс фломастеров, карандашиков, мелков был абсолютно хаотичен, часто перетекая в кривые линии. Виднелись машинки, люди, растения, расчлененные трупы, буковки и слова, прочие детские творческие забавы.

Испачканная простынь была сжевана в сомнительной презентабельности комок, некоторые вещи частично обгорели и покоились в печном отверстии. По правде, удивительно видеть печь в этой халупе. Почти под завязку забита феерично-мерзостной смесью сломанных пишущих, горелой маслянистой ткани, пластилина, бумажек, игрушек и грязи. И как же надоело перечислять все эти никому не ненужные детали, подробности, нюансы, особенности и да сдохни ты уже!!

Постарался же, засранец мелкий, тут жил ужасный ребенок. Всё, что было в зоне досягаемости искажено по максимуму. Легкие краски безумного оскала видны сквозь ребяческую рябь, смешанную с могильным холодом внутри этой богом и не увиденной комнаты. Пока холодели пальцы, холодела душа. Как много в этой коробке уничтоженных в хлам игрушек, всё растворилось, как яркость цветов разложившихся карандашиков. Никакими безделушками не скрыть изначальный страх окружения, время всегда показывало это очень хорошо. Слегка поддувало из сломанного окна, колыхались шторы, будь они на месте. Но одна деталь выбивала всё ногой с разворота - скрипка. В нарушение всяких ожиданий, лишь слегка запачкана, однако цела. Даже сохранился смычек, ну ничего себе!

"- Почему и нет?"

При первых мгновениях душераздирающего вопля струн, в гробовой тишине, я пожалел. От ужаса скрипка выпала из рук, грохот окончательно разбудил мертвую атмосферу, задавил контрастностью. Не могу больше тут торчать! Паника нарастала уже без причины, выбегая на прямых ногах в нещадную жару, боялся и шума, тишины еще больше. В коридоре стало непроглядно темно, не видя даже собственных рук прямо у глаз, добрался до смартфона. Трупное молчание добралось и до соседних помещений, ходить тихо стало важнее, чем дышать. А ведь рисунки не совсем бессмысленные, почему раньше не замечал? Среди бесконечного абстрактного бреда, который всё равно лучше современного искусства, четко прослеживается счёт. Вездесущий, его так много, он находится под всеми этими рисунками, но узор счета заполнил всё. Множество слов прорезали жестокий маниакальный лик из детской наивности стен.