"Сияй, сумасшедший мергель!"

Маха.

Ранний рассвет, назойливыми бликами, пробивался сквозь плотную цветастую шторку. Наброшенная на деревянную палку поверх каменного отверстия, та служила ночной преградой в самодельном окне пещеры. Маха дернула ткань в сторону и за «каменной рамкой» вырубленного несколько столетий назад проема, открылся потрясающий вид…

Зеленое море хвойно-лиственного леса, с небольшими вкраплениями бело-желтых островков, образованных возвышающимися пологими скалами, плавно уходило к горизонту, окаймленному – длинной, синей полосой Каламитского залива. Тени, на природной глади долин и яйл, от быстро проплывающих белых тучек, равномерно сменяясь - на более яркие солнечные просветы, оживляли этот древний утренний пейзаж.

Огромные освещенные пространства, мягко покрывались темными плотно-прозрачными пятнами, напоминая монотонную работу, постоянно крутящегося гигантского осветительного прибора, расположенного где-то очень далеко от человеческого глаза.

Девушка немного замирала у каменного проема, встречая, всегда - такие разные и такие прекрасные рассветы. Спать долго на высоте, около 500 метров над уровнем моря, когда солнце к тебе прорывается первой и во всей красе открывает новый день, было по крайней мере (как ей казалось), проявлением чувства неуважения к тому месту, где она сейчас проживала.

Здесь на плато, все было чуть быстрее, чем внизу. Первым вставало солнце, раньше чем в долине начинал накрапывать дождь, и легкий снег, заглядывающий иногда в конце октября, всегда цеплялся сразу за сосны, гордо стоящие на каменных обрывах.

На третий год проживания в горных условиях, Маха могла безошибочно определять погоду на весь последующий день, наблюдая только за восходом и чувствуя направление ветра. Поведение птиц и насекомых, в изобилии составляющих ей компанию здесь круглые сутки, было так же лучшим барометром для планирования будущих действий.

Постояв некоторое время у гладкой ниши, она, словно умываясь невидимой влагой, двумя открытыми ладонями плавно провела по длинным черным волосам, тонкой шее, обнаженной груди и далее, по высоким бедрам. Вновь рожденные солнечные лучи, омыли все ее тело и открыли этому дню, еще раз проснувшуюся душу.

«Новый день – новые возможности!» – про себя сказала девушка, вспоминая одну из любимых фраз духовного Дады, такого же сейчас жителя древнего Мангупа, как и она сама…

Набросив на плечи, привычным движением через голову легкую накидку, Маха прошла вдоль желтой рифленой стены пещеры к выходу. Перед тем как оттолкнуть, сбитую из старых досок и хвойных веток, импровизированную дверь, она остановилась перед куском мутного зеркала.

Маха всегда это делала в одной и той же последовательности. Левая сторона лица, прикрытая длинной черной прядью, в зеркале, при тусклом утреннем свете, отображалась первой. Отведенный медленно рукой за затылок черный волос, открывал смуглую высокую скулу под выразительным глазом. Ровный профиль носа (практически идеальной формы), выгодно подчеркивали снизу точеные, как у этнической индианки, красивые уголки губ.

Так, постояв несколько секунд перед зеркалом, Маха медленно поворачивалась другой стороной лица.

Не быстро, как при первом взгляде на себя, она поднимала вверх, правую прядь ровных волос… Словно маска из серого оплавленного пластика, покрывала пространство ее лица от виска до низа правой щеки. Наполовину сгоревшее ухо, практически без мочки, только подчеркивало высокую степень ожога, полученного нею той холодной осенью. Девушка, рефлекторно прикрыла ладонью изувеченную часть лица. Сейчас, она видела перед собой образ дикой самки, с проникновенным колючим взглядом, под первобытной густотой черных волос и красивым ртом, застывшим в полуулыбке «амазонки», готовящейся заколоть своего самца, после любовных объятий…

Так, до сих пор на нее действовала, до конца еще не ушедшая - нервная рефлексия, овладевшая ею полностью на несколько месяцев, после того ужасного ночного пожара.

Потом, после опускания правой ладони вниз, резкий эмоциональный всплеск, сменялся обычно чувственным наплывом другого рода. Взгляд затухал, и начинали немного влажнеть уголки глазных проемов у переносицы.

Она знала причину таких перемен в своем настроении. Физическое увечье, полученное после пожара в пещере под «Иудейским мысом» (более двух лет назад), уже не вносило свои коррективы в повседневный образ ее жизни. Если, еще год назад, она могла стрелой броситься на любого обидчика, только за смешок в ее сторону, то сейчас, более плотно прикрыв отросшим волосом правую часть лица, Маха просто игнорировала любые проявления эмоций в свою сторону.

Здесь, высоко на плато, среди руин древнего города-государства, без новостей, газет и телевидения, внутренние процессы удивительным образом уравновешивались - с внешними, становясь единым целым. Даже, при очень сильном желании - себя жалеть или наоборот – всех ненавидеть, эти состояния всегда через небольшой период становились «беззубыми» и пустыми. Что-то иное приходило им на смену, более сильное и чистое. Как бывает, когда маленькие рассорившиеся братик и сестричка, сразу успокаиваются при появлении доброго папы.

Она улыбнулась своему отражению в зеркале, и, чуть характерно тряхнув густыми волосами, тихо произнесла:

-Да, не зря меня в свое время сравнили с Маришкой, потом так и прозвав – Махой!

При этом вспомнив, о постоянном упоминании «соседями» по плато, о ее сходстве с вокалисткой группы «Shoking Blue», красавицей брюнеткой – Маришкой Вереш.

Июльское солнце, мягко подсвечивало небольшое пространство перед входом в ее жилище. Вырубленное стараниями средневекового человека, оно и сейчас готово было надежно служить, современному социальному беглецу или искателю неиссякаемого, внутреннего света. Не зная прямого пути к пещере, заблудший турист или рыскающий в поисках неформалов мент, мог попросту свалится в ближайший овраг или того хуже – покатится вниз, с голой скалы обрыва. Густой кустарник и хвоя «Соснового мыса», надежно прикрывали еле заметную тропу к ее небольшому входу.