"В моём саду живёт чудовище..."

"В моём саду живёт чудовище..."

Яблоневый сад раскинулся по восточному, самому пологому склону холма. Ровная тысяча деревьев тянулась десятком колонн, по центру разделённая подъездной тропой. Тропа упиралась в дом владелицы сада, который венчал собой плоскую верхушку холма.

В первые дни августа сад пустовал. Между цветением и сбором урожая его посещали разве что сама Мораг — хозяйка — да деревенские мальчишки; для своих ежедневных баталий они частенько воровали едва завязавшиеся, зелёные ещё яблоки. К концу лета незваных гостей становилось больше, но сухие, крупчатые сорта, из которых делали сидр, мало кому приходились по вкусу.

Тем утром Мораг нашла следы первого за год нетерпеливого лакомки. На тропе у подножия холма, в самой молодой части сада, валялась добрая дюжина надкушенных яблок разных цветов и размеров, словно бы кто-то перепробовал все сорта. Стоило Мораг наклониться собрать яблоки, как на ней тут же остановился чей-то взгляд.

Взгляд был цепкий, тяжёлый. Не звериный. Ссыпав яблоки из подола, Мораг выпрямилась и осмотрелась. Ясным полднем промеж тонких стволов мог спрятаться только ребёнок, но дети не умели молчать. Мораг ждала. Минуту, другую. Пять. Четверть часа. Солнце припекало. Тень от ветки, раньше касавшаяся туфли Мораг, соскользнула на землю. Сад мерно шелестел под крылом спускающегося с холма ветра и тоже ждал.

Крепкие руки легли на плечи Мораг двадцать минут спустя. Крепки руки, жёсткие пальцы, уколовшие грудь когти. Жаркое дыхание всколыхнуло волосы на затылке. Запахло влажной гнилью и, с трудом перебивая смрад, незрелыми яблоками. Широкая длинная тень поглотила тень Мораг. Со звучным рыком чудовище прижалось своим телом к её, и шипы костяных пластин впились в спину и ноги.

— Ты слишком рано, — негромко произнесла Мораг и накрыла ладонью острые когти у самого сердца.

Чудовище недовольно заворчало. Мокрая пасть ткнулась ей в шею, острые зубы угрожающе сомкнулись на побелевшей коже. Язык, гибкий и шершавый, скользнул вдоль ключицы: то ли пробуя на вкус, то ли оставляя след.

Разжав челюсти, чудовище отпряло. Его руки — лапы — скользнули по рукам Мораг, царапнули рёбра, остановились чуть ниже пояса. Чёрные когти почти сомкнулись на животе, туго натянув белоснежную ткань рубахи.

Мораг развернулась в гротескных объятиях и задрала голову. Морда чудовища нависала прямо над ней: тёмная от бьющего в глаза солнца, усеянная шипами и костяными наростами, с узкими глазами одичалого хищника. В углу его пасти скопилась желтовато-зелёная от яблок пена.

Мораг подняла руку. Чудовище взрыкнуло. Мораг невесомо, кончиками пальцев сняла клочок пены. Чудовище сомкнуло ржавые клыки на её запястье — крепко, в явной угрозе.

Не отрывая взгляда от морды чудовища, Мораг протянула вторую руку и сняла с его плеча старую сумку. Под предупреждающее ворчание она вынула из сумки увесистый тряпичный свёрток и прижала его к груди.

— Ты рано, — повторила Мораг, когда чудовище неохотно её выпустило. — Но ты можешь остаться до осени.

И чудовище действительно осталось и провело последние дни лета в саду.

Большей частью оно едва попадалось Мораг на глаза; серо-бурая тень, для своего огромного роста пугающе быстрая и тихая. Иногда оно подбиралось ближе: проверить, на месте ли глиняная бутылка, свёрток с которой у него забрала Мораг. Пару раз чудовище забредало к ней в спальню и до самого рассвета наблюдало, как Мораг пытается спать: непрестанные рычание, взвизги, шорох костяных пластин и скрип когтей о каменную шкуру прогоняли всякую дремоту. Сад же и дом раскрасили его осязаемые следы: обломанные ветки, надкушенные яблоки, куски свежей дичи на крыльце или кухонном подоконнике.

Дичь Мораг готовила себе на обед, ветками топила плиту, а яблоки уносила к прочим паданцам. Ни благодарить, ни ругать чудовище она не собиралась. Она вообще с ним не разговаривала, за исключением той пары слов, что произнесла в день его появления.

С наступлением осени в сад потянулись рабочие: собирать урожай и давить сок. Под грохот дробилки и пресса чудовище исчезло незамеченным. Разрываясь между садом и погребами, куда закладывались бочонки с будущим сидром, Мораг тихо этому радовалась. В деревне о яблоневом саде ходило множество слухов, но пока сидр Мораг покупали и даже специально приезжали за ним из крупных городов, одних только слухов она не боялась.

Следуя традиции, последний бочонок заложили в день Равноденствия; на приуроченный праздник собралась вся деревня. Взрослые допивали прошлогодний сидр, полагая, что новому урожаю не должен мешать старый. Детишки резвились под деревьями в поисках оброненных сборщиками яблок. Мораг, устроившись в развилке старой яблони, наблюдала и за теми, и за другими. Она ждала приближения ночи и второй — самой главной — части ежегодного ритуала.

На закате праздник перебрался в деревню. Мораг в последний раз оглядела сад: после сбора урожая и крестьянского веселья он требовал внимания и хозяйской руки, — и направилась к дому. Чудовище встретило её на полдороги. Выскользнуло из-за деревьев, принюхалось и недовольно, по-собачьи заскулило. Упав на четыре лапы, оно побежало рядом с Мораг; смрадная пасть всё норовила ткнуться ей в шею или плечо.

Дома Мораг сменила пышные праздничные одежды на рубаху и штаны, в которых обычно работала в саду. С кухни она забрала свой самый большой нож, из спальни — масляный фонарь и огниво. За пазуху она положила одну из белоснежных тряпиц, сквозь которые процеживала нежнейший сидр.