"Хари Кришна" и помойное ведро

Жили-были мы с мамой в коммуналке… В самой настоящей, поселковой. Я студентом тогда был, последнего курса первого меда. И, как по тем временам водилось, остро не хватало (как, впрочем, и сейчас) медицинских работников в поселениях, и нас, студентов, туда прямёхонько направляли. Кому нужно было ординатуру «отстреливать», кому помогать с болезнями периферии. Мама у меня могла быть партизаном, потому как твёрдая в своей вере, а стала просто моей мамой, которая ни при каких обстоятельствах от меня ни на шаг не отходила, и ездила со мной везде, куда бы меня не «пришвартовало». Я с этим смирился, и вполне гармонично с ней существовал. И вот, поселковая коммуналка, со всеми вытекающими из неё последствиями…

Поселили нас в комнате двадцать на двадцать, трёхэтажного дома. Удобства на улице, баню топили раз в неделю. Но была холодная вода в кране, и даже медный тазик выделили. Самое клёвое в этом помещении было – это кухня. Огромная, с большущими окнами, и кстати, классным видом из него – на хвойный лес. Соседи попались сговорчивые, не шумные и мы с ними здорово сдружились. Медицину они отродясь не видели, и я, как говориться, стал им лучшим другом. Дядя Петя, ответственный квартиросъемщик коммунальной квартиры № 3 на втором этаже, был спокойным, и уравновешенным ханыгой. Но, нужно заметить, интеллигентным ханыгой. Начинал пить исключительно после обеда, утром не позволял. И как в песне поётся, на свои…А жена его наоборот. Никогда не пила, и тихонько существовала рядом с ним, так сказать незаметной тенью. Для меня дядя Петя открыл целую вселенную, особенно в отношении алкогольного опьянения. Столько стадий «прихода» и «отхода», не знали даже лучшие из лучших, в этом, очень даже сложном деле.

Как-то раз, в выходной, от нечего делать, мы с дядей Петей присели на табуреты возле стола, на той самой кухне. Романтично смотрели на лес, разговаривали по душам, и конечно же злоупотребляли. Эх и вкусно было закусывать жареной картошечкой и маринованным огурчиком, ту самую, беленькую… И так уютненько мы сидели, и так хорошо говорили. И тут, моя мамуля ненаглядная нарисовалась. На свои круглые бока руки «наложила», бровки домиков «сложила», и понесла:

- Друзья мои, а не сходить ли вам проветриться, а заодно, мусор выкинуть. Задымили всю кухню, и вонь стоит, хоть противогаз одевай.

Делать нечего, супротив аргументов моей матушки, ни один лишний «вздох» в её сторону, засчитан не будет. Покряхтели, почесались, вышли. Ночь стояла, хоть ложкой ешь…Бархатная, августовская. Красоты необыкновенной. Ну и романтично, опять же…Ведь мы, считай, уже вторую ноль пять высушивать начали. Под такое настроение, дошли до контейнеров помоечных, выкинули, что мамка моя велела выкинуть, и облокотившись об бак, не очень вкусно пахнущий, обратили свои взоры на луну. Тянуло на лирику…Нещадно тянуло…А когда так тянет, всенепременно сбудется, что желается.

Надышавшись свежим воздухом, мы, не очень твёрдой походкой, подхватив помоечное ведро, пошли в сторону подъезда. Ничего не предвещало в той ночи, как вдруг, открылась дверь. И из неё, вышло «оно». И следом за этим чудом, ещё одно «оно», но уже с бубном. Эти два товарища были одеты в белоснежные сорочки, длинной до асфальта. На лбу у них горели красные точки, и они как-то странно улыбались. Второе чудо, которое с бубном, зачем-то нарушало покой августовского ночного спокойствия, своим постоянным ударом по этому барабану, и пело песни неясной этиологии. Общий смысл этих песен был таков: «Хари Кришна, хари рама». Что такое субкультура, мне рассказывать было не надо, я всё и так знал. Но вот дядя Петя...

Он сначала подумал, что его «десятая» стадия алкогольного опьянения достигла своего «апогея», и он начал интенсивно протирать глаза, и приседать, пощипывая себя за нос, чтобы, так сказать, немного «охолонуться». Когда это не помогло прогнать картинку со странными существами, он вопросительно посмотрел на меня. Я глупо улыбался, и как-то мне было интересно, что, собственно, будет дальше. А дальше, «асфальтные сорочки» заговорили:

- Наилюбезнейшие братья мои, не могли бы вы нам подсказать, где можно купить хлебушек земной, чтобы вкусить трапезу ночную, потому как в молениях наших, мы совершенно потерялись во времени.

Дядя Петя пошатнулся, крякнул и охренел. Я уже к тому времени начал в открытую смеяться, предвкушая, как он сейчас их «отоварит» русскими нецензурными фразами. Когда у него упал бычок, который был накрепко приляпан к нижней губе, а помойное ведро упало на землю с громким грохотом, меня уже согнуло пополам от истерики. Надо отдать должное крепости духа нашего мужика, потому что он очень быстро приходит в себя, даже после такого потрясения. Вот и дядя Петя, взяв себя в руки, широко развернулся, и произнёс:

- Ну и какие мы тебе братья, когда ты в ночной сорочке из моего родного подъезда выходишь, морда ты не умытая. То у тебя какая-то «харя», то какая-то рама, а тут ещё хлебушка земного ему подавай. До «сельпо» минут сорок по полю переться, и наткнёшься ты почитай в закрытую на амбарный замок магазина. А если шуметь будешь, про свою «харю», да ещё с этим умалишённым, который в бубен тарабанит среди ночи, то разбудишь нашу ненаглядную продавщицу, Галочку. Она тебе, звизданутого, такого хлебушка нарежет, ты не унесёшь никогда.

Я уже просто «валялся» в коленках у дяди Пети, пытаясь хоть как-то начать дышать, потому что от смеха скрутило живот, а остановиться уже не мог. На лицах этих полу женщин, полу мужчин читалась растерянность и лёгкая грусть бытия.

- Братья мои, в наших кругах, где мы живём, никто никогда не отказывает друг другу. У нас всё можно взять бесплатно, где хочешь, и когда хочешь. Мы все с вами одинаковые. И матом мы не ругаемся. Мы выше этого, и любим этот мир, который подарил нам…

Договорить они не успели. Из подъезда вышла моя маменька. Обстановку, где я валялся в ногах у дяди Пети, где мне было бесконечно хорошо, потому что я уже плакал от истерики, она оценила сразу. Резким движением, которым позавидовал бы и Джеки Чан, она схватила меня одной рукой за шкирятник, подняв одним движением, и взяв под мышку абсолютно не сопротивляющегося дядю Петю, отодвинула другой рукой «харю» и «кришну». При этом её левая нога сделала пируэт в сторону пятой точки «асфальтовых» под номером один, а правая нога буквально через секунду туда же отправилась, но уже ко второму номеру, что с бубном. Когда её орлиный взор оценил, что оба в сорочках, лежат в кустах и отдыхают, тогда она спокойно подхватила нас покрепче, и повела домой, укладывать «баеньки». Моему хорошему настроению не было предела. Я ржанием своим, разбудил весь подъезд. И закончилось это приключение, хорошей ночной вечеринкой всего дома, потому что раз разбудил, будь любезен, налей…Дядя Петя сидел во главе стола, и нахваливал мою мамочку ненаглядную, расписывая её «па» в отношении филейных частей «субкультурных –асфальтовых». А я, когда проикался хорошенько, просто балдел от этого рассказа, который с каждой минутой, обрастал для меня всё новыми и новыми подробностями. Вот такая вот история, друзья мои. Когда ищешь романтизму, обязательно его найдёшь…