Работа для смертника

Паршивая улочка

Настали благостные мгновения тишины, и Пол-лица с удовольствием вслушался в умиротворяющую трель соловья, доносившуюся из ближайшей балки. Впервые за это утро он был избавлен от необходимости отвечать на беспрестанные упреки летунца. Еще с минувшей ночи, проведенной в деревне, рыбина впала в настроение крайней подозрительности, а к рассвету ее беспокойные бульканья обрели доселе невиданное словесное выражение. – Ну не нравится мне этот пройдоха Пилий, – проворчал летунец из-за спины шагавшего по тропинке смертника.

Пол-лица скривился так, будто вступил в огромную коровью лепешку и страдальчески заметил:

– Лёт, ты уже говорил это сотню раз. А я разъяснял тебе, что прекрасно все понял, хотя вместо пустословий мог бы подольше поваляться на сеновале. – Если уж по справедливости, то пройдохой я его еще сегодня не называл, – веско возразил летунец. – Но я опасаюсь, что ты так и не разобрал суть сказанного мною. Иначе бы мы не тащились прямиком в рассадник правильников.

– Нам обоим нужны таблички. Ты отлично знаешь зачем. Может тебе ведом более благонадежный край, где их раздают за просто так? Расскажи, не утаивай, – сердито съязвил Пол-лица.

– Весьма странно, что этот прохиндей предложил таблички почти сразу. Мне он не...

– А мне не нравиться, что ты не распознал в корове проклятие. Возможно, стоило чаще посматривать на дорогу, а не душить безвредных ворон дни напролет, – нетерпеливо перебил Пол-лица.

– Ты понимаешь, кто из нас прав, но боишься себе в этом признаться. Поэтому и распекаешь меня почем зря. Кто же в здравом уме заподозрит корову? Как, впрочем, и куст? – неясно к чему добавил последнюю фразу летунец.

– Какой еще куст, – озадаченно спросил Пол-лица.

– Раскидистый такой с узловатыми ветвями и водянистыми глазами, – Летунец указал плавником на растущий наособицу боярышник и без раздумий рванул в его сторону.

Глаза из куста очень взволновались, зашуршали листвой, намереваясь скрыться в колючих зарослях. Однако летунец пролетел луг проворней и, с азартом нырнув в гущу боярышника, ловко поймал рыбьей пастью плащ беглеца. Два ряда отборных человеческих зубов с драгоценным камнем, заменявшим клык, крепко ухватили натянувшуюся ткань. Подоспевший смертник запустил руку вслед за летунцом и выудил из зеленой пучины толстяка, пытавшегося спрятать исцарапанную рожу под глубоким капюшоном.

– Изволь объясниться, – изобразив некое подобие дружественной улыбки, попросил Пол-лица

– Господин, помилосердствуйте! Я ничтожный бедняк прилег тут почить и не хотел ничего худого, – жалостно застонал толстяк, прикрывая сапоги из телячьей кожи полами сутаны.

– Ой, какой паршивый бедняк. Молвит без выражения, щечки пухлые, ладошки нежные. Но не кручинься, знаю, как тебе помочь.

С этими словами смертник взялся увлеченно обшаривать дутые карманы оторопевшего толстяка. Его усилия были вознаграждены ответным звоном кошеля, который тут же сменил владельца.

– Вот теперь ты бедняк. Чуешь перемены? – отстранившись и окинув толстяка оценивающим взглядом, удовлетворенно заключил Пол-лица.

Горестно зыркнув на котомку смертника, вместившую изъятое богатство, толстяк согласно понурил голову.

– Да ты присмотрись-ка к нему получше! Не наш ли это давний знакомец? Правильник из деревни? – выплюнув изо рта кусок плаща, воскликнул летунец. – Вон и сапожки приметные. А в кустах полная корзинка яиц. Видать вынудил старосту выскрести все, что было.

– И впрямь! Как же я сразу не углядел-то? Чем обязан такой чести? Не каждый день доводится повстречать правильника свившего гнездо в боярышнике на манер дрозда, – с притворным изумлением всплеснул руками Пол-лица.

Толстяк раскраснелся, устыдившись собственного неумелого актерства, тотчас изобличенного смертником. Бессмысленная потеря кошеля наполнила сердце необоримой яростью, требовавшей немедленного возмездия. Правильник осмотрелся в поисках хоть какой-то поддержки, но среди зарослей не обнаружилось селян во главе со старостой, способных прийти на выручку. Лишь заяц, притаившийся в шиповнике, испуганно косился на чужаков, явно не собираясь заступаться за толстяка.

– А я изредка сталкиваюсь со смертниками, спешащими в закрытый для них город, – с тихой ненавистью прошипел правильник.

– Этот дрозд-переросток еще и огрызается. Ну ничего, сейчас я тебе крылышки-то пообломаю, – скаля острые зубы, проскрежетал летунец.

– Ты не устрашишь служителя судьбинных правил, отродье, – не очень уверенно выпалил толстяк, трусливо пятясь к кустам.

– Не стоит марать зубы о всяких наушников, Лёт. Бедняга просто вожделел выслужиться. Задумал, небось, выследить меня у города и попробовать изловить. Дивлюсь, как не поленился лезть в такие дебри, – отговорил уже изготовившегося напасть летунца, ухмылявшийся смертник.

– Так что же, отпустить его? Он же вмиг все растреплет. Еще скажи кошель ему воротить, – разочарованно щелкнул зубами летунец.

Заплывшие глаза толстяка, доблестно ожидавшего решения своей участи, вспыхнули надеждой.

– Трепать особо не о чем. Я ничего запретного пока что не сделал. Вдобавок ему еще дойти до города надо, чтобы кому-то поведать об увиденном, – равнодушно махнул рукой Пол-лица.

– Понял тебя. Отнимем ему ноги. Тогда он точно не дойдет, – внес свежее предложение летунец.

Толстяк медленно осел на траву, а на его сморщенном лбу проступила испарина.

– Отнимем сапоги, – поправил Пол-лица. – Босым он до заката в город не доберется, а мы уже дело справим.

Тут же велели стягивать сапоги, да убираться побыстрей, и правильник, браня про себя окаянную парочку, повиновался. Преследуемый заливистым смехом мучителей, он, словно обезумевший кабан, бросился через нехоженые заросли в сторону полей, долго еще не осмеливаясь остановиться.