Работяга и певунья

Работяга и певунья

РАБОТЯГА И ПЕВУНЬЯ

 

рассказ

 

Труба, по которой подавалась горячая вода в двенадцатиэтажный жилой дом, прохудилась, скорее всего, ещё зимой. Но, видимо, трещина сначала была микроскопической, увеличивалась медленно, и давление в системе до поры поддерживалось с помощью подкачки. Но вот, в один из июльских дней "сил" у подкачивающего насоса уже не хватило...

Дежурную аварийную бригаду вызвали вечером. Пока определяли примерное место прорыва, да рыли траншею, Геннадий стоял в стороне, курил. Это не его дело, долбить асфальт, копать землю, ему предстояла самая тонкая и важная часть общей работы – заварить образовавшуюся в водопроводной трубе дыру, ибо был он в аварийной бригаде газоэлектросварщиком. Докапывались до места прорыва довольно долго. Стало уже смеркаться, когда один из землекопов выскочил из траншеи ругаясь и тряся облитыми горячей водой штанами спецовки:

- Суки... пидары... вентиль не перекрыли!- орал землекоп.

Впрочем, обвинял он работников местной котельной напрасно. Они завернули как положено вентиль подачи горячей воды, но тот, будучи таким же старым, изношенным, как и прочие элементы водоснабжения, что называется, "не держал".

Геннадий понимал, что "варить" ему предстоит при свете фар их передвижной "техпомощи". Это, конечно ерунда, при его квалификации он и при свете карманного фонаря шов сделает, но ведь работать предстояло на мокрой трубе и по щиколотки в горячей воде...

- Что делать будем, Семёныч?... Если подачу не перекрыть, я не смогу заварить, да и опасно,- обратился он к бригадиру, отбрасывая недокуренную сигарету.

Бригадир с Геннадием остались возле траншеи вдвоём. Землекопы своё дело сделали и теперь курили уже они. На следующем этапе работать должен сварщик, а бригадир обеспечить условия... Условия обеспечили только к полуночи, когда перекрыли горячую воду аж всему микрорайону. Геннадий одел резиновые сапоги и полез в траншею. Вода из трещины больше не сочилась, но земля всё равно была мокрая. Нет, Геннадий не бравировал, он просто очень хорошо знал своё дело и потому мог работать и в полутьме, и в сырости, при этом сделать всё так, чтобы электроток не использовал его тело в качестве своего проводника. И всё равно шов давался с трудом – непросохшая труба, недостаток света. Геннадий провозился почти до трёх часов ночи под дружный храп землекопов, раздававшийся из будки "техпомощи".

- Готово Семёныч, кажись выдержит,- Геннадий снял "маску", с трудом вылез из траншеи, разминая затёкшие от долгого сидения на корточках ноги.

Пока отворачивали вентиля и проверяли как держит свежий шов, пока заспанные землекопы ни шатко, ни валко закидывали землёй траншею... Что им торопиться, даже если после окончания смены чуток задержатся – они ведь все или москвичи, или жители совсем ближнего Подмосковья, не дальше десятка-полтора километров от кольцевой, им-то до домов добраться после смены - всего-ничего. Не то что Геннадию, который едва успевал переодеться, чтобы не опоздать на электричку (следующую ждать аж три с лишним часа), в которой ему предстояло пилить до своего посёлка два часа.

И сейчас получилось так же. Еле держащийся на ногах от усталости Геннадий за пару минут до отхода влетел в электричку, занял место у окна и почти сразу заснул, едва застучали колёса и вагон начал убаюкивающе раскачиваться... Он всегда дремал в электричке после смены, но сейчас он отрубился напрочь – ночная работа буквально высосала, обессилела его. Трудно сказать, выдержал бы Геннадий такой график, через три дня на четвёртый, будь он похлипче здоровьем и постарше. Но Геннадию было тридцать два года и на здоровье он пока не жаловался. Сейчас что, сейчас лето. Ну устал, ну мокрый весь, ну не спал всю ночь... но не замёрз же. А вот зимой... ох как приходилось мёрзнуть во время таких вот прорывов труб зимой, или при авариях в котельных, или когда прорывало канализацию и всё "ге" из прорыва лило едва ли не на голову. Да деньги Лужков конечно платил – двадцать тысяч. Где ещё мужик из дальнего подмосковного посёлка столько заработает, но то был тяжкий, грязный, а иногда и просто опасный для жизни труд.

- Эй, милок... ты станцию-то свою не проспишь?- кто-то легонько тряс его за плечо.

Геннадий разлепил глаза и увидев рядом озабоченное за него старушечье лицо, благодарно улыбнулся:

- Спасибо бабуся, никак не просплю, моя последняя. А если и в тупик завезут, мне оттуда до дома ещё ближе.

Тем не менее больше он уже не заснул, несмотря на то, что ехать оставалось ещё полчаса, хоть по прежнему гудели ноги и ныла поясница.

 

2

 

Обычно после смены Геннадий дома до обеда отдыхал. Но сегодня день субботний, а значит и жена не на работе и, естественно, дочка, гулявшая каникулы. Но, странное дело, дом оказался закрыт, ключ спрятан на обычном месте... ни жены, ни дочери. Геннадий побегал по саду-огороду – никого, открыл дверь, вошёл в дом – нигде никакой записки. Идти к соседу, с которым состоял, мягко говоря, не в дружественных отношениях, узнать у него, может чего и знает – не хотелось. Но идти и не потребовалось, тот и сам тут как тут, от калитки посвистывал.

Алексей, бывший одноклассник Геннадия, когда-то пионерский и комсомольский активист, а сейчас регулярно "употреблявший" и постоянно ругающий нынешнюю власть лысеющий мужичок, смотрелся куда старше своих лет. Таковых в посёлке насчитывалось едва ли не половина мужчин, так называемого, трудоспособного возраста. После закрытия железнодорожных мастерских, при Советах являвшихся "кормильцем" всего посёлка (и работяг и всяких освобождённых активистов типа Алексея), все они остались без работы. Искать оную, как это сделал Геннадий, вдалеке, проявить инициативу... вставать через каждые три дня в четыре утра, чтобы с первой электричкой ехать на смену... вкалывать – на такое оказались способны далеко не все. Большинство же поселковых мужиков и их семьи в постсоветское десятилетие выживали либо за счёт огородов и близлежащих лесов, или сбором, а иногда и откровенным воровством всевозможного лома цветных металлов. Некоторые так и вообще ничего не делали, сидели на шее родителей-пенсионеров. На большую дорогу?... Нет, народ в посёлке проживал в основном тихий, разве что украсть по мелочи, а по-крупному, таких ухарей не водилось. Не мудрено, что Геннадию сильно, по-чёрному завидовали. Все были не прочь так же, как он получать, но не могли, ибо в своей предыдущей жизни не смогли или не захотели овладеть нужной при любом социальном строе профессией. Да, и работать, как он не хотели, так же мучится, уставать, мотаться...



Отредактировано: 08.01.2017