Радик

Радик

Мы с Радиком родились на свет, когда главные страсти между домами наших бабушек, фактически, улеглись.

Дом моей бабушки на склоне холма, среди скользкой грязи и глины, после грозы, где мы гостили каждое лето на каникулах. Мать и слышать ничего не хотела о пионерских лагерях, хоть у моря, хоть в живописном лесу, хоть среди озёр.

Я не помнил приезда, чтоб над селом не нависали тяжелые чёрные тучи, с раскатистым громом у горизонта и вспышками молний. Вспышки были короткие и яркие и, мне, закрыв покрепче глаза, удавалось воспроизвести их неповторимые контуры.

Под шум дождя, в кромешной тьме, на влажных простынях, я мгновенно погружался в цветные детские сны. Сны с самого детства и до возраста зрелого, мне никогда не были понятны. Они всегда оставляли чувство. Чаще тревожное. И самый первый в моей жизни сон, и тот, что приснился сегодня.

Наутро с улицы доносилась совсем другая деревня, с армянской речью и вечным запахом керосина. На небе, после утреннего тумана, появлялось, из-за синих гор, летнее солнце. Солнце палило, превращая глину и грязь в пыль, и уже можно спускаться по подсохшему грунту в сад. Склон настолько крут, что по тропинке можно только бегом. Небольшая площадка с тутовым деревом посередине, бывало, служила детворе «экстренным торможением». На крепком суку, кем-то заботливым приделанные, болтались качели.

Когда поспевал тут, сюда съезжались родственники со всего света. Бытовало поверье, что горсть спелых плодов белого тута натощак, вылечивает от многих болезней.

Ближе к полудню собиралась вся семья, близкие соседи. Дядя, на зависть городским, ловко взбирался на дерево, тряс крепкие ветви, с которых спешно, словно мелкий град, падали на приготовленную парусину, спелые плоды. Ткань массивна, управлялись с ней человек десять взрослых и ещё больше детворы, от которой толку было не особенно много.

Сразу за тутовым деревом, склон продолжал своё падение, (но можно уже было шагом) и прерывался шумной горной речкой. Речка мелководна, но агрессивна. Весной, она, отхватив кусочек суши с молодым деревцем, чуть расширила своё русло, за счёт участка моего дяди. В том месте, у границы огорода, мы часто сооружали запруду из голышей, которыми было устлано в несколько слоев все дно речки. Дальше она мчалась в азербайджанское село, жителям которого тихо завидовали наши. Там, в том селе, были дороги, газ, а у баловней судьбы — водопровод и канализация.

****

В честь приезда внуков, бабушка забивала гуся. Из погреба доставалась «тутовка», а для детей чурчхела, мёд. По утрам вместо рыбьего жира, дошаб. Пока все кипело в кастрюлях, шипело на сковородках, Старших детей посылали к дальнему ручью, тому что выше по склону. Та вода была вкуснее.

Из чемодана извлекалась одежда. За зиму я, с младшим братом вырастали и вещи, с удовольствием, донашивали наши многочисленные двоюродные братья и сёстры.

В старом советском чемодане находилось место и для мясной продукции. Бабушка никогда к ней не притрагивалась, под предлогом, что ей не нравится вкус, а по сути, чтобы больше досталось внукам. Но, все равно, дефицитная, для деревни, продукция, никогда не оставалась на утро, все съедалось за один вечер.

****

Моя и Радика бабушки были родными сёстрами. Радик, здороваясь с улицы, никогда не заходил в дом к моей бабушке. Даже сегодня, когда мы не виделись целый год. Но я уже и сам собирался выбегать на улицу. Мы радовались встрече перебивая друг друга рассказами.

Радик увлёкся, когда мы распрощались с очередными друзьями, и не заметил, как я вывел его на тропинку, мимо огромной отвесной скалы, с вечно сочащейся ледяной водой. Вода бежала по скале до земли и на ней уже расходилась тонкими ручейками вчерашних молний, спеша слиться в ручеёк главный и, далее, в ту самую речку, на другом берегу которой, сразу за узким деревянным мостиком, жила та девчонка.

Она немного изменилась. Платье, что и прошлым летом, но, от частых стирок, стало короче. Отчетливей резала глаз походка. Она ставила носок чуть внутрь. Вообще в начале лета, когда я смотрел на неё свежим взглядом, она мне казалась некрасивой. «Ну и угораздило тебя приятель» — говорил я себе. Но стоило с ней заговорить и я уже не замечал этой неровной походки, немодной стрижки и рыжих веснушек. Я видел только искры голубых глаз, шевеление губ и отвыкший за год, какой-то непонятный, но родной карабахский язык. Она нарочно не говорила со мной по-русски.

Но это будет потом, а сегодня, как и положено воспитанной девочке, она на таком расстоянии меня не узнала, а с незнакомыми она не здоровается, тем более, что прямо под окнами отец ее, со старшими братьями, загнали колхозный «газ66» считай по пояс в воду и мыли его длинной шваброй поливая ведрами из речки. Мыли охотно, дело ясное, завтра мы всей большой семьей собирались на этом «газике» высоко в горы, туда, где словно голубой бриллиант в дорогой оправе, покоилось прозрачное озеро, красивее и живописнее которого, я, исколесивший пол мира, пока что нигде не встречал.

****

Поездка в горы на «газике» для местных была делом будничным. Мы проезжали такие крутые склоны, с полным кузовом детей и взрослых, что и не передать. Я бы не сказал, что шофёр вообще как-то помнил, что он везёт людей.

В том лесу, который был общим для армян и азербайджанцев, появилась небольшая группа азербайджанцев. Недолго думая две группы объединились. Среди вновь пришедших был неприметный коротышка, здорово тянувший мугамы, мелодия которых, с тех самых пор, так и увязла в голове.

***

— Тушенка, тушенка! — крикнул Радик, — городская тушенка!

Это он кричал Лале. Папа у Лалы азербайджанец и вторую половину лета она проводила обычно у второй бабушки. Бабушки не виделись между собой, но внеочные соревнования, кто лучше откормит внучку, как-то, однажды начав, не отменяли.

— Я сейчас сам из тебя сделаю тушенку, щенок! — неуверенно вступился за Лалу родной дядя.

— Не сможешь! — парировал Радик, знавший мирный характер дяди Абрика. Абрик, высокий, весь с ног до головы покрытый волосами, а длинные руки и походка, делали его немного похожим на старую, добрую обезьяну. Лала дочь сестры. Сестра познакомилась в институте со своим сокурсником азербайджанцем. В семидесятые годы, в первой их половине, это начинало входить в моду. Я имею ввиду смешанные браки. Это всегда сопровождалось скандалами, длительными ссорами родителей с детьми, затухающими только после рождения первенца. Армяне брали в жены азербайджанок реже. Может это было оттого, что азербайджанки были менее свободны в общении, в одежде, в длине «юбки».