Раймон Vii

Раймон Vii

Пустая и пыльная квартира встретила хозяина холодным молчанием и мраком. Захлопнув дверь, наскоро скинул пальто и туфли, прошёл вглубь коридора. Заступил за порог кухни. Бросил сумку, с громким звоном поставил на тёмный лакированный стол пакет. Включил бра. Та загорелась мутным светом — давно не убирали тут пыль, вот и залегла толстым слоевищем везде, где можно. Из висящего над раковиной шкафчика достал такой же грязный бокал. Для приличия, так уж и быть, протер какой-то пыльной тряпкой, так удачно попавшейся под руку, и поставил на стол. Наскоро похлопал дверцами других шкафчиков — осмотрел что есть, из одного высыпал палетки с препаратами. При слабом свете отыскал нужную — «Цитрамон» в бумажной упаковке был уже как год просрочен, но на это хозяин квартиры не обратил внимания. Схватив его, он достал из пакета бутылки: одна почти наполовину меньше второй. Усевшись, открыл обе и залил в бокал ровно по половине от каждой — ни больше, ни меньше. А после отставил его в сторону и не прикасался. Облокотился на стол, поставил локти и опрокинул голову между ними.

В голове туманы, стоит дикий звон и муть, как на этой лампочек, и глубокие воспоминания сквозь эту пелену.

Холодные стены из полированного камня обвешены расшитыми коврами. На одной из них висят оружия для охоты: ружья, луки с колчанами со стрелами, несколько мечей в ножнах и аркебуз. Перед графом деревянный стол, заставленный небольшим количеством различных яств. У юноши же давно пропал аппетит, поэтому он уныло глядел в узкое решётчатое окно и медленно, редкими глотками, распивал вино. В душе, как и в замке, было холодно и грустно.

«Негоже нашему господину в тёмном замке томиться, — поговаривали в коридорах слуги, кровушка-то молодецкая, возраст требует остроты в буднях, а у него всё замок, да замок. Вот в мою-то молодость…»

Так протекала жизнь двадцатилетнего графа Тулузы, Раймона VII за несколько дней до значимых для него времён.

На некоторое время усталость отступала, и он тут же запивал таблетку под языком содержимым бокала. Горло обжигала адская смесь алкоголя, но чувства парня в такие моменты были притуплены, и он даже не понимал вкуса.

В открытую настежь форточку глядела единственным глазом луна, мутно освещая комнату и, казалось, с сожалением светит на фигуру.

Как же я устал от этого мира… Тяжко тут жить, невозможно. Все «из грязи в князи» встают, а я только увязаю в мирской луже. А ведь были времена, когда я был великим… Здесь все забыли меня — графа Раймона Седьмого.

***

В миру Эдмон Леруа (а именно так звали этого юношу здесь) был неплохим парнем: высокий, чуть худощавый, приятной внешности, которой не каждый мог. Всё, что указывало на его аристократическую принадлежность в прошлом. Но в отличии от других представителей «верхов» общества, он был добр к окружающим, а необычная красота притягивала людей как магнитом. Поэтому он имел весь колледж «друзей».

— Хэй, Эд! — к его столу подбегает Мэри — первая в заведении «девушка лёгкого поведения», и, по неудачному стечению обстоятельств, его однокурсница. Она опирается локтями на стол, выпячивая назад свою пятую точку, еле-еле прикрытую мини-юбкой (если этот обрывок ткани можно так назвать), и накручивала локон перекрашенных волос на тоненький наманикюренный пальчик. — Слушай, голова жуть как болит, не найдётся таблетки?

Он окинул её равнодушным взглядом.

— Да, конечно, сейчас, — парень потянул за лямку сумку и достал пластинку препарата. Протянул девушке.

Она небрежно выхватила пачку, оглядела ее.

— Ты в курсе, что они просроченные? Впрочем, не важно, это же не консперативы, не помру.

Мэри оторвала одну таблетку и достала из своей авоськи (по-другому это подобие сумки не назовешь, и как туда всё вмещается?) бутылку. Закинув обезболивающее в рот, пригубила горлышко. Заметив тонкую красную струйку у уголка рта, Эдмон окликнул ее:

— Ты чем это запиваешь?

Девушка, глядя на парня, как на ненормального, оторвалась от горлышка и сказала ему чуть охрипшим голосом:

— Как чем? Малд сайдером, восемьдесят пятого. Будешь? — она протянула охлажденный глинтвейн, замаскированный в обычной бутылке из-под воды.

Он поджал губы и вежливо отказался. Понимая, что она такими действиями не только печень погубит, но и себя загонит в могилу раньше времени, парень тактично промолчал. Мол, не маленькая уже, сама должна понимать, что делает; на попойки же голова додумывается. Если к своей жизни он давно охладел, то на окружающих наплевать и подавно хотелось.

Мэри заметила изменения в лице своего «спасителя» и спросила его об этом.

— Ой, Эдди, что-то не так? — она приземлилась на пустующее рядом с парнем место и умоляюще заглянула в его глаза. «Эдди», тут же сделав равнодушное лицо (с которым всегда ходит), взял в руки конспект прошлых лекций и начал бездумно читать. После этого грубого, на взгляд девушки, молчания она снова начала:

— Ну Эдди-и, — Мэри прижалась к тонкой руке Эдмона и кричала всю аудиторию. Некоторые одногруппники смотрели на них с усмешкой, а некоторые — с непониманием. Но это продолжалось недолго — подошедший к ним Марк сказал:

— Мэри, да отвянь ты уже от него, — и с отвращением посмотрел на неё.

— А чего он дуется? — девушка угрюмо окинула взглядом Марка, но тут же отпустила Эда — парень являлся старостой группы, и не зря выбрали: он мог одним взглядом утихомирить даже самых «буйных» студентов.

— Ну и ладно — обиженно заявила девушка. Она встала и, звонко цокая высокими шпильками, ушла на свое место.

Эдмон выдохнул и расслабился.

— Спасибо, выручил. Сам бы не справился.

— Да не за что, — парень тут же занял место Мэри, — Как она вообще начала к тебе клеиться? Неужто её околдовал? — он слегка улыбнулся.

— Ага, очаровал, блин, — хмуро ответил Эд, — Вот раньше это запрещалось, если…

«Ну, началось…» — пронеслось в голове Марка, — «Снова его додумки нездорового разума. Еще называет себя каким-то графом Раймоном. И судя по его рассказам, он там вообще был лузером полным. Совсем уже рехнулся.»

На задних рядах сидела небольшая группа из трех парней и двух девушек, которых обычно называют сплетниками. Завидев эту сцену, начали её обсуждать:

— Чтобы Мэри отшили?

— Да он больной совсем!

— Хотя его можно понять — она всем надоела со своей двусмысленностью…

— Точно с ума сошел…

***

На поле стоят два войска. В одном — белоснежные воины с остроконечными красными крестами на полотнах и ликами святых на хоругвях, а блестящие шлемы скрывают лица. Вторая армия была полной противоположностью — каждый боец был облачён в латы из стали, от неё веяло угрозой и тяжестью. Стояла пасмурная погода, вот-вот должен был полить дождь. Затишье. Лёгкий ветер поддувал в стыки металлических сплавов.

— Сдавайтесь! Нас больше, — громко и повелительно произнес предводитель «светлых» — Амори де Монфор, сын Симона де Монфора, прошлого правителя Тулузы.

Капитан второй армии хмыкнул.

— Мы все знаем, как небольшая армия одержала победу над огромным войском. Так что не стоит нас принижать.

— Тогда сразимся в честном бою, — Монфор вынул свой меч из ножен и поднял над головой, — тогда и решим, кому принадлежит Тулуза.

Раймон за секунду оглядел врага, и вновь ухмыльнувшись, откинул свой плащ чуть в сторону и вытянул эспадон.

— Я принимаю твой вызов, Амори де Монфор.

Пронеся свое оружие из ножен, по дуге, Раймон вытянул его прямо перед фигурой оппонента.

— В бой.

Зазвучали трубы, оба войска бросились друг на друга, а графы стояли…

— Итак, мы продолжаем говорить о графствах Франции, и сегодня возьмём два: графство Тулуза и графство Каркассон. Записываем…

Услышав знакомые названия, парень очнулся от воспоминаний. Голова вновь загудела от недостатка сна. Поморщившись, достал из сумки таблетку и закинул её в рот. Затем оглянулся и осторожно ткнул одногруппника, имя которого даже не помнил. Тот резко повернулся к Эдмону.

— Есть вода?

Парень безмолвно вытащил бутылочку воды и протянул ему. Эд быстро открутил крышку, отпил и отдал обратно владельцу, предварительно закрутив обратно.

— Спасибо.

— Ага.

И оба вновь начали слушать преподавателя.

— В 1214 году святой Доминик основал в Тулузе орден доминиканцев. В 1229 году заработал Тулузский университет, а в 1317 году епископская кафедра возвысилась до степени архиепископской, — учитель был мужчиной средних лет. Произнеся это, он остановился и сделал глоток из своей кружки, стоящей на столе кафедры, пока студенты конспектировали информацию.

Заметив, что сосед даже не открыл тетрадь, паренек спросил:

— Эд, ты чего не пишешь?

Названный посмотрел на студента уставшим взглядом, и сказал:

— Зачем писать, если я итак знаю эту тему.

— Но послезавтра экзамен, и ты его… — парень осёкся, вспоминая такие случаи с Леруа, — Ах, точно, ты же всё сдашь, как обычно, — он улыбнулся и снова стал внимать словам преподавателя и усердно писать в тетрадь.

Эд откинулся на парту и задремал.

***

Незаметно пролетели оставшиеся дни, и вот она, неделя сдачи итоговых экзаменов за первый курс обучения. Всю неделю Эдмон не спал по ночам. Нет, не потому что учил материал и билеты. Все эти дни парня мучили сны из воспоминаний о прошлой жизни, основной отрывок — Альбигойские крестовые походы и отвоёвывания Тулузы с Каркассоном. В первую ночь он увидел стычку с Монфорами, и сразу же решил отказаться от сна. Казалось бы, Эд уже привык не спать по ночам, но в те ночи он не хотел спать, поскольку засыпал на лекциях. Здесь же подсознательный страх проснуться в холодном поту и предаваться воспоминаниям не очень прекрасного прошлого отбил всё желание отходить в царство Морфея.

На экзаменах он появлялся бледнее обычного и с тёмными кругами под глазами. Учителя немного удивлялись внешнему виду их лучшего ученика потока, но не спрашивали об этом, списывая всё на усердную подготовку.

Вся неделя для студентов прошла в мучениях, тратой нервов и своим режимом. Наконец, через несколько дней на общей доске с информацией на первом этаже вывесили списки сдавших и дни для пересдачи.

Эдмон медленно подходил к доске, поскольку ждал, когда огромная толпа хоть чуть-чуть рассосётся. Но на удивление студенты не спешили расходиться.

Что, второе пришествие Христа?— мысленно бросил себе парень, и подошёл к доске. Быстро пробежавшись по списку сдавших, его охватило волнение, а потом — шок.

По толпе пошли перешёптывания и косые взгляды на Леруа. Чтобы он не сдал? Что с ним случилось? Да быть такого не может! Как так?

Быстро оглянув лист с датой пересдачи, он широкими шагами вылетел из здания и пошёл домой.

***

За окном догорало солнце, сменяясь на луну. Завтра обещает быть тёплым. Прогретый воздух вперемешку с лёгким ветерком залетал в форточку и заполнял квартиру мягкий аромат цветущих деревьев. Эдмон сидел на кухне и пил остывший чай. Имея стойкий иммунитет в прошлом, сегодня он был в безразмерном зелёном свитере и в шерстяных носках на ногах. Его знобило, а голова дико раскалывалась, угрожая вот-вот лопнуть от перенапряжения, дрожащими руками еле держал кружку, взглядом глядя в стену и ни о чем не думая. Внезапно он встал, отставил кружку и неуверенными шагами подошёл к шкафчику с лекарствами. Открыл его, из него вывалились разные препараты. Шаря руками и смазно разглядывая названия, парень не нашёл нужного. Вздохнув, кое-как поднял руку, быстро протянул её по поверхности шкафчика и вывалил остатки препаратов. Найдя нужный — единственная палетка «Морфина» лежала дальше всех — он оторвал все таблетки и бросил их в рот, запивая остатками уже холодного напитка. Оставив пустую пачку с кружкой, насколько мог быстро, Эдмон направился к своему излюбленному креслу и плюхнулся в него, прикрыв глаза.

Нужно выспаться перед пересдачей.

На миг он почувствовал, как какие-то невидимые нити, держащие его в сознании, рвутся, и парень заснул.

Раннее утро. Солнце только начинает свой восход. Молодой граф размеренными шагами идет по каменной мостовой в главном городе графства. Тулуза всё ещё была погружена в сон — улицы не были заполнены людьми, на торговых прилавки были закрыты, да и вообще не было суеты, день еще никто не начал.

Дойдя до главной площади, Раймон остановился. Оглядев её, он направился к высокому, остроконечному зданию. На поясе в небольшой сумке ударяется об бедро книжка, но этого не видно под одновременные колыхания плаща.

Граф встал перед папертью храма. Тёмный кирпич составлял здание, а в небо высились чёрные острые башни. Не очень выделяющееся, но был весьма заметен. Он осторожно поднялся по ступеням к тяжёлым дубовым дверям. Проверив, что никого нет, отворил одну из них и прошмыгнул внутрь. Внутри храм был еще больше: высокие потолки, длинные две колонны скамей, алтарь и изображения святых на витражах окон и их статуи. Пройдя по проходу между скамьями, Раймон остановился перед солеей. Простояв несколько мгновений, он упал на колени перед алтарем, преклонившись перед престолом. Губы что-то шептали, звук разносился по всему храму. Звуки стали все резче и громче, каждое слово лучше слышно. Уже перейдя на нормальный голос, он вскинул голову и прокричал:

— Garde-la, mon Dieu! *

***

Пересдача окончена. Парень первый выходит из аудитории и из института. Учителя недоверчиво смотрели вслед уходящей спине студента. Все еще находясь под действием Морфина, коим он злоупотребил, Эдмон находился в некой прострации — слова учителей доходили только через минуту, передвигался замедленно, реакция тоже была не сразу.

Вон и дом. Парень медленно пошёл через дорогу. Он услышал крик какого-то мужчины про какой-то цвет. Взгляд заторможенно прошёлся по светофору — тот горел огненным красным цветом, укоряя его в чём-то. Понял, что находится на самой середине перехода. Резкий скрип шины, удар, полет, боль, темнота и горькое воспоминание.

Солдат почти не осталось, оставшиеся сражались наотмашь. Воздух, казалось, пропитан крепким запахом крови и пота. Солнце огненным шаром закатывалось за горизонт.

— Сдавайся, — хрипло произнес Амори, держа весь свой вес на скрещении своего меча с оружием оппонента, — Твои уже сдохли.

— Тулуза — наша, — из бока Раймона редкими каплями сочилась кровь — остальная часть раны заросла грубой коркой и в некоторых местах началось гноение от грязной земли и пыли, случайно залетевшей на рану. Тяжело оттолкнувшись от меча соперника, он нестойко встал в боевую стойку, ожидая очередного выпада от графа. Но услышав глухой звук падения, Раймон оглянулся.

Он стоял в поражении и, дрогнув всем телом, прошептал:

— Наши… знамена…

Перед его глазами только что упало последнее родовое знамя вместе с воином. Граф упал на колени, глядя пустым взглядом на землю с рисунком на полотне.

— Прости, Раймон, — боль в груди, во рту кровь. Падение, темнота…

Он очнулся в белой комнате — больничная палата. Раздражающий размеренный писк аппаратуры, тело неприятно затекло, в голове пусто и болит слабой мигренью. Эдмон осторожно повернул голову в сторону света. За окном пасмурная погода: тучи заволокли небо, из-за чего солнце тускло освещает помещение, стекло в мелкой мороси.

— Как вы?

Парень резко повернулся, голова заболела сильнее — он поморщился. В комнату тихо прошёл женщина лет тридцати, видимо врач — облачена была в белый халат, в руке планшетка, к карману прикреплена ручка, а на шее висит бейдж.

— Более менее, — сухо ответил он. Женщина приземлилась на стул напротив пациента.

— Вас сбила машина, — начала она объяснять, — у вас перелом ключицы, лёгкое сотрясение мозга и несколько ушибов. Свидетели утверждают, что это произошло по вашей инициативе. Это так?

— Не знаю. Мало, что помню.

— Можете рассказать, что вы помните из того дня?

— Я шёл с пересдачи в институте, подхожу к дороге и всё.

Женщина записала что-то на листе бумаги, и продолжила:

— Мы взяли вашу кровь на проверку. Во время анализа обнаружили вещества морфия в количествах, превышающих норму. Вы употребляли какие-то препараты с содержанием этих веществ?

— Да.

— В какое время и в каком количестве?

— За четыре дня до пересдачи, одну таблетку, — что-что, а врать он умел первоклассно, как и наваждать на людей иллюзию дружелюбия и благосклонности.

— С какой целью?

— В доме не было обезболивающего, — это было относительно. На самом деле, он не искал анальгин или цитрамон, поэтому, возможно, их и не было, ведь, насколько ему помнится, последнюю пачку он держал в своей сумке.

Врач оглядела его и снова что-то черканула на бумаге.

— То есть, то, что с вами произошло, вы не понимаете, как это произошло? — резко ее взгляд изменился: сейчас он прожигал насквозь, по телу аж прошлись мурашки. Казалось, она уже все узнала, настолько неприятно было смотреть ей в глаза. На секунду парень замешкал, но ровным голосом ответил:

— Нет.

— Хорошо, — она встала и, поправив подол халата, направилась к выходу, — вас выпишут завтра. Аппаратуру и капельницу сейчас отключат. Отдыхайте.

Тишина. Эдмон откинулся на подушки и тут же погрузился в сон, ожидая, что будет дальше.

Замок короля. Всё вокруг обставлено намного лучше, чем у самого графа. Он хмыкнул и поднялся по огромной лестнице в приёмную аудиторию — король явно его ждал. Перед ним отворили двери и он, поклонившись, прошёл на указанное место. Мужчина вертел в руках свой скипетр.

— Раймон Седьмой… граф Тулузы… Сен-Жиля… герцог Нарбонны. маркиз Готии… и Прованса… я прав?

— Точнее не бывает, ваше величество, — он слегка улыбнулся. Единственный человек, знающий все его звания, кроме него самого.

— Итак, вы знаете, что для того, чтобы в вашем владении остались земли… — король говорил нарочито медленно и, казалось, с издевкой в голосе, — нужно продлить карантен… Поскольку приближается конец весеннего договора, нам нужно…

— Заключить на летний период?

Мужчина стрельнул глазами в паренька.

— Верно… Стало быть, вы будете заключать его?

— Конечно. Служу своему королю.

Снова, с прищуром, оглядев молодого графа, главный феодал указал рукой на стол.

— Там лежит договор. Прошу его подписать.

Парень встал и лёгкой походкой прошел к столу. Наклонившись и прочитав условия контракта, он взял перо и, обмакнув конец в баночку с чернилами, оставил на бумаге росчерк.

Правитель подошёл к столу и взял документ в руки. Пробежавшись по нему, он сказал:

— Что же. Вижу, что вы готовы служить мне верно и преданно. Вы хороший человек, честный. Можете идти, — напоследок мужчина чуть приподнял уголки губ. Это немного дало смелости Раймону.

— Всего доброго, монсеньор, — произнес он и вылетел из кабинета приемной.

*
Первый приказ был в отслеживании разбойников, что грабят близлежащие к лесу, селения. Разослав отряды по несколько человек в разные леса, Раймон в одиночку отправился в небольшой лесок на юге от одного селения. Идя легкой рысцой, граф что-то напевал под нос. Погода была благосклонна к прогулке: солнце ярко светило, затеняли в лесу пышные кроны деревьев, птицы тоже радовались погоде — веселый щебет разносился по всей округе, было тепло, но не душно — легкий ветерок гулял по лесу.

Внезапно он остановился на развилке дорог. граф выбрал одну из них, и пошел по ней. Но не прошло и десяти минут, как он вновь очутился на развилке. Выбрав другую тропинку, направился по ней. Но тут снова развилка. Раймон пошел по третьей. Не понимая происходящего, пошел по следующей тропе. На осмысление ситуации понадобилось пройти пятую дорожку. И остановившись на очередном перекрестке путей, он остановил коня. По телу прошел холодок. Спрыгнув с седла, осмотрел разветвление троп. Оглянулся — конь пропал. Что, черт возьми, происходит?! Услышал шелест — и тут же на него был накинут темный тряпичный мешок. Закричать ему дали на мгновение, его ударили чем-то тяжёлым по голове и граф потерял сознание…

Эдмон проснулся в холодном поту и с учащённым дыханием. Снова кошмары. Он потянулся к пульту от телевизора, чтобы хоть как-то отвлечься от воспоминаний. Включив, начал листать по каналам. Один, второй, третий… На одном канале шла какая-то дискуссия. Парень остановился, вслушиваясь в слова людей.

— Почему сразу социализм? Потому что не к равенству ли все стремятся? Чтобы не было в обществе разделения на бедных и богатых, дворников и чиновников. Чтобы каждому — одинаковое.

— Согласен с господином G**. Только еще нужно распределить людей на работу и тогда в государстве будет достаток, и тогда каждый будет получать одинаково.

— Но я думаю, что на предприятиях рабочие должны сами предпринимать решения…

Он выключил телевизор. Всякую чушь крутят по телевизору. Хотя хотелось бы верить в хорошее общество, без обязанностей перед всеми… просто жить, и все…

***

Вернувшись домой, парень как мог прибрался, а после опустился в кресло и начал смотреть в точку на экране телевизора. Разве так живут? Сначала граф, а теперь — неудачный студент. Я не могу жить в этом мире. Здесь тяжело. Никто не говорил о легкой жизни, но жизнь в моем замке намного проще, чем в этом мире. Внезапный звонок на стационарный телефон напугал его.

— Блять, — посмотрел на причину испуга испепеляющим взглядом. — Ну этот звонок к чёрту. Не буду отвечать.

Аппарат всё трезвонил, а Эдмон сидел на кухне и пил чай.

Но на погоду всё тело ломило нещадно.