Рандом

Глава 5. Not found

Not found

Глаз.

Карий и огромный. Он таращился в никуда, но почему-то находил только меня. Везде. Куда бы я ни отклонился, он глазел на меня. Мне стало жутко, пожалуй, именно от этого, а не от того, что в комнате лежали трупы. И воняли – это да. Я не сказал бы, что сильно, но однозначно неприятно. Хотя… Мне всегда казалось, что эта парочка протухла уже давно и задолго до смерти.

Свет в подсобке супермаркета горел, давая возможность разглядеть детали. А имелось ли у меня желание? Не знаю. Этот хренов глаз мешал мне сосредоточиться, он действовал мне на нервы до такой степени, что я присел на корточки у стены и только тогда он меня потерял. В комнате, заваленной мусором, вперемешку с полными бутылками, коробками и консервами, с трудом разместилась пара диванов. Теперь уже занятых трупами.

Чертов глаз достал меня и здесь. Конечно, самовнушение, но лично я не помню, чтобы кто-нибудь смотрел на меня с такой ненавистью. Хорошо, что в единичном числе – второй глаз заменяла черная дыра. Вот от нее я подлянки не ждал – дырка и дырка. Ни тебе осуждения, ни обиды. Наверное, весь негатив застыл кровавой кашей на стене. Давно. Может, пару-тройку дней назад, а может и раньше. Кому теперь есть дело до  новых мертвецов? Некому суетиться, оцепляя место происшествия, некому опрашивать свидетелей. Некому фотографировать и документировать, некому вставлять в мертвые жопы термометры, чтобы определить время смерти.

Я усмехнулся. Дальше – больше. Меня проперло на смех. И чем больше я сдерживался, тем сильнее он пер из меня, разрывая мне легкие.

Всегда думал, что эти двое сдохнут от белой горячки, спьяну пристрелят друг друга и вся недолга. Но судьба распорядилась иначе. Борюсик полулежал на диване. И, несмотря на корку из мозгов, засохшую на стене, все никак не мог угомониться: его левый глаз продолжал искать виноватых. Среди яркого хлама из этикеток, наклеек, коробок, лицо Борюсика выделялось. И при жизни-то не отличающийся красотой, после смерти он стал уродлив. Серое лицо напоминало даже не маску какую-нибудь, а скорее черепок, сляпанный из кусков глины кое-как. Головастик, лежащий на диване ногами к двери, смотрелся лучше: его лицо отсутствовало. Ну, практически. Я, конечно, не профи, но по-моему, пуля угодила спящему парню в подбородок. И выстрел был сделан с положения сидя. Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что киллер сидел на моем месте. Пуля прошила подбородок, разворотила к …ням голову и вынесла все ненужное в угол, за диван. Наверное, голова парня лежала на подлокотнике, потому что киллеру еще нужно было ухитриться не попасть в толстый живот. Головастик умер первым. И спящим. Паузы между выстрелами были небольшими. Но имелись – пару секунд отпустили Борюсику на то, чтобы открыть глаз… глаза и увидеть убийцу. Тупое и злобное быдло, после смерти мужик стал самым умным. По крайней мере, часть его головы точно знала ответ на вопрос, которым мы занимались последнее время: глубина его мутного глаза хранила образ убийцы.

Я ржал и никак не мог остановиться. Стоило представить себе, что сраный глаз Борюсика знает больше чем мы все, вместе взятые, как я заводился снова. Внутри у меня все болело, по щекам текли слезы. Мне кажется, я не остановился бы, даже если бы мертвец поднял голову и спросил: «А хули ты тут...?».

Отсмеявшись, я поднялся и вышел из подсобки. Тот, кто до меня закрывал дверь, сделал всего два выстрела. Сколько я ни приглядывался, не заметил следов от пуль. Хладнокровный ублюдок, он возник в комнате и двумя выстрелами убил двух людей. Пусть не лучших представителей нового мира, но живых!

Я шел между стеллажей. Справа и слева от меня тянулись полки, забитые товаром – пакетами, банками-склянками, на хрен ненужные никому и давно ставшие достоянием плесени. Где-то впереди в окна с улицы вливался свет – тусклый и сумеречный, как все вокруг. И внутри меня тоже было сумеречно. По сути, меня здесь не было: я лежал в гостиной шикарной квартиры на Крестовском. С пробитой головой, в луже крови. Временами спотыкаясь о мое тело, ходила туда-сюда Машка-Надюха. Без допинга угасающая, но все равно пережившая меня.

Повернув за угол, я остолбенел. В сумраке прямо на меня плыло белое лицо. Без ручек, без ножек – скелетообразное, ослепительное, оно двигалось. Непостижимо очеловеченная тьма приближалась, ловя меня прицелом темных, ввалившихся глаз. Потрескавшаяся линия рта сломалась, выпуская наружу сдавленный шепот.

Лицо приближалось. Губы дрожали. Я не слышал ни звука, но я не сомневался, что это были за слова.

«Это я  - твоя смерть. Ты же не думал, что сможешь уйти? Твое время пришло. Иди ко мне. Иди». 

Сейчас. Вот сейчас из темноты высунутся две костистые руки, потянутся, доберутся до моего горла, вздернут вверх и все, что я услышу перед смертью – эту тишину. Сразу после моего последнего вздоха.

Не помню, чтобы я когда-нибудь переживал такой ужас. Мое сердце подскочило к горлу и застряло там. Не дыша, не помня себя от страха, я отпрянул назад, налетел спиной на полки. Сзади полетело, посыпалось, разбилось. Мокрый от пота, то и дело поскальзываясь на чем-то разлитом, я пятился. Сшибая все на своем пути, я задыхался, даже не подумав воспользоваться пистолетом, в кобуре на боку. Все, чего мне хотелось, это оказаться в другом месте, хоть в каморке, заваленной трупами!..

Я метался как придурок между полками, не в силах отвести взгляд от ослепительного пятна плывущего на меня лица, пока не разглядел светлый прямоугольник ниже.

Твою-то мать.

Бейджик.

«Два идиота умудрились сохранить жизнь шизику», - здравая мысль вернула меня к жизни.