Рассказ из трактира.

Рассказ из трактира.

Стоял прекрасный летний вечер. Солнце уже успело выпустить Ирхаффу из своих цепких когтей, и всё живое, да и не живое, стены домов, например, теперь наслаждались пряной вечерней прохладой. Как ночные цветы распускаются вечером, так и в душе моей распустилась эдакая лёгкость, что решил я зайти в трактир «Улыбка Троллопа». Эх, сколько я выведывал у владельца, откуда такое странное название, а он ни в какую. Может, сам не знает, может, хитро придумал новое словечко…

Ну, что-то я отвлёкся. Прохожу я, значится, в корчмушку-то, прошу себе кружечку фруктового эля, он в этом местечке отменный, такой, с легчайшей горчинкой, ну просто прелесть. Куда ж без закуси – батату взял, с грибочками солёными. Хорошо, думаю, что леса у нас в Бараглафе не все под угодья нашего короля отведены, храни его Ветровея. Пока ждал истребованного, корчмарь порося жарить принялся… Ну, думал, прям захлебнусь слюнями на месте. Что, заворочалось, в желудках-то? 

А в трактире, стало быть, не протолкнуться, все места обсели, и свободна только скамья одна, напротив какого-то мрачного гвардейца. Сидит себе, в стакан свой глядит, а в стакане том огненными вспышками от жаровни ахгурский ром поблескивает. По всему видно – суровый мужик, раз такие сурьезные напитки стаканами пьет. Был у меня дружок один, как-то на спор ахгурского неразбавленного три чарки выжрал, так и вовсе его ветрами нашей Госпожи с грешной земли унесло.  

Ну да ладно, думаю, раз в таверне, значит, не в карауле, хоть и мундир на все пуговицы застегнут. Стало быть, и присесть можно, как к обычному человеку. Ну, спросился, сажусь напротив, мало-помалу разговор завязываю. Человек он, по всему, бывалый, многое повидал, в странах иноземных, небось, гостил. И дернуло меня попросить гвардейца байку какую или историю рассказать. Зыркнул он на меня как-то нехорошо, с прищуром, хотя вроде взгляд у него не злобный, и говорит:

- Историю… Хочешь узнать, кто такие были Степные Демоны, банда, за которой пять лет гонялись три королевства? 

- А отчего бы не послушать, – говорю, - Рассказывай, гвардеец. 

- С чего бы начать, - с расстановкой так отвечает, стакан в руках вертит, - Ты же знаешь, что такое Ничейная степь?

- Да как не знать! – говорю, - Туда с севера, а и из самого Бараглафа лихие люди бегут, убийцы, воры, бродяги безродные. Ну и тамошние кочевники есть, эти, может, даже похуже будут. Дикари сущие – не пашут, не сеют, городов не строят.

- Ну, в общем, ты прав, да. Только с какого-то момента объявилась там банда, которая вселяла ужас даже в степняков. Их прозвали Степными Демонами. Они брали то, что им было нужно, а тех, кто заступал им дорогу, находили с кишками, вытянутыми через всю степь, изрубленных в капусту, без рук, ног или голов, но чаще – просто не находили. 

Я виду-то не показываю, но я аж вздрогнул от голоса, которым он такие страсти описывает. Без отвращения, без злости говорит, спокойно так, будто о погоде рассуждает, или о том, что на базаре прикупил утром. А он продолжает:

- Через какое-то время им надоело резать воров и кочевников в Степи, и они решили двинуться дальше. Компания была разношёрстная. Был там и северянин из Маракеша, Эрлихард, здоровый такой бугай. Сражался фламбергом и однажды порубил человека, хотя тот поднял меч только для защиты. Были двое каледанцев, отмороженные сукины дети, рубились хопешами в одних шароварах. Говорят, они умели отбивать пущенные в них стрелы и находить дорогу в пустыне без каких-либо ориентиров, звали их Аль-Мадиб и Сабахаттин. Была троица бараглафцев, мозговитые ублюдки и прекрасные стрелки, запросто могли попасть в глаз сквозь забрало шлема. Звали их, кажется, Омер, Марск и Бакур. А еще был их атаман, про этого мало что известно. Знаю только, что в самой банде его звали Секач, и прозвание он получил неспроста. Поговаривают, что когда он обнажал клинок, к нему и приблизиться было нельзя, а убивал он с совершенно холодной головой, не то что яростные каледанцы. Совершенно расчётливо рубил так, что человек истекал кровью ещё до того, как падал на землю. Вся банда действовала, как единый механизм. За четыре года они парализовали торговлю, люди боялись выходить за пределы города, эти твари подобно песчаной буре носились от Маддада до Ирхаффы, видели их несколько раз и в Каледане. Когда путники сталкивались с ними, они отдавали всё, лишь бы остаться в живых. Только шаманам и жрецам было нечего бояться, Демоны – люди с принципами и не резали кого попало. И только один раз они потерпели неудачу. Во время налёта на резиденцию маддадского халифа, на них спустили каких-то тварей, что загрызли одного Демона. 

Тут уж мне совсем не по себе стало. Даже не от того, что простому гвардейцу неоткуда знать про Демонов таких подробностей. Настоящая жуть меня взяла, когда у собутыльника моего словно глаза огнем налились, и само собой как-то подумалось, что наверняка этот мужик сам ходил с Демонами и всё видел собственными глазами. Но я к этому моменту уже изрядно набрался, да так и брякнул ему, совсем страх потерявши: 

- А ты-то, добрый человек, откуда всё это знаешь? И где эти самые Демоны теперь?

- А нет больше никаких Демонов. В дальнем странствии мне посчастливилось наткнуться на их стоянку. Благо, все они были пьяные и уставшие после набега, выставили всего одного часового, да и тот с ног валился. Я перерезал их во сне и бросил связку из пяти отрубленных голов к ногам Его Величества. За это Его Величество и взял меня к себе на службу.

Сижу я, киваю головой, улыбаюсь гвардейцу, мол, славную историю рассказал, ай да герой ты, мужик. И вдруг скумекал я, что самого главного он мне не рассказал. Тут я и спрашиваю: 

- Послушай, добрый человек. Вот ты говоришь, Демонов этих было семеро, – и пальцы загибаю, – два каледанских черта, северянин, три бараглафца. Одного задрали псы халифа. А голов ты пять к ногам короля бросил. Стало быть, атаман их ушел?