Рассказы Чумы (переиздание)

Глава 1

В Книге Трёх Времён указано: 

много веков назад на земле царили покой, изобилие и достаток. Но случилась по недоумию людскому война, и раззор, и голод, и болезнь; и явилась смерть, и забрала многих, и велик был плач обездоленных и оставленных. И не выдержала земля обильной жатвы костей; восстала в крике едином, и обрушилась на проклятых, и уничтожила их прекрасные дома и забрала себе их жизни. 

С тех пор минули тысячелетия. И Тот, кто сотворил Небесную Колыбель и Огненную Воронку, призвал на стражу Равновесия Четверых, дабы не допустить больше зла и смуты среди людей. И нарёк Создатель их Всадниками, ибо дал им власть оседлать голод, войну, смерть и болезнь. И даровал Он им оружие для воплощения замысла своего: меч для красного всадника, серп для бледного, сосуд для белого и факело* для черного. 

Цена была уплачена; Творец отрекся от царства своего, и отдал престол своим первенцам, и сгинул, и не слышал более о нем никто из детей Его. 

Так говорил Глад. 

Никто из нас никогда не держал в руках Книгу Трех Времен, и не видел Создателя; но никто из троих ни на миг не усомнился бы в том, что слова старшего — правда. И из века в век, из года в год, изо дня в день мы гнали замученных лошадей, надсаживали двигатели автомобилей, пересаживались из одного самолета в другой — чтобы успеть навести мор, разжечь войну, погубить обильные урожаи или в очередной раз спасти какого-нибудь никчемного на первый взгляд захмурышку. 

Сегодня утром мы покинули гостеприимную Россию: Глад объявил о том, что мы летим в Чили — страну, где снежные трассы удивительным образом соседствуют с горячими гейзерами, археологические памятники пересекаются с ультрасовременными небоскребами, а курить и пить на улицах считается абсолютно дурным тоном. 

Небольшой, длиной в половину ладони, узкий флакон из тонкого хрусталя уже занял свое место в моем белом маленьком кошеле. Часть прошлого вечера ушла на то, чтобы заполнить его полезным содержимым в виде нового штамма. 

Завтра одна из провинций на севере Чили окажется охваченной вирусом свиного гриппа (так называют его в народе). Главное, не переусердствовать: Глад, как всегда, дал четкие указания относительно количества заболевших. 

Мы заняли четыре места в передней части самолёта. Глад и Мор устроились ближе к центральному проходу; Брань скучающе пялился в иллюминатор, а я, по привычке, перебирала в голове события последних дней. 

Сквозь накатывающую дремоту вяло отметила, что старший куда-то собрался, а потом тихо подкравшийся сон накрыл меня с головой своими теплыми, мягкими объятиями. Стюардессы нас не тревожили; пассажиры и подавно — все тщательно избегали четыре пустующих места. За это, равно как и за вовремя добытые билеты, следовало благодарить Брань. 

Я проснулась как раз в тот момент, когда самолёт начал заходить на посадку.  

Мор раздобыл где-то томик Байрона и теперь делал вид, что настолько захвачен увлекательной поэмой, что ничто окружающее его не интересует. Старшего ещё не было; Брань, как и я до того, крепко спал. 

— Глад не приходил? — спросила скорее по привычке. Старший сам себе начальник; если ему вздумалось задержаться, пусть даже в туалетной комнате, значит, на то были свои причины. 

— Неа, — зевнул Мор, — да что ему сделается? Сейчас не придёт, так догонит нас потом в аэропорту. 

Проснувшийся Брань неодобрительно покосился на него. Я пожала плечами — Гладу и впрямь виднее, что делать, и стала отсчитывать минуты до приземления. Глубоко в подсознании заскреблось неприятное, пакостное чувство — будто что-то забыла: то ли сделать, то ли взять с собой. Фыркнула мысленно — ну что я могла упустить, все мои нехитрые пожитки — флакон и сумка-кошелек — при мне. 

...Диего Арасена* встретил нас немногочисленными туристами и местными жителями, покорно ожидающими своего рейса. Белый свет мирно лился через квадратные оконца на потолке; зеркальные полы ловили ускользающие отражения. Преодолев бесконечные выходы-входы, мы выбрались на улицу и дружно остановились. 

— Переждем где-нибудь поблизости, пока Глад не придёт? — Брань скучающе сковырнул кончиком темно-красного ботинка камешек, попавшийся под ногу. 
Со лба его стекла капелька пота. Солнце здесь, конечно, припекает, но пока не до такой степени, чтобы обливаться потом. 
— Ты бы скинул пиджак, — мирно посоветовала я ему. 

Красный пробормотал под нос колючую фразу, однако одежду сбросил, оставшись в футболке и демократичных неярких брюках. Быстро прошёлся рукой по лбу, вымученно улыбнулся. 

— Ну так что? 
— Не знаю даже, — я покрутила головой. — Подождем ещё немного. Если мы уйдем отсюда, то потом можем разойтись. 

Мор, единственный из нас, пристально наблюдал за выходом из здания аэропорта. Колкая мысль мелькнула у меня в голове, и тут же исчезла, потому что всадник внезапно сорвался с места. 

— Ты куда? — крикнул Брань, и бросился следом. Мор замер на месте, разочарованно разводя руками. 
— Показалось, — сокрушенно развел он руками. 
Налетевший порыв ветра взвихрил его непослушные волосы, растрепав их в разные стороны; дёрнул серую рубашку из жатки и разочарованно стих. Валявшаяся неподалёку картонка с трудом поднялась, перебежала на острых уголках через островок травы и улеглась у моих ног. 

Нехорошее чувство забытого вновь царапнуло внутри тупым ржавым гвоздем. Медленно я подняла показавшийся вначале посторонним мусором знакомый, крохотный конверт из материала, похожего на папирус. 

Факело. 

Несколько минут мы молча смотрели на артефакт, а потом Мор поднял взгляд, полный ужаса. 

— Как же так? Где...где Глад? 

Вот что меня беспокоило всё это время — когда старший уходил, он направлялся в хвостовую часть самолета. А ведь туалетная комната для бизнес-класса находилась впереди, в двух шагах от наших кресел. 

Что заставило Глада отправиться туда, к грузовому отсеку?