Рассказы старого поселка

Рассказы старого поселка

Рассказ первый: Зеркало

На пороге стояли золотые октябрьские деньки. С деревьев облетели еще не все листья, радуя глаз яркими искрами, но лужи уже начали леденеть, и при ходьбе раздавался мелодичный хруст. Воздух был холоден и чист. Я приехала на дачу, в поселок недалеко от города. Наш дом, обычно такой шумный, оказался совершенно пуст. Дядя и тетя, с которыми мы по праву наследования, делили дачу, уехали в город по делам. Родители мои загорали где-то на море, а дачники – которых в «высокий» сезон было аж две семьи – уже разъехались. Я, наконец-то, получила дачу в свое полное распоряжение. Если, конечно, не считать Умки – маленькой бабушкиной собачки, которую разумные дядя и тетя, зная о моем приезде, забыли взять в город по делам.

Я отворила калитку, погладила по холке подбежавшую ко мне Умку, и, по вытоптанной тропинке, пошла размещаться в дом.

Наш дом – столетний деревянный гигант, встретил меня сыростью и холодом.

-Понятненько, - буркнула я, - Протопить перед отъездом никто не додумался. Конечно, Машка приедет и все сама натопит.

Я бросила свой рюкзак на скамеечку, стоявшую при большом кухонном столе, и, потирая руки, пошла во двор за дровами.

На крыльце мен снова встретила Умка. Она сидела внизу, возле ступенек, и жалобно скулила куда-то в небо.     

-Грустно тебе? – ласково спросила я собачонку.

Та повернула на меня умную мордочку.

Я ободряюще потрепала собаку по моське. У бедной Умки были все причины грустить: ее хозяйка – бабуля – умерла зимой, и сильнее собаку никто не любил.

-Ничего, - снова подбодрила я Умку, - Сейчас мы печку натопим, и завалимся в кровать печеньки кушать. Ты со мной?

Умка повиляла хвостом, но потом снова возвела мордочку к небу и продолжила скулить.

Примерно через час дом преобразился: печка сделала свое дело и везде стало уютно и тепло. Я почитала книжку, попила чайку и собралась на боковую. Хороший сон был мне просто необходим: я ведь и приехала за тем, чтобы побыть наедине с собой, подумать, стоит ли продолжать и дальше учиться на медика, или все к чертовой…И что делать с Андреем? Нет-нет. Только не сейчас. Все мысли – на завтра. Сейчас только сон. Крепкий здоровый сон. Но все вышло не совсем как я планировала. Часа через два после того, как я пошла спать, выпитый мною чай решил, что хватит ему засиживаться в моем организме. Я вылезла из-под теплых одеял, проигнорировала умку, лежавшую в моих ногах и жалобно заскулившую, как только я встала, и тело мое поплелось в предбанник, где стоял предмет, мною вожделенный. Но едва я ступила на кухню, как весь мой сон словно рукой сняло. В кресле – огромном старом кресле, стоящем напротив печки, кто-то сидел. Более того – из темноты на меня смотрели два огромных горящих глаза.

Надо сказать, что кресло это было сродни самому дому по возрасту – почти столетнее. И принадлежало оно моей бабке. Ныне покойной.

Умерла старушка зимой. На похоронах я не была – сессия. И вот теперь – эти два огромных глаза в кресле.

Я завизжала. Заорала. Не знаю и точно не помню. Но было мне очень страшно. Однако, хвала небесам, локоть мой задел выключатель света, и, как только кухня озарилась свечением лампочки, я поняла, что на спинке кресла сидит ни кто иная, как Мурка. Мурка – наша дворовая кошка.

Я выругалась. Посмеялась. Пожурила Мурку за то, как она тайком пробралась в дом. Потом я налила кошке молока, дошла-таки до предмета вожделений, но, выходя из кухни, случайно забыла выключить на ней свет.

Следующим утром я была слишком занята игнорированием звонков Андрея, чтобы помнить о ночных кошмарах. К тому же я обещала тете кое-что поделать по дому, и большая часть дня прошла незаметно. Ближе к вечеру же я поднялась на чердак – составить коробки вещей, которые я упаковала на зиму по наказу тети.

Надо сказать, что тетя моя – Нина Валентиновна – никогда особым трудолюбием не отличалась. Вещи по дому она «раскладывала» как положится. Редко чего убирала на место, а уж по дому-то вообще мало чего делала, если только жестокая необходимость не заставляла ее царскую особы приподнять…ну, в общем, вы понимаете. Поэтому я и была особенно удивлена, когда на чердаке меня встретило огромное, потемневшие от времени, бабушкино зеркало.

-Приветс, - протянула я, - А ты-то что здесь делаешь?

Я подошла к зеркалу поближе –оно было не завешено, и стояло так, что свет из чердачного окна лился прямо в его гладь.

Зеркало это было настоящим антиквариатом – старинное, на серебре, помещающее в себе всего человека, оно было отделано в тяжелую древесную раму, украшенную завитушками и птичками ручной работы. Я хорошо помню, как зеркало стояло в бабушкиной комнате, и как я, иногда, красовалась перед ним в детстве. Что же заставило тетю с дядей тащить его, такое тяжелое, на чердак? Странно…

Мысли мои прервались воем Умки. Бедная собачонка опять сидела на крыльце, и призывно скулила.

Я убрала подальше с глаз притащенные мною коробки и спустилась вниз.

Вечером мы с Умкой снова затопили печку, плотно поужинали, я отклонила еще два-три звонка Андрея, и, со спокойной душой, улеглась спать.

Примерно в первом часу ночи, я, как и в предыдущий день, встала с кровати. Прошла кухню. Вышла в предбанник, и замерла. По лестнице, ведущей на второй этаж, а затем и на чердак, кто-то шел. Звук этот было невозможно спутать ни с чем, так как старые деревянные ступени жили своей музыкальной жизнью.

В панике, я включила свет.

-Кто здесь?

Ответа не послышалось. Шум тоже прекратился. Я взяла фонарь, огромную железную отвертку – как средство самообороны, и стала подниматься наверх. На втором этаже никого не было. Дверь, ведущая в комнаты, была заперта на ключ. Я пошла выше. Чердачный пролет тоже был пуст. Я открыла дверь на чердак, посветила фонарем, и из груди моей вырвался крик. Фигура, светящаяся в ночи, мелькнула по чердаку и растворилась в зеркале.