Расслабляющая ванна

Неприятное письмо

Эми точно знала, что ровно через семь минут в душной гостиной часы пробьют восемь, кухарка в столовой загремит тарелками, садовник положит тяжелые железные ножницы в ящик для инструментов, а горничная, давно закончившая дела по дому, вздрогнет от неожиданного звука и  захлопнет книгу, после чего все они в предвкушении горячей ароматной пищи соберутся за небольшим столиком из розового дерева в комнате для слуг, где будут обсуждать свежие новости, вычитанные в растрепанных серых газетах. И только отец, неподвижный как статуя, будет по-прежнему сидеть в кабинете, наклонив голову над столом, бесконечно что-то перебирая, подписывая и складывая в толстые папки, прошитые суровыми темно-зелёными нитками.  Размеренность, предсказуемость, спокойная однообразность образа жизни может являться как объектом желания для одних, так и тяжелым бременем для других. Эми её существование часто угнетало, хотя и эта беспокойная молодая леди порой находила в неторопливом ходе часов и мягком шуршании кленов за окном свою прелесть. В тот момент сложно было предугадать, насколько устоявшийся порядок вещей измениться в самое ближайшее время. И Эми также не могла знать, когда стучалась в кабинет отца, какие ошеломляющие новости предстоит ей узнать.

Мистер Джекил, по мнению Эми, был достоин восхищения. Выросший в бедности и лишениях, он поднялся из самых низов благодаря своему упорству и трудолюбию. Этим же качествам он обязан тем, что смог получить руку матери Эми. На фотографии, висевшей у Эми над кроватью, эта неземная белокурая красавица кокетливо смотрела на зрителя, поправляя сбившуюся на бок шляпку с атласными лентами. Эми знала мать только по фотографиям, та скончалась, когда девочка еще не стояла на ножках. Дедушка Эми по матери был неприлично богат, но страшно горевал, что никому не сможет оставить своих дел после смерти. Мистер Джекил завоевал его расположение, поскольку не походил на тех многочисленных франтов, что набивались в зятья,  надеясь, что после смерти тестя остаток жизни смогут почивать на лаврах и не работать. Мистер Джекил же к шестидесяти годам увеличил состояние до нескольких миллионов. После смерти матери отец продолжал заниматься семейным бизнесом. Хотя к тому времени они уже были обеспечены настолько, что могли вовсе не работать. Но отцу, еще полному энергии и не потерявшему деловой хватки, было жизненно необходимо продолжать заниматься делом. И, как догадывалась Эми, не последнюю роль в этом стремлении работать принадлежала тому чувству и черте характера, которая при совершении крупной сделки давала знать о себе ярким огоньком в глазах. Однако мистер Джекил также не забывал про благотворительность. Благотворительность занимала львиную долю его времени, открытие ни одной школы или больницы не проходило без его участия, он тратил на это много сил и внимания, зарабатывая себе таким образом репутацию мецената и благодетеля. Он всегда умел поддерживать имидж семьи на должном уровне.

Эми тихонько продолжала стучать в запертую дубовую дверь кабинета.  Никто по-прежнему не отвечал. Когда девушка уже начала было  волноваться, из-за двери донесся голос: «Войдите».  Отец  был одет по-домашнему: в  шерстном турецком халате поверх рубашки и красных бабушах, мягких войлочный туфлях без задника.  Его глаза устали от постоянного напряжения, поэтому он часто моргал и переводил взгляд с предмета на предмет, будто ища что-то.  Мягкий свет от лампы равномерно падал на его лицо, широкие светлые брови, чуть тронутые серебристой сединой были сжаты, и морщины виделись отчетливее, чем всегда. Он имел сильно выступающие бровные дуги, широкий лоб, соответствующий его  мощному телосложению, которое в то же время сочеталось с небольшим ростом. Весь он был в каком-то напряжении, мышцы его были напряжены. Вся его фигура говорила о том, что мистера Джекила неотступно преследует какая-то неприятная мысль, и ум его бьется над сложной задачей. Он сидел за столом, с силой сжав синюю шариковую ручку BIC Cristal, будто пытаясь раздавить ее. При виде Эми отец поднялся из-за стола и как-то неестественно растянул губы в улыбке. В этом было что-то странное. Обычно отец ласково улыбался ей одними теплыми янтарными глазами. С дочерью мистер Джекил всегда был необычайно ласков, весь его облик преображался и начинал выражать крайнее расположение и нежность.

- Добрый вечер, милая, неужели настало время ужина?- он снял тяжелые очки в черепаховой оправе и потер переносицу, - откровенно говоря, есть совершенно не хочется. Я бы еще немного поработал, – виновато улыбнулся он.

- У тебя был озадаченный вид, когда я вошла. Работаешь над чем-то серьезным? Это как-то связано с той клиникой для умалишенных в Ловуде?

- Нет, милая, ты не угадала. Тут дело иного рода, - он умолк и начал рассортировывать разбросанные по столу бумаги в аккуратные стопки. Эми твердо решила, что он и правда чем-то сильно взволнован. Его выдавали резкие движения, притворно мягкая улыбка, которую он при виде Эми тут же натянул на лицо, и беспокойно бегающие глаза. Закончив, отец опять посмотрел на дочь.

- Откровенно говоря, мне хотелось обсудить это дело с тобой, но я, право, не знаю, насколько подходит для этого разговора время перед ужином.

- Лучше скажи сейчас и не мучай себя, – ласково ответила Эми и дотронулась до жилистой отцовской руки.

- Хорошо, - он обошел стол, сел в кресло для посетителей возле книжного шкафа и усадил напротив Эми. Она присела на самый краешек, вся вытянувшись как струна, и напрягла все органы чувств, чтобы уловить не только то, что скажет, но и что подумает отец.

- Прежде всего, не волнуйся, - сказал он, и Эми сразу же начала волноваться. Затем, весь сжавшись, скрестив руки на груди, и взглядом упершись в пол, он начал. - Вчера я получил некую новость, которая меня не на шутку встревожила, хотя я почти убежден, что это лишь шутка, разыгранная для того, чтобы я потерял хладнокровие. Пришло письмо следующего содержания, - путано начал он, - пришло от некоего доброжелателя, который, скорей всего, таковым не является, - он вынул из кармана халата сложенный вдвое листок и хотел было прочесть вслух, но вдруг осекся, - Нет, не имеет смысла дословно его зачитывать, я сам передам суть, так будет проще, - он опять на секунду замолчал, набираю в легкие побольше воздуха, а затем сказал неестественным голосом - В письме сказано было, что в День именин я умру.