Рассвет

Рассвет

   - Папа, папочка! Не поймаешь, не поймаешь!
    Её голосок, словно звон ручейка, такой резвый, чистый, наивный. Мне кажется, что я слышал его в той стороне. Фани, милая, где ты? Но кругом лишь яркий свет. Мне кажется, что он должен быть ярким, пусть даже я и не могу почувствовать свои глаза. Я ощущаю, что кругом всё состоит из света. Я как будто поднял руку и начал двигаться вперёд. Так я и буду идти. Возможно, во что-то упрусь. Мне бы узнать, найти, вспомнить хоть что-то, чтобы понять, кто я, и где нахожусь.
    - Папочка, я здесь! Ты меня разве не видишь? Ха-ха-ха…
    Как легко она смеётся. Моя милая девочка, я здесь, я сейчас приду к тебе. Так, решено, я уверен, что она неподалёку. Буду двигаться в ту сторону, откуда доносился её голосок. Фани, я доберусь до тебя, и буду щекотать тебе животик! Вот увидишь, я поймаю тебя, и буду щекотать! Я не перестану, даже если ты будешь очень просить!
    - Не поймаешь, не поймаешь!
    Она моя дочь. Моя единственная маленькая дочурка. Я знаю это наверняка. Это поможет мне осознать кто я. Фани мой спасательный круг. Я должен зацепиться за то единственное что могу осмыслить в этом месте. Как мне связать её с тем, что было раньше, то того, как я попал сюда? Ничто другое не возникает во мне, кроме её образа. Её светлые волосики, её курносый носик, её зелёный сарафанчик. Но этот образ подобен наваждению, подобен дымке, туману. Он исчезает так же легко, как и возникает, не позволяя даже на мгновение зафиксировать себя. Я пытаюсь представить её зелёный сарафанчик. Что вообще есть зелёный цвет? Как это быть зелёным цветом? В чём суть отличия от других цветов? Что вообще может быть зелёного цвета, кроме сарафанчика на моей Фани? Я не могу понять, не могу вспомнить.
    - Папочка, где же ты? Ты такой медленный! Хи-хи…
    Я иду, милая. Я должен идти. Должен идти. Пусть даже это место, состоящее из ярко света, явит собою бесконечность, я продолжу свой путь. 
* * * *
    Холодная криокапсула заскрипела. Датчик её температурного режима перешёл в активную фазу, и стал нагнетать необходимую тепловую среду, при которой возможно пробуждение. Через десять минут крышка капсулы автоматически приподнялась. Раздался глубокий вздох, свидетельствующий о пробуждении человеческого существа. Подвальное помещение, в котором находилась криогенная капсула, имело полуразрушенный вид. Должно быть сотню лет, а может и более, никто не тревожил эти развалины, что раньше являлись лабораторией.
    Худой бледный мужчина приподнялся на белом ложе и закашлялся. Когда приступ кашля кончился, он рассеянно осмотрелся. По мере того как его взгляд скользил по запыленному оборудованию лаборатории, по покрытым паутиной и трещинами стенам, выражение лица приобретало всё более и более недоумевающий вид. Глаза мужчины нервно забегали. Он обхватил голову руками, и, задумавшись, просидел так некоторое время. Затем он выбрался из капсулы, и пошёл на свет, что проникал сверху из противоположного угла, слегка освещая ступени. Спотыкаясь в полумраке об пришедшие в негодность приборы, мужчина добрался до ступеней, и стал медленно подыматься по ним. “Как тяжело даются движения… - думал он, - Сколько же я спал… месяцы… а быть может годы?” Он попытался хоть что-то припомнить, но пока всё было безуспешно. Поднявшись наверх, мужчина зажмурился от яркого света. Свет, кругом яркий свет. В его голове как будто промелькнуло нечто знакомое, но тут же исчезло, оставив осадок тревоги. Он почесал свою бородатую физиономию, и понемногу раскрыв глаза, осмотрелся. Верхний этаж, на котором он очутился, должно быть когда-то принадлежал небольшому одноэтажному зданию. Однако от самого здания не осталось ни крыши, ни дверей, ни мебели, лишь полуразрушенные серые стены. На голубом небе ярко светило солнце.
    Мужчина вышел из дверного проёма, в котором не было двери, и с ещё большим удивлением стал осматриваться по сторонам. Он пошёл прямо по улице, видя вокруг лишь руины. Одноэтажные дома, что располагались в этом районе, все были полуразрушены. От половины из них остались лишь голые стены. Вдалеке виднелись скелеты небоскрёбов, должно быть сейчас мужчина находился в пригороде. Он шёл около получаса, в надежде, что в центре города он обнаружит хоть кого-то живого. Но, оказавшись среди многоэтажных зданий, он понял, что и они были заброшены, как и всё в этом городе, они были преданы безвольному забвению. Вся архитектура, улицы, автомобили, дороги, что когда-то бурлили жизнью, кипели эмоциями, клокотали суетой, теперь стояли в задумчивом хмуром созерцании. “Что же случилось в этом городе? – думал бородатый мужчина, - Какая катастрофа обрушилась на его стены? Кто в ответе за этот апокалипсис? Есть ли хоть кто-то живой здесь? И… и есть ли люди вообще, хоть где-то?” Последний вопрос пугал его своей невероятностью, и он решил на нём не заострять внимание.
    Как бы там ни было, город уже давно пережил свою катастрофу, перетерпел свою жуткую драму. На его каменных скулах застыли судороги, в недрах его домов проросло забвение, по его пустым улицам скитались забытые воспоминания. Трудно описать то странное, растерянное созерцание которому предался наш герой. Растерянность смешалось в нём с задумчивостью, и он, усевшись на широкие каменные ступени пред разрушенным зданием с колонами, что когда-то являлось городским муниципалитетом, устремил взгляд уставших глаз в одну точку. Было нечто одновременно отталкивающее и привлекательное в этом худом лице, нечто что гармонировало, роднило его с этими отвергнутыми жизнью руинами. Страдание оставило на нём свой отпечаток, вгрызлось в его скулы, вросло в его морщины, застыло в его выцветших серых глазах. Его задумчивое суровое лицо отталкивало отстранённостью от жизни, его блёклые глаза отражали глубину душевной комы, в которой пребывало сознание. Но в тоже время, эта бородатая физиономия восхищала гордой обособленностью внутреннего мира, что отражалась на нём. Он не бежал от своего бремени, он добровольно впустил его в себя, дабы навсегда сжиться, срастись с ним, жадно впитать его до последней капли, не упрекая никого. 
    - Эй, ты, почему такой грустный? – вдруг раздался странный голос.
    Мужчина вздрогнул и повернул голову по направлению к голосу. Но он не заметил ничего, чтобы могло издавать подобные звуки.
    - Эй, я здесь. – Повторно прозвучал настойчивый голос. Он был скрипучим, словно аудио файл плохого качества, и в нём явно проступали тонкие детские нотки.
    Мужчина опустил глаза и увидел неподалёку квадратную металлическую коробку, размером с футбольный мяч. В передней части металлического предмета находилась небольшая окружность, похожая на динамик, из которого, должно быть, раздавался голос. Чуть выше располагался меньшего размера глазок камеры, который выдвинулся слегка вперёд, что давало ему возможность большего радиуса обзора. Вся эта маленькая механическая конструкция передвигалась на нескольких колесах гусеничного типа.
    - Ты… ты это мне? – удивлённо проговорил мужчина.
    - А ты здесь ещё кого-то видишь? – раздражённо пропищал детский голос из коробки.
    - Нет.
    - Ну, так вот… последний раз я видела такое лицо у моего отца перед тем… перед тем… ну… оно было таким же грустным как у тебя. – Глазок камеры внимательно осматривал бородатое лицо.
    - Я просто задумался. – Растеряно произнёс мужчина.
    - Меня зовут Полли, и мне девять лет. А тебя как зовут? – оживлёно выпалил детский голосок.
    - Хаген… меня зовут Хаген. – Ответил мужчина.
    - Будем знакомы. – Последовала пауза. – Ты, почему молчишь? Тебе нравиться сидеть здесь одному? Хорошо, ну и молчи! А я пойду дальше, меня ждёт Рассвет. – И квадратный робот, не спеша, двинулся вперёд на своих гусеницах. 
    Хаген по-прежнему растеряно наблюдал как небольшая металлическая коробка, говорившая детским голосом, понемногу удалялась. Затем он встряхнул головой и встал.
    - Я могу пойти с тобой? – вдруг спросил мужчина.
    Квадратный робот неуклюже развернулся.
    - Если у тебя и дальше будет такое лицо, то лучше сиди здесь. – Раздражённо воскликнул тоненький голосок.
    - Я постараюсь… я, что не будь, сделаю с этим… - озадаченный таким ответом, проговорил Хаген.
    - Ну, если постараешься, тогда пошли. Но нам лучше поторопиться. – Ответил странный робот, возобновив своё неспешное движение.
    Мужчина догнал робота и замедлил шаг, дабы идти с одной скоростью со своим необычным попутчиком.
    - Ты… ты искусственный интеллект? – спросил Хаген.
    - Нет, я девочка. Меня зовут Полли, и мне девять лет. Разве не понятно? – опять злился детский голос.
    - Понятно… но… но как ты оказалась в… в этой странной коробке? – как можно аккуратней спросил бородатый мужчина.
    - Эй, что это ты называешь коробкой? Ты грубый! Ты глупый! Я больше не буду с тобой разговаривать! – яростно закричал дрожащий тонкий голосок, собираясь обиженно захныкать.
    - Ладно, ладно, извини Полли. Я не хотел тебя обидеть. Я глупо сказал. Извини меня. – Виновато произнёс Хаген. – Так куда ты идёшь?
    - Я… я иду к Рассвету… - всё ещё обиженно, но не злобно ответил детский голос.
    - Что такое Рассвет, Полли?
    - Это… это такой большой дом под землёй… где умные дяди в белых халатах, такие как мой папа, сидят за компьютерами и что-то постоянно считают.
    - Научный комплекс?
    - Да, наверное.
    - Так у тебя есть папа?
    - Да… но он… он уже не может со мной говорить… он уснул… он уснул и больше не двигался, не говорил… я всё смотрела на него, ожидая что он проснётся… я была рядом с ним 4 320 часов… за это время кожа на его теле сначала посинела, потом стала серой, а потом вовсе почернела, засохла и начала отпадать… и… и тогда я решила идти к “Рассвету”. – Тоненький голос дрожал, проговаривая это.
    - Это смерть, Полли. Твой отец умер. – Тихо проговорил Хаген.
    - Смерть?.. Я слышала это слово… но не думала что смерть похожа на это… папа говорил, что когда он уснёт и долго не будет двигаться, я должна оставить его и пойти к “Рассвету”… я долго смотрела на него… но не могла дотронуться… не могла обнять… ведь у меня нет рук…
     - Полли, так у тебя раньше было другое тело? – мягко спросил мужчина.
    - Да… я помню, что у меня были руки и ноги, тёмные волосы и родинка на правой щеке… а ещё тогда у меня выпало два молочных зуба, и я нашла две блестящих монетки под подушкой… я знаю, что все монетки ложил папа, но мне всё равно нравилось их находить... я была похожа на тебя… только меньше ростом… и без бороды. – Робот издал лёгкий детский смешок.
    Мужчина тоже слегка улыбнулся.
    - А как… как ты лишилась своего тела?
    - Я болела… болела и потом моего тела не стало… у меня была “техносмерть”… папа как-то умно называл эту болезнь… но я не помню…
    - Apparatus morbus, техногенный рак, недуг двадцать второго столетия. – Тихо проговорил Хаген.
    - Да, так она и называлась… мой папа был очень умным… он был… как это… учёным… да, он был учёным. Когда я заболела, он всеми силами пытался найти лекарство. Но потом… мне стало хуже, и у меня начали гнить лёгкие. Папа решил перенести меня в другое тело. Он называл это… называл это… оцифровкой. Он перенёс меня в тело робота-помощника… сказал, что это ненадолго… что скоро он сделает для меня новое красивое тело. Но… он уснул… его не стало. “Техносмерть” появилась у него раньше, чем у меня… но меня она съела быстрее. – Маленький робот замолчал.
    - Твой отец любил тебя, Полли. Я уверен, он сделал всё возможное, чтобы вылечить тебя. – Произнёс мужчина.
    - Да… я знаю… я скучаю за ним. – Бросила девятилетняя девочка в теле неуклюжего робота.
    Некоторое время Полли и Хаген молчали. Бородатый мужчина удивлённо обдумывал странное знакомство с этим необычным роботом, в котором находилось детское сознание. В шаге от него находилось доказательство глубоко волнующего его вопроса: что определяет сущность человека? Что делает человека по настоящему человеком? И вот ответ был прямо перед ним, в этом маленьком квадратном андроиде. Истинная человеческая сущность находиться в сознании индивида, в разуме индивида. Именно разум проецирует личность человека, и подобно античному органу, резонирует спазмы души. В этой неживой металлической коробке, находилось живое сознание ребёнка, энергичного и капризного, упрямого и наивного, но в этом детском сознании искрилась истинная человеческая сущность. Она очеловечивала все небольшие механические движения глазка камеры, которым Полли смотрела на мир вокруг себя, движения гусениц и повороты неуклюжего тела.
    Однако в памяти Хагена по-прежнему ничего не прояснялось, а напротив, ещё более затуманилось. “Откуда во мне этот необъяснимый интерес к сознанию человека? И почему я знаю, что такое apparatus morbus?  - думал мужчина, - Быть может, я тоже был учёным? Мне кажется, что это детское сознание провоцирует во мне знакомые ощущения, порождает во мне аллюзии утраченных воспоминаний. Я должен понять это странное притяжение к матрице сознания девочки по имени Полли. Я предчувствую, что она поможет мне вспомнить кто я, и почему я был погружён в криосон”.
    - Полли, а зачем ты идёшь к “Рассвету”?
    - Отец сказал, что там находиться ракета, которая может дать людям бессмертие. – Как-то особенно оживлено ответила она.
    - Что ты имеешь ввиду? – в который раз озадаченно спросил мужчина, шагая подле квадратного андроида.
    - В моей памяти находиться всё самое хорошее, что создал человек – музыка, книги, фильмы и всё такое. Понимаешь теперь, как важна моя миссия? – горделиво произнёс детский голос, осматривая бородатую физиономия мужчины в свой глазок.   
        - Ты… ты хочешь отправить всю эту информацию в космос?
    - Да, я сделаю это. Ведь это всё что осталось от людей. Только так люди будут бессмертны. Понимаешь?
    - Я… я… но неужели на всей планете более нет ни одного живого человека? – молвил вне себе от изумления Хаген, чувствуя как его бросает в пот.
    - Нет, “техносмерть” убила всех. Перегрызла тела всем детям, которых я знала. Съела их ноги, руки, лёгкие и сердца. У Бэти Хейруд она съела ноги до колен, и та могла только лежать и смотреть в окно, пока… не уснула насовсем. Отец говорил, что через пару лет “техносмерть” убьёт и всех взрослых на планете, потому что никто из них не хочет влаживать деньги в поиск лекарства от неё. Я помню какое у него было грустное лицо в эти моменты… такое же как у тебя, когда ты сидел на ступенях… так и случилось… Когда я заболела и больше не могла вставать с кровати, отец сказал что в городе осталось всего несколько детей моего возраста. Когда же мои лёгкие больше не могли дышать, папа поместил меня в тело робота-помощника. После того как отец уснул и больше не говорил со мной, я поняла, что мне нужно идти к “Рассвету”. Я выбралась наружу и пошла. Я шла через множество дорог и городов, и не встретила ни одного живого человека. Первые 35 000 часов мне попадались на пути тела взрослых, но потом и они исчезли. Я иду уже 919 804 часа. Всё… всё случилось так, как говорил отец… “техносмерть” убила всех.
    - Ты… ты идёшь так долго? – задыхаясь, проговорил Хаген. – Это же 105 лет?
    - Я не знаю, сколько это в годах… знаю, что в часах это 919 804 часа и 26 минут. – Ответила Полли.
    - А откуда ты идёшь?
    - Их Халкиды… это в секторе Е17.
    - Это же на другом конце континента!
    - Наверное… мне осталось совсем немного… ещё 10 157 метров…
    - А ты… ты точно знаешь что эта научная станция находиться именно там? – растеряно сказал мужчина, так как в его мозгу происходила напряжённая мыслительная деятельность.
    - Да, я уверена… скоро я туда доберусь… - Твёрдо отвечал маленький андроид.
    - Я… давай немного помолчим… - Бросил Хаген.
    - Угу… всё равно ты скучный… - обижено пискнула Полли.
    Бородатый мужчина молча зашагал подле робота-помощника, в котором томилось сознание девочки по имени Полли. “Как же так вышло? – думал он, - Неужели машинная болезнь способна была уничтожить всех людей на планете? Почему же никто не нашёл лекарства от неё? Ведь человечество побороло же до этого чуму, оспу, СПИД и рак? Ведь если есть болезнь, то должно существовать и лекарство от неё? Как так могло случиться? Ведь прогресс неудержим, неумолим? Человеческий эгоизм не смог бы уступить место смерти! Сколько раз он двигал вперёд целые цивилизации, совершая один технологический рывок за другим. И тут… человек проиграл. Стало быть, это цена за прогресс, которую рано или поздно бы пришлось заплатить человеку. Но… но что теперь делать мне? Неужели я последний человек на всей планете? Как это… невообразимо… Но, быть может, ещё где-то есть люди подобные мне, что погружены в криосон? Однако… это кажется маловероятным, если за 105 лет продвижения чрез весь континент, Полли не встретила ни одного человека. Должно быть, я и в самом деле последний человек на земле. Но почему?.. Почему я не могу ничего вспомнить?! – мужчина обратил свой взгляд на квадратного робота, неспешно передвигавшегося по неровному асфальту, - Что мне остаётся, кроме того, что следовать за этим ребёнком в теле неуклюжего андроида? Быть может её миссия теперь и в самом деле единственно важное? Ведь это всё что осталось от руин человеческой цивилизации?..”
    - Так, мне уже надоело молчать. Расскажи мне Хаген, почему ты сидел на ступенях? – вдруг раздался нетерпеливый голос девочки, прерывая размышления мужчины.
    - Я… я пришёл в город… бродил по нему несколько часов… и, не найдя никого, сел на ступени отдохнуть и подумать. – Ответил Хаген.
    - А откуда ты пришёл?
    - Из пригорода. Я очнулся в криокапсуле, которая находилась в подвале разрушенного дома.
    - Кри-о-кап-су-ле… это что такое?
    - Это такое белое ложе, в которое человек ложиться и надолго засыпает.
    - Как надолго? Это как смерть?
    - Нет, Полли. Смерть это навсегда. Если умер – проснуться невозможно. А из криогенного сна можно проснуться, задав время своего пробуждения.
    - Хм… а как это – навсегда?
    - Это вечно… это постоянно… это до скончания времён.
    - То есть это снова и снова, и так много раз?
    - И так бесконечное количество раз.
    - Я… я бы хотела остаться возле отца навсегда… - тихо, как бы про себя, проговорила Полли, - и сколько же ты спал?
    - Я не знаю точно…. я не помню, когда заснул…. Но я уверен, что больше чем сто лет.
    - Сто лет?.. сто лет… сто лет…
    - Больше чем 876 000 часов.
    - А… ясно… а зачем ты уснул?
    - Я не помню, Полли.
    - А что ты делал до того как уснул?
    - Я не помню, Полли.
    - А у тебя была семья? А у тебя были дети?
    - Я не помню, Полли! Понимаешь? Я ничего не помню, чёрт возьми! – повысив голос, взволновано ответил мужчина.
    - Фу!.. Ты ругаешься… это плохо… папа говорил, что ругаться не хорошо… - обижено пропищал детский голос.
    - Прости, Полли… я просто не помню ничего… не помню, кто я… не помню, что я делал… кем работал…. не помню, была ли у меня семья…. не помню, зачем я уснул… - грустно проговорил Хаген, почесав бороду.
    - А почему ты не помнишь?
    - Не знаю… может быть я слишком долго спал, и это побочная реакция мозга на длительный анабиоз… - предположил мужчина.
    Квадратный робот некоторое время молчал, а потом проговорил:
    - Это плохо.
    - Что плохо? – переспросил Хаген.
    - То, что ты ничего не помнишь. Я многое забыла… как ходить на ногах, как завязывать шнурки, как держать карандаш в руках, как кататься на велосипеде… я забыла вкус печенья и запах какао… но… но я помню папу… и если я перестану его помнить… то я бы хотела чтобы меня не стало…
    - Полли…
    - Ты не должен был спать… забывать это плохо…
    Мужчина не нашёл что ответить, и только молча посмотрел на квадратное тело андроида.

* * * *
    - Вот невезуха! Опять такая же трещина! Как я их ненавижу!
    - О чём ты?
    - Я столько потратила времени на эти трещины… на эти разломы… однажды я обходила одну трещину в земле 573 часа… ну вот, теперь время до “Рассвета” опять увеличится… и мне снова нужно его высчитать… - раздражённо запричитал детский голосок.
    Хаген устремил взгляд на трещину в асфальте, разорвавшую собой земную твердь и разрушившею массивные здания на своём пути, ширина которой была не больше метра, но длина уходила далеко за пределы доступные человеческому зрению.
    - Похоже, что под землёй в этой части города произошёл сдвиг тектонических плит, что и спровоцировал этот разлом. – Осматривая трещину, проговорил мужчина.
    - Эй, ты сложно говоришь… я же маленькая…
    - Здесь произошло землетрясение.
    - Теперь ясно… но я всё равно ненавижу это землетрясение… - и маленький квадратный робот развернулся и медленно поехал вдоль разлома.
    - Эй, ты чего остановился, Хаген? Только время из-за тебя теряю! – раздраженно пропищала Полли.
    Мужчина несколькими большими шагами догнал квадратного андроида, затем наклонился, взял его крепко обеими руками, и поднял в воздух.
    - Эй, ты что делаешь? Поставь меня на место! Я требую, поставь меня скорей! – завизжала девочка в теле машины.
    Но мужчина быстро переступил чрез трещину в асфальте, держа квадратного робота в руках, а затем поставил его на землю.
    - Оу!.. Я и не думала, что ты так можешь… эм… спасибо… - неуверенно проговорила Полли, словно досадуя на столь быстро устранённое препятствие, при этом внимательно осматривая бородатую физиономию Хагена, стоящего над нею. 
    - Пожалуйста. – Ответил мужчина, и пошёл вперёд.
    Маленький андроид, не спеша, последовал за ним.
    - Знаешь что, я буду называть тебя Хаги. Потому что Хаген слишком сурово для тебя. Ты и так постоянно нахмуренный… и эта брода делает тебя ещё более сердитым… - залепетал детский голос.
    - Как тебе угодно, Полли. – Ответил Хаген.
    - Папа не носил бороду… у него были небольшие усы, торчащие вверх по краям… он… кажется, он намазывал их каким-то воском, чтобы они так торчали… - засмеялся детский голос.
    - А как звали твоего отца?
    - Рихард… его звали Рихард… Что с тобой? Ты шатаешься? – испугано запищал голос девочки из железной коробки.
    Мужчина, в самом деле, с трудом держался на ногах. Цвет его лица стал бледно-серым, и он поспешно присел на бетонную плиту, что находилась неподалёку.
    - Что с тобой, Хаги? Твой энергоблок повреждён?
    - Всё нормально, - выдохнул мужчина, - голова просто закружилась… скорее всего, это потому, что я голоден…
    - Голоден? Я помню, что это значит… но я не помню самого ощущения… не помню, как это… совсем не помню, как это быть голодным…
    - Дай мне минутку отдохнуть… Сколько нам ещё идти?
    - 4 123 метра, если не будет препятствий.
    - Чуть больше четырёх километров…
    - Твоему энергоблоку нужна подзарядка? Ты работаешь не в полную силу?
    - Можно и так сказать.
    - Я помню, что любила какао и клюквенное печенье… но я не помню разницы между ними… для меня вся еда теперь на один вкус, если я вдруг что-то припоминаю о ней… а какая еда у тебя была любимой?
    - Не помню… но что ты говорила о клюквенном печенье?
    - Я помню что любила его… оно… оно называлось… сейчас вспомню… оно называлось “Лис”… и было в такой оранжево-красной упаковке… а ещё я помню песенку из рекламы этого печенья…

Лис на дерево залез,
И хотел печенье съесть;
Посмотрел, печенья нет,
Что же будет на обед?
Не теряй своё печенье,
Ведь оно вкусней варенья.

Мне всегда было интересно, умеют ли лисы лазать по деревьям. Что с тобой, Хаги?! Тебе стало хуже?! – испугано закричал детский голос, и глазок камеры стал нервно вращаться, осматривая своего спутника.
    Мужчина обеими руками обхватил голову, словно его череп сдавил чудовищный спазм. Его помутневшие глаза бегали из стороны в сторону. Из дрожащих уст вырвались тихие слова:
    - Фани… моя Фани…

* * * *

Лис на дерево залез,
И хотел печенье съесть;
Посмотрел, печенья нет,
Что же будет на обед?
Не теряй своё печенье,
Ведь оно вкусней варенья.

    - Её любимая песенка… такая наивная… такая смешная… надеюсь, что я больше никогда её не услышу!
    Хаген взял со стола тяжёлую книгу, и запустил её в широкий плоский экран, висящий на стене. Книга разбила экран, и повалилась на пол с жутким грохотом, погребённая под осколками монитора. Бородатый мужчина подошёл к шкафу, и достал из него бутылку виски. Налив себе полный стакан, он осушил его одним махом. Затем он накинул лёгкую осеннюю куртку и вышел из дома. Оказавшись на улице, Хаген спрятал руки в карманы, и уверенной походкой зашагал по холодному асфальту, вдыхая полной грудью морозный воздух.
    Он шёл около получаса. Морозное утро всегда успокаивало его. Наш герой держал путь к своему другу Роберту, что жил в пригороде, как и он сам. К дому Роберта было не более десяти минут ходьбы, но Хаген нарочно сделал крюк, дабы собраться с мыслями. Вскоре он оказался возле одноэтажного серо-коричневого здания и позвонил в дверь.   
    - Кто там? – раздался голос из динамика.
    - Это я. – Ответил бородатый мужчина.
    - Заходи, Хаг. Я в лаборатории. – Был ответ.
    Дверной замок издал щелчок, Хаген открыл дверь, и, пройдя в гостиную чрез крохотную прихожую, спустился по лестнице в просторный подвал, в котором располагалась лаборатория хозяина дома. Роберт, лысоватый полный мужчина в круглых очках и белом халате, с недельной щетиной на пухлых щеках, поднялся со скрипучего кресла навстречу гостю.
    - Привет, Хаг, садись.
    Мужчины крепко пожали друг другу руки, что свидетельствовало и давней дружбе, и Хаген присел на единственный стул, предварительно сняв с него старого отключенного робота-помощника, которого поставил на пол. Пред креслом Роберта находилось несколько габаритный мониторов, остальное пространство широкой подвальной комнаты было заставлено различным специализированным оборудованием и его деталями, так что требовалась немалая ловкость и осмотрительность во время передвижения, дабы ничего случайно не задеть. Удивляло, как это удавалось хозяину лаборатории, при его комплекции.
    - Ну, как ты, дружище? Ты уже вторую неделю не появляешься на работе. Ты должен продолжать трудиться, так будет легче отвлечься. Быть может, нам всем не так уж долго осталось, и наши жизни не должны быть бесполезны. – Проговорил Роберт, сквозь очки, всматриваясь в друга.
    - Я более не вижу смысла в работе, Роб… после смерти Фани, я больше не вижу смысла не в чём… – Устало ответил Хаген.
    - Подожди, Хаг. Ты думаешь, мне было легко, когда умерла Элен? Мы не могли иметь детей, но она была частью моей жизни. Машинная болезнь забрала её. И если бы я сдался в тот момент, я бы, тем самым, признал что моя жизнь и мои труды всегда были бесполезны. Но я не поступил так… я должен… мы должны победить эту болезнь. Понимаешь? Мы породили её, и мы должны её уничтожить! - Горячо проговорил полный мужчина в очках.
     - Я больше не могу верить в то, во что верил раньше, - немного помолчав, произнёс Хаген, - Фани была для меня всем. Лика отдала свою жизни, производя её на свет. После её смерти, только моя маленькая дочурка давала мне силы и надежду на будущее.
    Бородатый мужчина вновь некоторое время молчал, бесцельным взглядом блуждая по оборудованию лаборатории. Роберт терпеливо ждал, когда он начнёт говорить, чутьё подсказывало ему, что его друг принял решение, и что ему необходимо высказаться. Наконец Хаген заговорил, его голос был глухим, но каждое слово, что он произносил, где-то глубоко внутри него уже было до конца осмыслено:
    - Мы ошиблись, Роб. Технократия, прогресс, трансгуманизм! Я более не верю в эти патетические слова. Открытие новых частот, в сотни раз более скоростная передача данных, микроволны, которые триллионами в секунду излучают электронные приборы, искусственный интеллект, управляющий воздушными суднами и гигантскими заводами тяжёлой металлургии, биомеханические имплантаты – наши отцы и представить не могли, что прогресс будет развиваться столь стремительно. Большую часть жизни я отдал во благо прогресса, во славу того, что мы называли “богом из машины”. Я верил, что эра трансгуманизма на пороге, что наши технологии спасут нас от машинной болезни. Но они всё равно развивались не так быстро как болезнь. Заменяя один повреждённый орган на имплантат, взамен ему тут же начинал гнить другой. Болезнь поразила сердце Фани. Но как только его заменили, она перебралась в лёгкие, а затем в руки. К сожалению, мы ещё не научились создавать полностью искусственные тела. А на исследования матрицы сознания уйдут ещё многие годы, ведь до конца неизвестно, останется ли сознание человека прежним, если его полностью подвергнуть оцифровке. Что же по настоящему делает человека человеком? Бог из машины не дал мне ответа. После пересадки имплантата сердца, моя дочь прожила ровно одиннадцать дней. Мне пришлось внедрить в её гипофиз нано-роботов, что блокировали болевые сигналы, поступающие из тела в мозг, и моя девочка умерла, не чувствуя боли. – Две скупые мужские слезы заблестели на глазах Хагена. Он машинально их утёр и продолжил. – Её смерть открыла до этого неизвестный для меня ход мыслей. Мы заблуждались. Ты, я, Брайан, Уинстон, Родрик, все наши  научные сотрудники,  всё человечество! Мы выбрали ложный вектор развития. Что мы ожидали от развития технологий? Более комфортной жизни, более простых и быстрых средств коммуникации, более совершенного тела. Последнее всегда было максимумом программы трансгуманизма: улучшение человеческого тела за счёт развития технологий, возможность отсрочить смерть, а в идеале, и побороть её. Но то, чего человек более всего боится, к нему рано или поздно явиться. Цивилизация не сможет существовать без смерти. Смерть требует осмысления. Сам факт попытки отсрочить смерть, говорит о незрелости человечества в целом, о неготовности человека осмыслить свою завершающую фазу. Технология не даст ответа на вопрос, что есть смерть. Страх целой цивилизации пред смертью, манифестирует духовное обнищание, измельчение современного человека. Подумать только, мы архитекторы собственного вырождения! Наша наивная гордость избрала неверную тропу познания. Трансгуманизм не служит познанию. Трансгуманизм это страх смерти, страх мелкой души, не способной отрефлексировать иманнентность собственного бытия. Когда-то давно, несколько столетий назад, была совершена эта ошибка. Ошибка ребёнка, который хотел более интересные и сложные игрушки, который хотел стать бессмертным, но в итоге начал жадно конструировать своё уничтожение. Машинная болезнь это ответ бытия на нежелание человека осмыслить смерть. И теперь никто из нас не убежит от смерти. – Закончил бородатый мужчина. 
    Роберт молча выслушал его, а затем поднял на него грустный взгляд карих глаз:
    - Чем я могу помочь тебе?
    - Я сделаю это сегодня. Отдай моё тело в нашу лабораторию. Это моя дать тому, во что я так долго верил.
    - Я понимаю… но позволь я предложу тебе другой вариант. Ты уснёшь в криогенной капсуле, которая находиться в моей лаборатории. Я смогу безболезненно прекратить работу твоего мозга. В этом случае, твоё живое тело будет гораздо более ценным для исследований и экспериментов. Пожалуй… это единственное что я могу сделать для тебя, друг мой. – Проговорил Роберт, поправляя очки.
    - Пусть будет так. Я верю тебе. – Ответил Хаген, и друзья в последний раз крепко пожали друг другу руки.
* * * *
    - Хаги, ты в порядке? Ответь же мне! – не умолкая, пищал детский голос.
    - Я… я в порядке… - наконец пробормотал мужчина, словно пробудившись ото сна, устремив растерянный взгляд в сторону робота-помощника.
    - Что с тобой произошло? Твой энергоблок опустел? Ты больше не можешь работать? – не унимался квадратный андроид, требуя более подробного ответа.
    - Я вспомнил… - еле слышно пошевелил губами Хаген.
    - Вспомнил, что? – осторожно спросил детский голос.
    - У меня была дочь… её звали Фани…
    - И что с ней случилось?
    - Техносмерть забрала её… и тогда я решил уснуть…
    - Уснуть… но зачем?
    - Я думал что не проснусь… я хотел чтобы меня не стало… хотел умереть…
    - А сколько ей было лет?
    - Ей было восемь… я так отчётливо помню взгляд её серых глаз, её вьющиеся непослушные волосики, её маленький курносый носик, её любимый зелёный в белый горошек сарафанчик… она очень любила эту песенку про лиса из рекламы печенья… - взволновано произнёс бородатый мужчина, а затем добавил уже другим тоном, - Полли, то, что я сделал… это ведь было правильно? Или… или я ошибся?
    - О чём ты?
    - То, что я хотел умереть.
    - Мне нужно подумать… нам лучше идти дальше. – Задумчиво ответила матрица сознания по имени Полли.
    Дождавшись пока Хаген встанет и пойдёт вперёд, квадратный андроид не спеша, последовал за ним. Так они шли около часа в полном молчании, каждый, думая о своём.
    - Хаген, кто я? – прозвучал детский голос, из робота-помощника.
    - Что ты имеешь в виду? – озадачено проговорил тот.
    - Я… я человек? Или… я машина? Всего лишь квадратная железная коробка, набитая микросхемами?
    - Ты человек, - немного подумав, уверено ответил мужчина, - человек в теле машины.
    - Если я человек, то, как все люди, я должна умереть? Но я не боюсь смерти. Мне не будет страшно, ведь когда мой энергоблок будет полностью опустошен, я просто отключусь. Это ведь не смерть, моё отключение не является небытием для моего сознания. Единственно ужасающее для меня небытие, это то, что я вдруг лишусь своих воспоминаний, перестану помнить тех, кого любила, тех, кто был для меня важен. Это единственное что кажется мне по настоящему жутким. Я не желаю забвения для своей памяти. Только память делает меня девятилетней девочкой по имени Полли в теле робота-помощника. Я бы никогда не смогла отказаться от своих воспоминаний. Без них я просто железка. – Тихо закончил детский голос.
    - Я понял тебя, Полли. – Проговорил Хаген.
    Маленький неуклюжий робот и бородатый мужчина прошли большие городские кварталы, устланные асфальтом, и оказались за границей города на жёлтой песчаной дороге. За городом начинались песчаные пустоши, и границам их не было видно конца. Хаген обернулся, бросив взгляд на оставленные многоэтажные руины, и заметил что квадратный андроид не оставляет за собой следов на песке. Это было странно, так как следы мужских ботинок виднелись на песке вполне отчётливо.
    - Сколько нам ещё идти? – спросил он.
    - Осталось 117 метров. – Был ответ, а затем вопрос. – Как звали маму Фани?
    - Лика.
    - А где вы познакомились?
    - Мы познакомились… да, я припоминаю… в Халкиде. Я помню, это была научная конференция. Мне так не хотелось лететь на другой конец материка. Там всегда была очень холодная зима. Но когда я сидел на последнем ряду в заполненном зале, я увидел её. Я помню, словно это было вчера. Её тёмно-бархатные, словно летняя ночь, карие глаза, её ровные каштановые волосы, её родинка на правой щеке, её смуглая кожа, её нос с горбинкой (она потом, смеясь, рассказывала, как сломала его в детстве, а затем он неправильно сросся), её открытая ласковая улыбка. Она не была глянцевой красавицей, но она обладала красотой присущей только ей одной. В ней была какая-то необъяснимая магия жизни, что била из неё ключом, словно она хотела обнять своими тоненькими руками весь мир. Она очень любила Рихарда Вагнера. Вечером она показывала мне свою коллекцию пластинок с его операми. Мы много смеялись, и много выпили. Впервые в жизни мне хотелось улыбаться. Улыбаться, просто смотря на неё. Тогда я понял, что без неё более не смогу жить. – Хаген улыбнулся, предаваясь воспоминаниям.
    - И что с ней случилось?
    - Она умерла, рожая Фани. Я помню, как тогда досадовал на то, что Фани была похожа на меня. Мне так хотелось, чтобы образ моей любимой Лики, запечатлелся в нашей дочери. Я очень хорошо помню, с каким отвращением тогда посмотрел на этот шевелящийся красный комок плоти. Неужели это жалкое существо должно жить, думал в тот момент я, а моя жена должна была умереть? Я почти с ненавистью наклонился и стал всматриваться в новорождённого. Но тут он приоткрыл глаза и улыбнулся, улыбнулся так же, как когда-то в первый раз улыбнулась мне Лика. Его крохотные ручонки потянулись ко мне, и прикоснулись к моему лицу. Я помню, как обжигающие слёзы покатились по моим щекам, а потом попали на маленькую ручку младенца. Но ребёнок не убрал руку, он засмеялся, смотря мне в глаза. Тогда я осознал, что этот беззащитный комочек плоти – моя дочь, моя единственная ненаглядная дочурка. – Глухо закончил мужчина.
    Несколько минут они шли в молчании.
    - Вот мы и пришли. – Прозвучал голос из робота.
    - Ты уверена? – проговорил Хаген, осматривая голый песок, и несколько металлических блоков выступающих из него.
    - Да… подойди вон к той железке слева, вот так. Теперь отойди на шаг вправо, наклонись и начинай рыть песок.
    Мужчина сделал всё так, как говорил квадратный андроид. Наклонившись, он стал рыть песок. Прошло минут десять, а он всё так же рыл, ничего не находя.
    - И что я должен обнаружить? – спросил он, остановившись передохнуть.
    - Панель запуска. Я бы помогла тебе, но как видишь, у меня нет рук. – Спокойно проговорила Полли, теперь её голос стал как-то особенно спокоен и бесстрастен, почти что лишён эмоций.
    Прошло ещё десять минут, пока Хаген не наткнулся на то, о чём говорила Полли. Панель представляла собой небольшой узкий экран и клавиатуру для цифр и символов. Мужчина смахнул с неё остатки песка и посмотрел на квадратного андроида.
    - Запусти её. – Раздался голос из робота, но он был какой-то странный, в нём более не слышались тонкие детские нотки.
    Бородатый мужчина внимательно посмотрел на панель, а затем повернул небольшой рычажок с боку. Панель запуска засветилась зелёными огоньками, в ней появилось питание. На узком экране замигала точка.
    - Введи пароль. – Проговори голос из робота.
    - Пароль? Но откуда?.. – начал Хаген.
    - Разве ты его не знаешь? – с деланным удивлением перебил его голос.
    Хаген вновь посмотрел на панель, а затем его руки стали быстро, цифра за цифрой, вводить пароль. Он помнил отчётливо и ясно эту давно заученную комбинацию цифр: 10071856/05092163. Первая часть комбинации являлась общей информацией, которой владел каждый сотрудник подземного комплекса, и означала дату рождения Николы Теслы. Вторая часть была личной информацией, и в случае нашего героя, была датой рождения его дочери. Панель издала лёгкий сигнал, а затем земля вокруг задрожала. Два металлических блока стали разъезжаться в стороны, выворачивая под собой тонны песка. Меж ними, из-под золотых сыпучих крупиц, вынырнула широкая подъёмная площадка, предназначенная как для погрузки и транспортировки тяжёлой техники и оборудования, так и для перевозки персонала.
    Мужчина шагнул на платформу, квадратный андроид последовал за ним. Потянув за рычаг, Хаген крепко взялся за поручень. По краям платформы поднялись широкие борты, и она медленно стала опускаться. Мужчина успел заметить, как широкие лопасти люка закрылись над ним, прежде чем, ускорившись, платформа стремительно понеслась вниз. Спуск длился не более пяти минут. За это время робот-помощник не двигался со своего места, глазок его камеры упорно смотрел впереди себя. Подъёмный механизм остановился, и Хаген очутился в просторных недрах “Рассвета”.
    - Нам нужно в ангар. Ты же знаешь, как туда попасть. – Прозвучал голос из андроида.
    Мужчина кивнул. Он подошёл к сканеру, что находился на стене, и проговорил:
    - Авторизация. Хаген Арендт. Класс F, номер 4355206.   
    Искусственный интеллект отреагировал на голос Хагена, в ту же секунду появился узкий луч света, который заиграл по радужной оболочке левого глаза мужчины, считывая информацию с его зрачка. Сканирование длилось несколько секунд, после чего металлический голос из нескольких динамиков произнёс – принято.
    - Включить освещение в секторе M. – Сказал Хаген.
    Справа от него длинный тёмный коридор стал просветлять. Бородатый мужчина не спеша, зашагал по нему, возле него бесшумно двигался квадратный робот. Хаген ощущал как с каждым взглядом на стены “Рассвета”, с каждым шагом по полу подземного комплекса, к нему возвращались воспоминания. Осмысленное гордое умиротворение наполняло его душу, уставшее истерзанное сердце окутывало зимнее безмолвие.
    - Ты ещё не уснул, Хаг? – вспомнилось ему лицо Роберта, склонившегося над ним, когда он лежал в криокапсуле, и леденящее кровь вещество уже распространялось по его телу, принося слабость и сонливость.
    - Не совсем. – Едва различая лицо друга, ответил Хаген.
    - Я положу тебе это в карман, - и полный мужчина в очках, засунул в карман штанов Хагена небольшой съёмный жесткий диск, - на нём кино, музыка, книги, в общем, всё художественное и интеллектуальное наследие которое я смог собрать. Пожалуй, это лучшее что смог создать человек. Ты проснёшься через 105 лет. И если ты узришь только руины, что остались от нашей цивилизации, знай, что нашим мечтам не суждено было сбыться. Знай, что бога из машины нет. Что, не смотря на наши старания, техносмерть одержала верх. Тогда вернись к “Рассвету”, доберись до ангара, загрузи данные с жёсткого диска на четвёртый спутник, и выведи его на орбиту планеты. Он будет посылать сигналы в открытый космос. Быть может, некая разумная форма жизни когда-то обнаружит его. Лишь так… лишь так человечество сможет стать бессмертным.   
     - Ты же обещал, Роб, - пытаясь не закрывать глаза, проговорил бородатый мужчина, - я не хочу… не хочу…
    - Прости Хаг, я не смогу тебя убить. – Ответил Роберт.
    Хаген помнил, что хотел сказать что-то ещё, но глаза его беспомощно закрылись, поддавшись свинцовой тяжести. Холодный свет окутал его, и он уснул.
    Коридор кончился, и привёл мужчину к ангару. Все отсеки ангары были пусты, за исключением четвёртого, в котором находилась ракета. Нащупав в левом кармане штанов прямоугольный предмет, Хаген сел за систему управления. Запустив её, он достал из кармана жёсткий диск, подключил его, и скопировал его информацию в базу данных спутника. Теперь осталось только санкционировать пуск ракеты.
    Система запуска потребовала пароль. Мужчина задумался, молча, глядя в монитор. Затем он засунул руку в правый карман, и достал из него круглый медальон на цепочке. Он раскрыл его, в каждой половинке медальона находилась небольшая фотография. На одной была изображена маленькая курносая девочка со светлыми вьющимися волосами и серыми глазами, одетая в зелёный сарафанчик. На другой – стоявшая в обнимку пара, молодая женщина с ровными каштановыми волосами, родинкой на правой щеке и карими глазами, и мужчина с серыми глазами и небольшими усами, торчащими вверх по краям.
    - Вот и всё. – Услышал Хаген знакомый женский голос.
    Он повернулся в сторону голоса, и увидел в метре от себя квадратного андроида.
    - Да, Лика. – Ответил мужчина.
    - Мы будим бессмертны. – Прозвучал детский голос из робота.
    - Да, Фани. – Ответил мужчина.
    - Я прощаю тебя. – Произнёс женский голос.
    - Я прощаю тебя. – Произнёс детский голос.
    Хаген облегчённо вздохнул, опустив голову. Когда он вновь поднял взгляд, квадратного робота-помощника он более не увидел. Он посмотрел на монитор, и ввёл пять букв составляющие пароль – ПОЛЛИ. Чрез десять секунд ракета взмыла в небо.