Рассвет Империи

Глава двенадцатая: (д)Осадное положение

Падме ещё раз пнула дверь. Та не открывалась.

— Они там оборону организовывают, им не до того, чтобы с нами нянчиться, сенатор, — заметил Навара. — А ваша репутация...

Падме вздохнула. Да, у неё была репутация человека, который непременно суёт пальцы в любую представившуюся розетку. Нет, она не была в этом виновата — всё, что случалось, случалось без её на то желания. Но и винить княгиню за разумную предосторожность она тоже, в общем-то, не могла.

— Зато теперь княгиня Сатин не сможет оспаривать наши выкладки по Дозору и его поддержке. Не после того, как третий мобильный флот взял в кольцо Мандалор.

Тви'лекк горьковато усмехнулся. Блеснули в темноте зубы.

— Не сможет? Вы хорошо думаете о людях, сенатор. Слишком хорошо. Как бы не возражала реальность, Сатин придумает тысячу фантастических, ломающих бритву Уиллема объяснений, почему она была права. Верьте мне, у меня было немало таких клиентов...

Падме невольно улыбнулась. Слово "клиент" Навара говорил с той особенной, ласково-снисходительной интонацией, с которой хорошие врачи произносят слово "пациент". Отчего-то это успокаивало.

Она не возражала, когда их с Наварой отвели в убежище и оставили там, за семью слоями изоляции. Она была даже рада: что бы ни было в прошлом, сейчас она была в ответе не только за себя. Собой рисковать можно; ребенком, тем более ещё даже не родившимся — нет. Это были набуанские понятия, да — но те набуанские понятия, от которых Падме не желала отказываться, поскольку более совершенных, по её мнению, просто не существовало.

Рваться наружу она стала, когда внезапно выключилось питание и резко упала температура воздуха. Из всех систем обеспечения работали только посвистывающая вентиляция и замки на двери. Единственным источником света стали диодные указатели на двери: непонятные крючочки мандалорской письменности, горевшие красным, жёлтым или зелёным огнём. Что они отмечали, оставалось загадкой.

— Да, в неприятное мы положение попали, давненько я в таком не бывал, — меж тем продолжал говорить Навара, и задним числом, по его интонации, по тембру голоса, Падме поняла, что он говорит просто ради того, чтобы она слышала живой голос и могла за него ухватиться.

Было неприятно подумать, что она, значит, настолько нервно напряжена, что это видно... то есть ощутимо со стороны. Впрочем, у неё было оправдание, и оправдание это находилось внутри неё. Очень утешительное оправдание: приятнее жить, когда у тебя не ПТСР и не нервное истощение, а всего лишь беременность.

— Помнится, последний раз подобное попадалово случилось, когда я совсем молодым был и только начинал работать на Орден, а меня откомандировали защищать магистра Винду, тогда ещё мастера.

— От чего?

— От обвинения в массовых убийствах, — в темноте снова блеснули белые зубы. — Точнее, от наказания за них. Магистр всегда отличался радикальным подходом к вопросам разрешения конфликтов. Старая кореллианская пиеса исчерпывающе описывает его простой максимой: "Выясни, кто прав, кто виноват, и выпори обоих". Его отправляли в исправительные колонии, он бежал оттуда через пару месяцев, возвращался на службу Ордену и все считали, что ничего не было.

— А вы?

— А я защитил его. Убедил суд, что массовые убийства произошли в порядке самозащиты и другого выхода не было, всё такое прочее. Вместо тюрьмы тот отправился в сельхозчасти на полтора года. Меня очень ругали, и тут тюремный корабль взорвался: кому-то надоел круговорот Мэйса Винду в природе. Но магистр-то был не на этом корабле, а на совсем другом. Да и с массовыми убийствами после картошки завязал надолго. И правильно: что тюрьма перед концлагерем для потенциальных жертв Тёмной Стороны...

* * *

Навара Вен был забавной личностью. Этот миниатюрный белокожий тви'лекк числился официальным юристом Ордена Джедаев уже не меньше тридцати лет, знал о своих нанимателях больше, чем кто-либо во всей галактике (включая, может быть, и совет двенадцати — ведь те грехи, что несут адвокату, от них всяко прячут), но при этом был несгибаемо им верен и, сам ругательски ругая всё джедайское, не позволял никому со стороны сказать ни единого дурного слова в их адрес.

Падме знала его неплохо со стороны и едва-едва — лично: разумеется, юрист Ордена часто появлялся в Сенате с тем или иным заявлением или в поисках того или иного ордера, но оставался скорее персонажем пересудов в курилке и досужих сплетен, чем живым существом из плоти и крови.

— А как вы вообще стали джедайским юристом? Я имею в виду, вы же... ну, не одарённый? — задала она вопрос, чтобы заполнить тишину.

— Отнюдь, — возразил тот. — Я весьма одарён в своей области. Но не в области Силы, о да. Просто магистр Ади Галлия имела привычку выкупать рабов. Потом она отдавала их куда-нибудь учиться, а потом приходилось находить им применение, ведь Совет очень возражал против такой бесцельной траты бюджета, как...

— Спасение живой души, — резко закончила за него Падме. — Интересно...

— Что?

— Нет, ничего. Просто вспомнила, что Оби-Ван ругался на своего наставника — мол, нельзя выкупать всех попало рабов, джедаи не для этого.

— Он всего лишь повторял слова старших, несправедливо было бы его винить, — пожал лекками Навара.

Падме вспомнила недавнее голосование в Сенате. Орн Фри Таа потребовал расширить право тви'лекков на торговлю рабами, Органа его поддерживал, объясняя, что это единственный способ спасения детей с умирающего Рилота[1] и единственный открытый для прекрасного, гордого народа с уникальной культурой путь миграции. Сейчас выглядело нелепо, а тогда звучало даже убедительно, рисовало масштабное полотно "Трагедия нации", с героическими матерями, выменивающими детей на золото и шепчущих вслед отлетающим работорговцам: «Это для твоего же блага. Ты поймёшь, когда увидишь прекрасный большой мир!».