По тундре шагают три чужака, брусника кровавит соком их резиновые подошвы, ломаются под широкими плечами хрупкие берёзовые веточки. Где прошли — следы заливает прозрачная вода, распрямляется ягель. Минута — и нет их, будто и не было тут никого сотни лет.
Чужаки эти: капитан третьего ранга Игорь Валентинович Волков, командир дивизиона выживания, Шумилов Виктор Юрьевич, командир группы гидроакустиков и Саня Виноградов, лейтенант, отчество ещё не выслужил. Куда идут, уже не знают. Вот знакомая сопка, а взобрался на неё, и будто калейдоскоп кто потряс: стекляшки те же, а порядок другой. Волков за пятнадцать лет службы в тридцать четвёртой дивизии атомных подводных лодок облазил окрестности Кесаево на три дня пути в глубину, тундру знал до камушка, до самого мелкого ручейка. Камушки были, ручейки были, но не там и не те. Весь день протопали, темнеть начинает, вокруг, насколько зрения хватает — ни огонька.
* * *
— Всё, привал! — объявил Волков. — обмозгуем, что дальше делать, котелок уже не варит.
Саня скинул рюкзак, бросил сверху ружьё и сразу растянулся на примятом папоротнике. Волков полез в свою поклажу, а Шумилов подошёл к молодому и пнул его в подошву сапога
— Едрён-матрён, лейтенант Виноградов, совсем берега потерял? Кто мне обещал, что будет "всё-всё-всё делать, только возьмите"?
Саня подскочил, улыбаясь во весь рот и отмахнул твёрдой ладонью от лба:
— Тащ капитан-лейтенант, разрешите приступить к исполнению?
— Не препятствую!
Саня достал примус и заправил его из маленькой канистры. Вскрыл брикетик индийского чая, раскидал по кружкам рафинад. Пока чайник закипал, Волков жестом подозвал Шумилова.
— Разбалуешь молодого до потери субординации, — тихо сказал он.
— Не, Валентиныч, не переживай. Саня — парень правильный. В первый день уработать незнакомого старшего по званию, может даже своего будущего командира — дорогого стоит. До сих пор челюсть болит. — Он потёр скулу. — Нас с училища помнишь? Ходили перед старшими офицерами, как две Магдалины перед апостолами.
— Ну смотри сам.
— Смотрю, Игорёх, смотрю в оба, и вижу, что хороший офицер вырастет, и надёжный товарищ.
И только он это сказал, появился Саня в своём обычном состоянии "рот до ушей", с двумя дымящими кружками в руках:
— Товарищи офицеры, чай. Осторожно, горячо.
Они приняли кружки, а молодой застыл, повернув голову в сторону чащи.
— Ты чего, Сань? — спросил Волков.
— Дым, вроде...
— Точно не от горелки?
— Не, дерево горит.
Охотники встали, повели носами.
— Вроде да, — сказал неуверенно Шумилов. — Оттуда тянет.
— Где дым — там люди. — Волков натянул на плечи рюкзак и подхватил ружьё. — Пошли, узнаем, где очутились. Сань, у тебя нос как у собаки, иди вперёд.
Виноградов без промедления нырнул в лес.
* * *
Шумилов знал молодого всего ничего. Три дня назад, утром, Виктор спустился в подвал ДОФа поколотить грушу. В эти часы тут обычно никого не было, но сейчас в открытую дверь падал свет.
Возле груши боксировал белобрысый парень с широкой рязанской физиономией. Он не сразу заметил в проёме недовольного крепыша с тонкой полоской чёрных усов, а, как увидел, придержал раскачивающуюся грушу и сказал, извиняясь:
— Доброе утро! Зашёл вот размяться, ничего? — и поспешно добавил: — Если я вам мешаю, могу уйти.
— Оставайся, зал общий, — без удовольствия разрешил Шумилов и снял с крючка скакалку.
Парень продолжил истязать грушу, настороженно поглядывая на Виктора, но тот упёрся отрешённым взглядом в лампу под крашенной решёткой. Шумилов любил эти ранние утренние тренировки в пустом зале, считал его своим, и понимал, что не прав, но ничего не мог поделать. Он злился на парня и злился на себя за свою злость.
Хорошо разогревшись, Шумилов бросил ревнивый взгляд на занятую грушу и нырнул под канаты. Виктор боксировал с тенью, как с непрошенным гостем и не смотрел в его сторону, но слышал, что удары стали слабее и реже, потом вовсе затихли. Он отвлёкся от невидимого противника и заметил, что парень стоит за ограждением и внимательно следит за его движениями. Когда их взгляды пересеклись, молодой спросил:
— Не хотите спарринг?
На ринге чинов нет, но многие ли свежескроенные летёхи примут сразу эту истину? В том, что пацан только из училища, сомнений не было: его выдавали глаза. Через несколько лет службы на подплаве наивный блеск в очах потускнеет, и они примут вид привычно-удивлённый от бесконечной мудрости командования. В этих — наивных, серых — все ещё сияет жаркое небо Севастополя.
— Галоша? — ответил вопросом на вопрос Шумилов.
— Так точно! — с той же смущённой улыбкой ответил парень. — Лейтенант Виноградов. Направлен для прохождения службы в бэ-че-пять а-пэ-эл ка-двадцать тридцать четвёртой ди-пэ-эл[1].
— Ну-ну, вольно, не на мостике. Как зовут тебя, лейтенант Виноградов? — а сам с облегчением подумал: "Хорошо, не ко мне."
— Александр.
— А я Виктор. Залезай, вызов принят.
Они сошлись, коснулись перчатками. Его противник покачался на носочках, привыкая к покрытию и сразу хуком проверил оборону. Виктор закрылся, ответил тем же. Парень стремительно увернулся и ушёл влево. Единственная горящая в зале лампа оказалась за его спиной. Шумилов оценил, он с первых секунд понял, что просто не будет.
Парень улыбался так, будто танцевал с красивой девушкой, а не дрался с незнакомым офицером. Двигался он легко и точно, телом владел абсолютно, боксировал азартно и напористо, но каждый раз, пытаясь достать увлёкшегося лейтенанта, Шумилов натыкался на жёсткую защиту, которая сменялась новой атакой. Виктор сам был таким, но с годами набрал мощь и растерял лёгкость. Такого сильного противника у него ещё не было: у парня оба достоинства были на высоте. Шумилов улучил момент, когда парень в пылу атаки приоткрылся. Его прямой в голову был стремительным, но апперкот Виноградова был чуточку быстрее.