Равнодушие

Он

      Я пришел в твою школу в начале года, молоденький наивный практикант, учитель алгебры － ты привлекла меня сразу. В жопе заиграло детство. Помню, как мы с парнями разводили таких, трахали в подсобке, а потом бросали грязных, ненужных, решивших, наконец, открыться. Захотелось сломать и твою колючую оболочку, но какого же было моё удивление, что это вовсе не образ. С грохотом отодвинул стул и сел за свой, учительский, стол, на котором ты вчера стонала, как последняя сучка.

      Пара учеников переглянулись и снова уткнулись в свои работы. И лишь ты, написав максимум ответа три, продолжала смотреть мне прямо в глаза, соблазнительно кусая нижнюю пухлую губу. Я безумно злился на тебя за то, что ты не оправдала моих ожиданий, за то, что действительно оказалась бездушной сволочью и не носила никаких масок. Тебе было плевать на всех: на обезумевших от твоих загулов родителей, на соседку по парте, которая, по-моему, единственная из всей этой грёбанной школы до сих пор пыталась подружиться с тобой.

      Вику было действительно жалко: ты унижала её, заставляла тихо глотать слёзы на уроках. Она старалась завоевать твою дружбу, но получила лишь презрение и стала твоей собачкой. В которой ты, к слову, не нуждалась. Тебе было похуй.

      Помню, как однажды на перемене перед моим уроком Вика трещала без умолку. Тебя это очень сильно раздражало, Ана, ты наверняка хотела вставить ей в рот кляп и кинуть в грязную подворотню, чтобы она, наконец, отстала от тебя, чтобы она исчезла. Ты предупреждающе фыркнула, одноклассники с интересом стали наблюдать за развитием событий.

      Но Вика не замолкала, она пыталась поделиться с тобой чем-то очень важным для нее. Но тебе, Ана, похуй. Поэтому ты рыкнула и устало сказала:

— Ты, блять, хоть когда-то заткнёшься? — Лободова тут же ссутулилась.

— Зачем ты так? Я ведь могу и обидеться, пересесть…

－ Валяй, мне будет только легче, — ты широко улыбнулась и снова уткнулась в телефон.

      Вика ссутулилась ещё больше, её щеки покраснели, а плечи подрагивали от беззвучных рыданий. Она не сдвинулась с места, на что ты лишь злобно ухмыльнулась, в который раз подтверждая свою независимость. А я не сказал ни слова, хотя должен был. Не смог, потому что уже месяц как трахал тебя в этом грёбанном кабинете и неделю как понял, что влюбился, словно подросток. Тебе похуй, Ана?

      Из воспоминаний меня вырвал звонок, ученики медленно поднимались из-за своих парт и отдавали мне листочки с контрольной работой. Ты подошла последней, хитро улыбнулась и, по моей немой просьбе, закрыла дверь на ключ. Мне сносит крышу от одного твоего вздоха, взгляда. Ты знаешь это, Ана, но стоишь на месте, у парты, и не подходишь ко мне первой, словно тебе все равно. Впрочем, как всегда. Я сдаюсь первым и прерываю наши переглядывания на секунду лишь для того, чтобы подойти к тебе и сорвать черный бесформенный свитер с твоего тела. Ты не любишь нежность －предпочитаешь грубый, жёсткий трах.

— У тебя есть час, — шепчешь, одновременно снимая с меня синюю рубашку и галстук.

      К сожалению, мне не хватит и бесконечности, чтобы насладиться тобой сполна.

      Твои тяжелые серебрянные цепи летят в другой конец класса ровно также, как и джинсы. На мне уже ничего нет, я и не заметил, когда ты успела меня раздеть. Я подсаживаю тебя на парту и целую твою шею, на которой уже и так полно засосов. Ты пахнешь дешевыми сигаретами и сосной.

— Хватит нежиться, Саша, — рычишь и берешь моё лицо в руки. Твой взгляд словно отрезвляет.

      Я впиваюсь в твои губы и наслаждаюсь тихим стоном, встаю между ног, прекратив лапать твою грудь, опускаюсь на колени и провожу языком по клитору. Всё смешалось, разум как будто отшибло от твоего вкуса, слышен лишь твой твердый, грубоватый голос:

— Хочу тебя в себе, — и я повинуюсь.

      Я всегда выполняю все твои просьбы, но, к сожалению, они касаются только секса. Вхожу в тебя полностью, ловлю ртом громкие стоны и оставляю на теле багровые синяки. Стаскиваю с парты и прижимаю к доске, принимаюсь грубо вдалбливаться в твое тело. Твои руки сжимают мои плечи, царапают спину, зарываются в мои волосы, но мне все мало. Снова целую тебя, грубо, чуть прикусывая нижнюю губу.

      Мы кончаем одновременно и быстро одеваемся. Ты смотришь на часы, висящие на стенке, и усмехаешься:

— У нас есть десять минут на минет и перекур, с чего начнем?

***

      Я смотрю на то, как вы перешептываетесь с Глебом Суриным на галерке и ломаю карандаш, который до этого перекатывал между пальцев. Ты бросаешь хитрый взгляд на меня и подсаживаешься к парню чуть ближе. Я тихо рыкаю и встаю из-за своего стола.

— Ана, если вы так хотите уединиться с господином Суриным, то я не возражаю, — жаль, что я учитель и не могу набить морду этому сосунку.

— Александр Матвеевич, в моих мыслях только вы и алгебра, — прикусываешь нижнюю губу. — Точно не желаете дать мне пару дополнительных занятий как-нибудь?

      Класс наполняется тихими смешками, а Глеб одобрительно хлопает тебя по коленке.

      После урока у меня снова час, я завязываю твои руки ремнём, в рот засовываю галстук и укладываю на парту. Ты громко стонешь, но не можешь двигаться под весом моего тела. Дразню тебя пару минут, а потом жёстко трахаю, как последнюю шлюху, впервые выгнав сразу же, как только твоя последняя цепь оказывается на тебе. Но ты громко смеёшься, заранее зная, что я скоро приползу к тебе опять.

***

      У тебя сегодня выпускной, и я долго думаю, идти мне или нет. Гипнотизирую глазами синий костюм и в итоге через пол часа оказываюсь у входа в актовый зал. Немного нервничаю, потому что знаю, что ты на такие встречи не ходишь, но, тем не менее, открываю дверь.

      Прожекторы освещают комнату синим и красным цветами, на импровизированном танцполе посреди комнаты танцуют все твои одноклассники. Долго не могу найти тебя, собираюсь уже уходить, но ловлю на себе твой хищный взгляд. Ты у столов с пуншем или что там залили в эти бочки. Медленно направляюсь к тебе.

      Ты единственная пришла в своем привычном виде: потрепанные временем джинсы и огромный свитер.

— Чего такая нарядная? — спрашиваю, поравнявшись с тобой, пытаюсь смотреть сверху вниз, но ты не позволяешь, несмотря на то, что едва достаешь мне до плеча.

— Ненавижу платья и не вижу смысла, — фыркаешь в ответ. От тебя снова пахнет дешевыми сигаретами, а еще, по-моему, виски.

— Зачем тогда пришла?

— Поржать с пьяненьких учителей и учеников, — помотала перед моим носом полупустым стаканом с разбавленным виски яблочным соком.

      Усмехнулся и налил немного себе. На твоих губах играет привычная полуулыбка, черные волосы собраны в хвост, на лице ни грамма косметики.

— Чем планируешь заняться? — спрашиваю осторожно, боясь, что сейчас же уйдешь. Ты не любишь разговоры о себе.

— Если глобально, то умереть годам к тридцати пяти от передоза, а если на ближайшее будущее, устроюсь официанткой в кафе на окраине города и буду разливать пиво байкерам, — усмехаешься и снова делаешь глоток из полупустого стакана.

— Позитивно, — замечаю я и перевожу взгляд на твои губы.

      Медленно наклоняюсь и грубо целую, не обращая внимания ни на кого в этом зале. Ты смеёшься и впервые не отвечаешь.

— Прощай, Саша. Было весело.

      Ты уходишь, не оборачиваясь, но твои плечи немного дергаются. Ты снова смеёшься. Громко, надо мной. Мне больно － внутри что-то умирает. Ты не вернешься: я знаю, ты никогда не возвращаешься. Но я продолжу тебя молча любить.