Раз под новый год...

Раз под новый год...

 Дом отцовский был старый, выстроенный ещё прадедом, о чем Сема – на работе Семен Павлович – не забывал лишний раз упомянуть.  

— Вот, Санька, смотри и учись, как надо делать. На века! Не то, что эти скворечники нынешние – ни себе ни людям... Смарт-квартира, — передразнил он кого-то тонким голосом, — выбор современной молодёжи... Тьфу! Дрянь, а не жильё.  

— Ага, — буркнул тощий подросток, не отрываясь от экрана нового телефона.  

— Ничего, выйду на пенсию – заживем. Да, Маш?  

Очень худая – птичьи косточки выпирали из-под кожи, светлая и какая-то тусклая женщина не ответила. Она читала, полностью погрузившись в книгу.  

Сема оглядел своё семейство и вздохнул. Нашёл же жену, немочь бледную! И винить некого – сам выбрал. Сын в неё удался, не воронцовской породы: у них в роду все жгучие брюнеты, смуглокожие, яркоглазые, крепкие, как боровики после дождя, – ничего не боятся. А эти... пропадут без него. Почувствовав прилив гордости, Сема продолжил говорить:  

— Уедем мы с тобой на дачу, пчелок заведем. Оранжерею тебе построим, чтоб и зимой цветы были, а то как же ты без зелени? А летом на речку будем ходить, купаться, рыбку ловить.  

Он даже причмокнул, представив, как все хорошо устроится. На секунду ведь отвлекся, а чуть не пропустил поворот к дому. Пять минут – и машина притормозила у ворот, загудела нетерпеливо.  

Отец сбежал с крыльца без куртки, в тапочках прошёл по утоптанной дорожке и загремел замками.  

Нагрузив своих шелестящими пакетами, свертками и коробочками, Сема обнял отца и принялся отчитывать.  

— Бать, ну чего это ты удумал? Куда босой выскочил?  

— Сына встречать, — ухмыльнулся Павел Семенович. — Ты ж будто дорогу забыл – только по праздникам и приезжаешь.  

— Работа же...  

— Работа-фуёта. Пошли, мамка тебя заждалась.  

Не успел Сема и разуться – лишь присел на скамеечку, уперся в обшитую деревянными панелями стену, – как смерчем налетела младшая сестра. Обцеловала, обняла и плюхнулась рядом.  

— Ну как ты, Сима? — Под бровями вразлет посверкивают лукавые глаза, высматривают всё, что прячется на самом донышке души.  

— Устал, — сознался он. — Очень.  

— Отдохнешь, — заверила Ирина. — У тебя новогодних две недели?  

— Не, до рождества. А мои могут остаться и до четырнадцатого. Не обидите?  

Сестра улыбнулась криво.  

— А ты как, юла? Скоро замуж пойдешь?  

— Мой жених еще под стол пешком ходит, — блеснули влажно острые зубки. — Так что я птица вольная.  

— Ну ты там это... края знай, птица, — нахмурился Сема. Сестру он все детство за собой таскал, потому и сейчас считал себя в ответе за мелкую бестолочь.  

— Не была, не участвовала, не привлекалась!  

Дверь хлопнула, в проем выглянула вихрастая голова сына.  

— Па, тебя бабушка зовет. Привет, теть Ира.  

— Какая я тебе тетя? Ира!  

— Ок, теть Ира, — съязвил мальчишка и протопал вглубь дома.  

Сема потянулся, похрустел шеей и встал. Ира проскользнула в дверь раньше него и сейчас – из глубины дома доносился голос – шутливо ругала племянника.  

Кухонный жар сбивал с ног неподготовленного человека, но он-то привычный – до иркиного взросления кто матери помогал? Мама хлопотала у плиты, деловито командуя невесткой. Высокая, статная – веселенький фартук опоясывает все еще крепкую фигуру, – в черных волосах всего одна седая прядь. Сестра похожа на нее во всем.  

— А-а, дождалась блудного сына. Маш, посоли фарш!  

— Я солила, Светлана Сергеевна.  

— Так пробуй, что ты на него смотришь, — махнула ложкой, как царица. — И зови меня мама. Семушка, иди сюда, гляну хоть, как за тобой жена ухаживает.  

Его схватили за руку и подвели к окну. Мама стояла вровень с ним – глаза в глаза. Нахмурилась, отчего между бровями залегли глубокие складки, покачала головой.  

— Опять болеешь?  

— Да немного совсем, прихватило живот. — Она всегда знала, когда ему бывало плохо. Или когда он врал, что весьма затрудняло жизнь ребенку.  

— Ох, Машка, запустила ты мужа. Иди сюда. Иди. Да брось ты тот фарш!  

Жена встала одним движением, так что он вновь – как и в первый раз – залюбовался ею.  

— Смотри в глаза. Видишь?  

— Что? — У Маши глаза не такие, как у мамы или отца. Они у нее прозрачные, льдисто-голубые, прохладные.  

— Ну вот же, вот. Смотри, — его голову повернули к свету, к окну, — белки отливают желтым. Болеет.  

— Я запишу его к врачу.  

— Врачу, — фыркнула мама. — Ир! Ирка, иди сюда!  

В коридоре загрохотало, кто-то тоненько пискнул и засмеялся – Санька небось с тёткой чудит. Вот уж парочка – малой и дурной!  

— Тут я, — сказала Ирка. Оперлась о косяк, приглаживает волосы. Ну точно! Опять с племянником что-то учудила.  

— Присмотри за курицей, я брата твоего полечу. А то врачи эти... Не верю я им. Легче лёгкого же спихнуть человека на чужие руки, — подпустила шпильку. — А ты возьми и сама помоги.  

— Ой, мам, не начинай, — закатила глаза сестра.