«Разорвано сердце ночной тишиной,
Я стать бы могла твоей мертвой женой.
Не сопротивлялась, не сбросила пут,
Ждала пока пальцы мне горло сожмут.»
Жертва - Fleur
Время бежит так незаметно. Оно утекает как вода. Оно бежит как песок сквозь пальцы. Так незаметно. Так т и х о.
Я потерялась в нем. А может я потерялась в себе, испытав столько боли. Слишком много боли на квадратный метр, на каждый сантиметр тела. Но я не сдалась. И не сдамся. Искать окольные пути — мой конек. Жаль, родители не оценили это умение.
Я стала вторым ребенком в семье знаменитых врачей в третьем поколении. Представляете, какое давление было на ребенка? Мне всегда казалось, что я должна была родиться в белом халате и со скальпелем в руках — серьезно. Тогда родители бы были несказанно рады. Но мечты сбываются только в сказках, а мы в реальном мире, который бывает ко всем жесток. Особенно ко мне...
Я чувствовала себя другой всегда. Мне было три года, когда я решила, что мне не хватает листка для творчества. И я разрисовала белоснежную стену в гостиной. Сколько криков тогда было. Мне было всего три, а я уже поняла, что мое место явно не здесь. Не в этой семье, не в этом доме. Мой брат к тому времени уже во всю играл с медицинскими игрушками, изучая все и вызывая похвалу матери, которая так сжато улыбалась, будто боялась испортить свое лицо. Я уже тогда затаила обиду на всех вокруг. Я не хочу заниматься медициной — это скучно. Я хочу быть художником. Я хочу творить!
Но я получила в ответ лишь: вырастешь и втянешься, дорогая; художник — не работа, не страдай ерундой.
И мои рисунки откладывались на край стола. Они просто продолжали дальше разговаривать о медицине. Гребаная медицина. Она просо пропитывала воздух вокруг, будто мы жили не в шикарном коттедже, который оформлен в красивых пастельных тонах, а в белоснежной больнице, куда казалось, что вот-вот войдут пациенты. И родители с радостью примут их.
Мне шесть и я — белая ворона. Изгой в семье, которого никто не понимает. Черт возьми, они просто не замечают меня. Рисунки стали лететь в мусорку и встречать неодобрение со стороны матери. Отец еще держался, успокаивая рыжую суку, которая все время говорила о том, что пора начать воспитывать меня серьезно, и о том, какой хороший мальчик Эзра. Почему Этна н е т а к а я?Я тоже задавалась этим вопросом. Почему я не такая? Почему я не могу взять и открыть какую-нибудь детскую энциклопедию и начать учить классы животных, растений, а потом начать изучать внутренности человека, как делал мой брат. Ему это нравилось. А мне нет.
В то время родилась еще одна девочка в семье Селлерс. Маленькая Элоиз, что вызывала во мне теплые чувства. Я думала: вот, может она поймет меня, может она примет меня? Она моя сестра. Но я ошибалась. Как всегда.
Родители не шутили по поводу строгости моего воспитания. Они урезали мое свободное время до минимума, приглашая в дом репетиторов, которые готовили меня к будущему в медицине. А потому когда я ходила в школу, порой мне было скучно на уроках.
Мама сказала учить все. Мама сказала, чтобы Этна обгоняла программу. Мама сказала, что нужно сделать так, чтобы у Этны не хватало времени на глупости.
Но меня так просто не сломать. Стержень был у меня от матери, что готова убить всех, лишь бы достигнуть своей цели. И как бы я не отрицала — характером мы были похожи. Я отрицала все ее слова, закрывая дверь в комнату и била своего белого плюшевого медведя, который был немного меньше ростом, чем я. Но я не сдавалась.Я продолжала рисовать украдкой. Я продолжала рисовать ночью, ломая карандаш за карандашом, понимая, как я ненавижу это все. Характер закаляется в огне. Я была в огне. И мне казалось, что я вырвусь из порочного круга. Мне казалось, что я смогу доказать им, что стою чего-то большего, чем стать просто еще одной Селлерс в медицине. А потому я училась. Школа стала для меня отдушиной, где я могла расслабиться. Хотя, кого я обманываю? Я никогда не могла там расслабиться, потому что в голове звучал слишком высокий голос матери: держи спину ровно, никогда не опускай голову и не улыбайся во все 32 — тебе не идет. И я, отрицая все ее слова снова и снова, сама того не понимая, выпрямляла спину, сидя за партой и никогда громко не смеялась. Но в какой-то момент я поняла, что готова на большее. Я была все еще в младшей школе, но уже успела завоевать свою нишу, или, если быть точнее, свою вершину. Милая девочка с золотистыми кудрями и небесными глазами, что так скромно улыбается и помогает всем с домашкой, успевая при этом посещать спортивные и творческие секции.
Да. Она заставила меня пойти туда. Моя мамочка решила, что лучше я буду делать что-то полезное, чем сидеть дома и рисовать свои глупые картины. И она даже согласилась на творческий кружок раз в неделю, потому что у меня были лишь "отлично" [хотя ходила я туда почти каждый день; хотя бы на пол часа но заглядывала, говоря матери, что засиделась в библиотеке]
Да. Я могу сказать, что любила учиться. Мне это давалось так же просто, как рисовать погоду за окном. У меня была отличная память и повышенная внимательность с деталям, что давало мне возможность почти не учить ничего дома — знания и так были в моей голове. Но все же мне приходилось дома уделять внимание книгам, которые по приходу домой лежали на моем столе. Обычно это были естественные науки, какие-то научные статьи, что за ужином мы обсуждали все сидя за огромным столом, куда могли поместиться человек двадцать, но нас было всего пятеро. Пятеро, откуда трое были помешаны на медицине, к чему склоняли и младшую, что и не особо отнекивалась, в отличии от меня. Я все еще одна. И кажется, так будет всегда.