Разделённые

Разделённые

Анна с размаху ударила себя ножом по правой руке. Предплечье привычно обожгло болью, и кровь закапала в чашу. Жидкость забурлила, столб света ударил вверх, и на потолочных балках замерцали узоры. Все шло хорошо. Она получит желаемое еще до рассвета.

   Пламя свечей дрогнуло, и демон стал проявляться посреди пентаграммы. Любимый момент - нечто чуждое и прекрасное постепенно возникает из ниоткуда, становясь все реальнее и доступнее Глаза демона открылись и посмотрели на Анну с запредельным покоем.

   - Звала? - сказала праматерь, как только у нее проявились губы. Остальное тело еще клубилось невнятными пятнами, но рога, рот и глаза были отчетливо видны. Руки свело судорогой страха, и Анна аккуратно разжала пальцы - сломать амулет, зажатый в правой руке, значило умереть. Или что еще похуже. Спокойствие демоницы более, чем угрозы и бешенство демонов, подчеркивало ее чуждость и внушало ужас.

   - Рада видеть тебя, - рот, похожий на огромную шахту, осторожно закрылся и спрятал пустоту, клубящуюся в глотке. Анна сглотнула. Что значит "радость" для демона, она не знала и почему-то очень не хотела узнать.

   - Я призвала тебя, потому что мне нужна твоя помощь, - сказала она. - Выполни желание сердца моего, и получишь установленную плату.

   - Слушаю тебя. - Демоница уже была видна целиком. Огромное тело, уменьшенное до размеров пентаграммы, выглядело тревожно. Вода нездешних морей плескалась у ног праматери, ветер пустоты развевал волосы вокруг рогатого шлема. Тишина, темнота, снег. Когда-нибудь Анна пойдет туда, по доброй воле и без оружия, но это будет не сегодня. Сейчас у нее есть дело здесь.

   - Я хочу... - и тут она в ужасе поняла, что приготовленный и тщательно заученный текст начисто вылетел из ее головы. Праматерь ждала посреди пентаграммы, песок в часах мерно сыпался вниз, а Анна молчала и не могла понять, что сказать.

   - Есть один человек, - начала она после паузы, - глаза его как море, волосы как спелая пшеница, но не этим ценен он мне.

   Заметен он между людьми, любим мужчинами и женщинами, и охотно собаки и кони бегут за ним, но не этим ценен он мне.

   Богат он и знатен, умен и подает надежды, но не этим ценен он мне.

   Ибо есть у него тайна, которую хранит он от всех, кто не может видеть.

   Ибо на самом деле этот мужчина не целен, но разделен на части. И вторую часть свою он запер в глубокий подвал и камнем сверху привалил.

   И часть эта - девушка, нежная, как рассвет, и глаза ее - как звезды. И нет для меня ничего прекрасней во всех мирах, чем вторая половина того мужчины.

   И я хочу ее, а она хочет меня.

   Я прошу тебя, праматерь, помоги ей выйти наружу из ее темницы, пусть она станет главной в его теле, а самого его запри внутри на веки вечные.

   Ибо не внял он моим просьбам, и не выпустил возлюбленную мою в мир, и не отпер двери железные, и не принял дружбу мою и любовь, но испугался.

   А жизнь моя без возлюбленной моей пуста и смысла не имеет.

   Когда Анна замолчала, праматерь открыла рот свой, пещеру, и ответила:

   - Знаешь ли ты, что будет с запертым мужчиной, дитя? Будет он вечно кричать и биться, и крики его будет слышать твоя возлюбленная, и будут они сводить ее с ума, и тебя через нее.

   - Знаю, праматерь, мы обе знаем это. Но возлюбленная моя никогда не чувствовала запаха травы и лучей солнца на своей коже, шумом ветра заглушим мы крики его.

   - Знаешь ли ты, что возлюбленная твоя не будет уметь жить в мире вещном и все будет смущать ее?

   - Знаю, праматерь, мы обе знаем это. Но я буду рядом, и помогу ей во всем, и объясню, как устроен мир, и любовь наша поможет нам.

   - Знаешь ли ты, чем ты заплатишь мне за желанье сердца своего?

   - Знаю, праматерь, - я уйду к тебе, в серую пустыню, когда наступит мой час.

   - Скажи мне имя мужчины, что является частью твоей возлюбленной.

   - Миккеле, сын Оодей, праматерь.

   Праматерь замолчала и закрыла глаза, став еще больше похожа на каменное изваяние. Анна почти успокоилась - заминка в начале ничего не испортила. Сейчас желание сердца ее осуществится, и она получит свою любовь. А цена... ну что ж цена, настоящее стоит дорого. И тут праматерь открыла глаза.

   - Я не могу помочь тебе, дитя, - сказала она. - Миккеле, сын Оодей, не свободен: он принадлежит создавшей его.

   - Но ведь ты сильнее, чем Оодей, праматерь! - воскликнула Анна страстно.

   - Кто говорит об Оодей, дитя? - демоница покачала головой, и камни посыпались по ее плечам, рождая лавину. Какое-то время Анна смотрела за их падением, завороженная невиданным зрелищем, и только потом поняла ответ.

   - Разве не матери своей, Оодей, принадлежит Миккеле душой и телом, так что все мои старания договориться с ним пошли прахом? Разве не ее голос звучит в его устах, когда говорит он о страхе жизни и нежелании меняться?

   - Ты многого не знаешь о своем избраннике. - Камни закончили падение и сложились у ног праматери аккуратным полукругом. Кажется, они подползали друг к другу, чтобы лежать красивее, но Анна не была уверена, что ей не померещилось в дрожащем мареве пентаграммы. - Оодей лишь проводник, не более. Сын ее, Миккеле, принадлежит той же силе, что весь их род, и дорога к ним мне заказана. Ибо недоступны мне создания темных богов. Отчаяние охватило Анну в этот момент и ужас. Потому что не было у нее сил спорить с темными богами и не было способа задобрить их. А жизнь без возлюбленной представлялась ей хуже смерти.

   - О праматерь! - еще раз воскликнула она, глядя на пересыпающийся песок. - Помоги мне! И тогда я уйду к тебе на два года раньше, чем настанет мой срок!

   Комната ощутимо содрогнулась, свечи моргнули, а праматерь подняла голову и посмотрела в небо своей страны. Каменные вороны взметнулись с ее рогов и закружили вокруг.

   - Пусть будет так, - сказала она чуть погодя. - Я помогу тебе. Не в моих силах сделать то, что ты хочешь, но я могу позвать ту, что владеет твоей возлюбленной, и Миккеле, и матерью его Оодей, и всем их родом.