Разломы

Пролог

Видишь ли, с моей удачей

Хороший человек может стать плохим.

Поэтому прошу, пожалуйста, пожалуйста,

Позволь мне в этот раз получить то, что я хочу.[1]

Подперев щеку рукой, Винни с пасмурным выражением лица смотрел на старый полароидный снимок, который вот уже много лет всюду носил с собой — с каждым днем изображение улыбающейся женщины на нем становилось все тусклее. Пока еще ее черты были хорошо различимы, но в любой день они могли раствориться совсем. И Винни безумно боялся опоздать.

Задумавшись, он перевел взгляд на Анже́лику, восседающую на коряге у дальней стенки аквариума. Пятнистая и пузатая, она была, как всегда, безучастна к его тоске. Анжелика никогда не встречала женщины, чья судьба, возможно, зависела от того, приложит ли Винни еще немного усилий, чтобы ее найти. Не давала обещаний, которые нельзя не выполнить. В ее настоящем не было тягостных сомнений, а в будущем — бесповоротных решений. В этом смысле, пожалуй, ей даже можно было позавидовать.

Винни горестно вздохнул, поднимая глаза к одинокой лампочке, низко свисающей с потолка и распыляющей над прилавком золотистый свет. В этом свете его красно-рыжие волосы горели огнем. В последнее время Винни нарочно зачесывал их наверх гребнем, чтобы усилить эффект разведенного на голове костра — ему нравилось производить впечатление. Нравилось носить обвешанную булавками косуху поверх растянутой майки, узкие джинсы и массивные ботинки с заклепками — все это придавало ему бодрости. Один взгляд в зеркало, и Винни заряжался хорошим настроением на сутки. Но бывали дни, когда не выручала даже идеальная укладка.

— Хоть убей, не понимаю! — жалобно протянул он.

Сочувствия, однако, не дождался.

— Подними-ка ноги, — Ви́ктор беспардонно ткнул шваброй в носки его ботинок.

Состроив недовольную гримасу, Винни все же закинул длинные ноги на стол с громким стуком. Пожилой уборщик закатил глаза — наверное, заметил на подошве «мартинсов» остатки прилипшей жвачки. Но комментировать он это благоразумно не стал, только усерднее заработал шваброй.

— Еще немного, и я свихнусь, — спрятав фотографию в бумажник, Винни раздраженно постучал пальцами по коленке.

— Кто еще тут свихнется… — пробормотал Виктор.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Но согласись, ничто в этом мире не происходит просто так. Должна быть причина, почему вселенная не отвечает на мой вопрос. Не издевается же она надо мной ради смеха? Мироздание не так устроено. Я просто должен понять, в чем моя ошибка. Не сегодня, так завтра, но я со всем разберусь, так что не злорадствуй раньше времени.

Виктор многозначительно фыркнул. «И то верно», — подумал Винни. Зная Виктора, тот скорее приплатил бы вселенной, лишь бы к нему больше не приставали с подобными разговорами. Но обижаться на старика было не за что. Он ничего не знал о фотографии, на которую Винни боялся лишний раз взглянуть.

— Может, это глупо, — беспокойно дергая ногой, Винни почесал острый подбородок. — Но меня не оставляет предчувствие, что ответ где-то рядом, сечешь? Я просто должен довериться интуиции и набраться терпения.

— Много ты знаешь о терпении, — Виктор утер рукавом выступивший на лбу пот. — Мало ли у кого какие предчувствия. У меня, например, предчувствие, что со дня на день эта швабра превратится в орудие убийства, но я же не рассуждаю об этом вслух, потому что это никому не интересно.

Чертыхнувшись, он сунул швабру под мышку и, прихватив ведро с грязной водой, направился в подсобку. Винни снял ноги с прилавка и отрешенным взглядом окинул свои владения. Это было небольшое сумрачное помещение с серыми стенами и высоким потолком. По одной его половине в два ряда тянулись стеллажи со всевозможным барахлом на продажу, а другую занимали диван и консоль с пристроенным на ней виниловым проигрывателем. На полу под консолью пылилась стопка пластинок. Прямо по центру, от входной двери до прилавка, пролегла кремовая полоса света от уличного фонаря, по которой все ближе подползал к Винни вечерний холод. Поежившись, Винни плотнее запахнул на груди куртку.

Снаружи было тихо, лишь изредка до слуха доносились рев мотора или чей-то смех со стороны Грязной улицы. Винни издал тихий стон, не впервые жалея о том, что не может переехать. Его магазинчик ютился на втором этаже полупустого кирпичного дома в Сквозном переулке, который и днем-то был малолюдным, а по вечерам будто и вовсе становился невидимым. Обособленность от внешнего мира Винни совсем не радовала. Она подпитывала его кошмары, которые, насытившись, становились неотличимы от реальности. Но в то же время защищала. Пренебрегать осторожностью не стоило, поэтому вход в магазин, к которому вела ржавая пожарная лестница, за много лет так и не обзавелся вывеской или другим опознавательным знаком.

Виктор куда-то запропастился, и у Винни не осталось никого, кроме Анжелики, кому он мог бы докучать. Надев нитриловые перчатки, он вызволил Анжелику из аквариума и с благоговейным трепетом опустил перед собой на стол. Перемещение в пространстве не привело ее в чувство. Она сидела, не шевелясь, и взгляд ее по-прежнему был устремлен в вечность.

— Хоть ты объясни мне, Анжелика! — воззвал к ней Винни. — Ведь наверняка что-то знаешь и молчишь!

Он собирался развить мысль, но замолчал, услышав, как хлопнула входная дверь. Скосив взгляд, Винни заметил на полу магазина тень, источником которой оказался мальчишка лет тринадцати, в мешковатом комбинезоне горчичного цвета и с густой копной каштановых волос на голове. Мельком посмотрев на Винни, пацан подошел к стеллажам и начал бесцельно стягивать с полок безделушки, притворяясь, что рассматривает их, но было очевидно, что товар его интересует мало. Он пришел к Винни, просто не осмеливался подойти.