Разряд

Разряд

Лёгкий морозный воздух проникает сквозь старые оконные рамы, обволакивает комнату за комнатой, квартиру за квартирой. Снег на улице бешеным вихрем кружится в воздухе. Большая его часть тает, не долетая до земли. Город мучительно медленно, но верно покрывается тонким белым кружевом.

Том сидит в стылой комнате и стыдится признаться самому себе, что ему холодно в толстовке — в единственное одеяло в его доме завёрнута Клара. Из-под одеяла видно, что её шею облегают воротник водолазки и грубый свитер, опять-таки ею выпрошенный, но её всё равно то и дело знобит. Том незаметно сжимает кулак в бессильной злости.

А злиться было отчего. Мало того, что он не может обеспечить Кларе стопроцентную защиту от холода, так в ней сегодня ещё и в очередной раз проснулась альтруистка.

— Нет, ты серьёзно? Ты снова помогла Марку?
— А ты бы не помог на моём месте? Он нуждался в хорошем настроении, вот я и вытянула из него негатив.
— Но не такой же ценой! Ты ко мне вся выжатая пришла.
— Так не только же Марку плохо, — словно оправдываясь, втягивает голову в плечи девушка. — У Денниса тоже тяжёлый день выдался.

Имя конкурента выводит Тома из себя. Он хмурится, воздух вокруг него начинает еле слышно потрескивать. Клара инстинктивно откидывается на спинку дивана: она помнит, что в такие моменты прикосновения к Тому схожи с прикосновениями к железу на морозе; помнит, как её однажды обожгло холодом, когда она попыталась предотвратить неприятную вспышку ярости и схватила Тома за руку.

Такая её реакция тоже его злит: ему начинает казаться, что она видит в нём едва ли не врага. Это особенно обидно с учётом того, что он искренне за неё переживает. Том не против того, что Клара использует свои способности во благо окружающих — её право, но его волнует, что её могут просто-напросто использовать.

— Они этого не заслуживают, — говорит он резче, чем собирался. Клара моментально вспыхивает.
— А ты заслуживаешь?
— Я тебя не использую, а они вполне могут.
— Тебе не приходило в голову, что я умею соображать, м? Если я им помогаю в ущерб самой себе, то мне это надо, может быть?

Том ощущает, как в воздухе медленно разливаются обида и гнев, с головой захлестнувшие Клару, и прикладывает все силы, чтобы им не поддаться — не очень успешно, надо заметить. В комнате сгущается сумрак, свет от лампы приобретает тяжёлый тёмно-жёлтый окрас.

В какой момент они оба встали на ноги, друг напротив друга — не соображает никто. Клара откидывает мешающееся одеяло на диван и скрещивает руки на груди. Тома окончательно берёт ярость, а Клара даже не пытается её остановить, только подогревает общий фон.

— Да ты сама не знаешь, что тебе надо! Только и делаешь, что рискуешь своим здоровьем, а всё ради кого? Кучки вечно недовольных неудачников?
— Перестань придираться ко всяким мелочам!
— Это, по-твоему, мелочи? Ты, считай, жертвуешь собой, чтобы Деннису и Марку было хорошо.
— Это ревность? — холодно осведомляется Клара, приподнимая брови.
— Да, чёрт возьми! А ещё я за тебя беспокоюсь, если ты вдруг не заметила.
— А я тебя просила беспокоиться? — зло цедит Клара. — Нет, честно, иногда ты ведёшь себя просто как придурок.

Слова срываются с губ, интонации красноречиво говорят о том, что Клара зла до безобразия, но только с последними звуками она понимает, какую ошибку совершила. Она ни в коем случае не должна была показывать, что сердита.

Том безумно любит разводить её на злость. Ему нравится чувствовать витающее в воздухе напряжение, наблюдать за сердитым блеском глаз, за яростно вздымающейся грудью (эх, жаль, в свитере не видно!). Его заводит, когда Клара не сдерживает негодование в себе. А когда она ещё и принимается с ним переругиваться, из головы напрочь выметает все мысли, кроме одной: ему определённо хочется её заткнуть.

Реакция на тон, которым были произнесены последние слова, не заставляет себя ждать. Сильные руки хватают Клару за плечи. Она встречает спиной стену и резко выдыхает воздух, которого теперь не хватает даже для того, чтобы испуганно пискнуть. Окружающий мир после пережитого рывка встаёт на место. Клара втягивает в себя воздух…

…но Том не позволяет ей насытиться кислородом в полной мере. Он требовательно накрывает её губы своими. Клара широко распахивает глаза и протестующе мычит — на что мужчина совершенно не обращает внимания. Она упирается обеими ладонями в его живот, пытается оттолкнуть, вернуть неприкосновенность личного пространства, но и эта попытка проваливается. Том, кажется, получает удовольствие, когда она сопротивляется.

Ну конечно.

Клара вкладывает, наверно, всю имеющуюся у неё силу в очередную попытку оттолкнуть Тома, а тот, как в насмешку над ней, плотно обхватывает её запястья и прижимает их к стене. Она издаёт жалобный стон, признавая своё поражение. Тонкая кожа жадно впитывает прикосновения — правда, с хваткой он переборщил, наверняка останутся синяки.

Синяки… Клара представляет следы от пальцев на своих тонких запястьях, синие пятна на смуглой коже, и каждой клеточкой своего тела ощущает, как холодные пальцы лежат на руках прочнейшими браслетами.

Она задыхается от восторга.

Том чувствует произошедшие перемены. Не может не чувствовать, как зудящее напряжение постепенно отступает, как учащается пульс под его ладонями, как Клара, сдавшись, тянет на себя его верхнюю губу. Не может не чувствовать, как от Клары волнами расходится нечто восторженное, заставляя его сердце биться быстрее. Если он улавливает эмоции Клары — значит, они настолько сильны, что у неё уже не получается держать их при себе.

Когда Том убеждается, что Клара больше не подумает противиться, он отстраняется. В неверном свете лампы — сумрак стал ещё гуще, и его это более чем устраивает — Клара смотрит на него очень странным взглядом и часто, мелко дышит. Её руки всё ещё прижаты к стене. Том ждёт, что она станет вырываться, но его ожидания не оправдываются. Клара и не собирается возвращать себе свободу. Она приподнимается на цыпочках и, вытянув шею, обхватывает губами выступающий кадык.

Том вздрагивает. А Клара, словно только этого и дожидалась, снова упирается затылком в стену и возобновляет зрительный контакт. Она замечает, как Тома буквально распирает от ощущений: он прижимает её к стене всем своим телом; чувствует бешеное сердцебиение; слышит учащённое дыхание; видит лихорадочно горящие щёки и — скорее всего — огромные-огромные зрачки.

На подушечках пальцев мужчины сами собой возникают слабые разряды тока. И только теперь Клара начинает вырываться. Впрочем, Том не препятствует.

— Тебе не жарко? — хриплым шёпотом спрашивает он.
— Жарко, — почти беззвучно отвечает Клара. В самом деле, в комнате становится не только темнее, но и гораздо теплее. Это всё проделки Тома, не иначе, но… разве же он виноват в таком проявлении своего дара?

Длинные пальцы медленно расстёгивают большие пуговицы на свитере. Клара прикрывает глаза. Надёжные крепкие руки приподнимают край свитера, ложатся на талию, скользят вверх, стягивая ставший таким ненужным элемент одежды. Ткань водолазки потрескивает от соприкосновения с кожей на кончиках пальцев.

Свитер мягко приземляется на пол. Том прекращает двигаться. Клара недоумённо распахивает веки.

— Сними очки, — раздаётся у неё над ухом мягкий, но отчётливый приказ, и от одного этого приказного тона у неё подкашиваются колени, да только упасть не получается — её по-прежнему прижимает к стене Том.
— Нет, — дрожащим (и далеко не от страха) голосом заявляет она.

В пятнистых глазах загорается откровенная угроза.

— Снимай, я сказал, — глухо рычит Том. По спине у Клары пробегают мурашки.
— Тебе надо — ты и снимай.

Том снимет с неё очки, она прекрасно это знает. Как и то, что он сделает это не сразу.

Он проводит своими бьющими током холодными пальцами по вискам, по контуру ушей… У Клары перехватывает дыхание. Губы пересыхают. Она дрожит тем сильнее, чем дольше контактирует с Томом. Перед глазами всё начинает куда-то плыть — с каждым новым разрядом ей всё труднее удерживать ясность сознания. Она надрывно вздыхает, раздираемая двумя противоречивыми желаниями. Ей хочется, чтобы Том немедленно прекратил — и в то же время хочется, чтобы он никогда не останавливался.

Пальцы скользят по скуле, заставляя Клару судорожно стиснуть зубы, берут её за подбородок и исчезают.

Мгновением позже Том снимает с неё очки.

Есть что-то интимное в беспомощности, которую она приобретает с потерей очков. Том сверху вниз смотрит, как она несколько раз растерянно моргает большими глазами, и с шумом втягивает воздух.

Раздаётся громкий треск. Эта её беззащитность вкупе с ореолом растрепавшихся волос заводит его сильнее, чем всё, что было до этого.

Он обхватывает её лицо ладонями и припадает к губам. Глаза Клары стремительно округляются, из уголков выкатываются одинокие горячие слезинки: на этот раз неосторожные разряды тока причиняют ей боль. Том улавливает мощный взрыв, морщится, испытав на собственной шкуре причиняемое им неудобство, и торопливо отстраняется.

Жара в комнате наконец пробирает и его. С лёгким трепетом Клара наблюдает, как он стаскивает с себя толстовку и водолазку, как гладко и маняще перекатываются под бледной кожей мускулы, намекая на сокрытую в них силу, как завораживающе сгибаются и разгибаются руки…

У неё, должно быть, мутнеет рассудок, или она просто медленно сходит с ума, потому что ничем другим нельзя объяснить ту бессознательность, с которой для неё проходят несколько следующих минут. Краткими вспышками в мозгу: скользящая по коже ткань; разряды тока на талии, груди и шее; горячие губы на бёдрах; ступня, увязшая в груде одежды; ледяное прикосновение и ток на лодыжке и ступне; спина, стремительно сползающая по стене вниз; крепкие объятия — руки, твёрдой хваткой прижимающие к груди; приветливый скрип дивана…

Она чувствует ладони, медленно, дразняще, изучающе оглаживающие её от ключиц до бёдер, и с тихим шипением прогибается под разрядами. В тщетной попытке спастись от них протягивает руки вперёд и упирается в стальной пресс. Кожа под руками гладкая, упругая, и Клара ощупывает её с такой же жадностью, с какой умирающий в пустыне пьёт долгожданную чашку воды. Она не бьётся током, да и руки у неё тёплые, но от её прикосновений Том делает глубокий прерывистый вдох и сжимает ладонь в кулак. Коса, внезапно обнаруженная рядом с рукой, щекочет костяшки. Том наклоняется и зубами стягивает с волос резинку.

Он расплетает косу, а Кларе кажется, что обрезает оставшиеся нити, связывавшие её со здравомыслием.

Она поднимает руки выше, отпечатывая на подушечках пальцев каждый изгиб тела, и впивается в кожу — скорее от неожиданности, нежели по другой причине — когда Том входит в неё, но на того это не производит никакого впечатления.

— Посмотри на меня, — шёпотом просит он. Ему нравится смотреть в глаза Кларе в минуты близости, не важно, физической или нет. Один взгляд зачастую может сказать гораздо больше, чем дюжина самых метких слов. Клара с трудом фокусирует на нём взгляд.

Резкий вдох. Рваный выдох. В затуманенных страстью глазах Клары — доверие. Том проводит большим пальцем по щеке и пухлой нижней губе, заставляя девушку вздрогнуть. Указательный палец скользит к ямке между ключицами.

Стон. В состоящих, кажется, только из зрачков глазах Клары — желание. Ей нравится, разумеется, ей это нравится — он знает её достаточно, чтобы не возникало никаких сомнений. Одной рукой она гладит его за ухом, и Том, покорно склонив голову, оставляет на её шее маленькую тёмную метку. С утра Клара наверняка будет ворчать, но взять назад вырвавшиеся томные стоны она уже не сможет. Не отрывая губ от тонкой кожи, Том опускает ладонь от ключиц ещё ниже — и пальцы нащупывают твёрдую бусинку соска.

Вскрик. В притягательных глазах Клары — боль. Том внезапно чувствует себя глубоко виноватым и, нашёптывая что-то успокаивающее, запускает руку ей в волосы, ласково перебирает их; зажав в кулаке, то и дело несильно оттягивает; поглаживает голову. Он чувствует, как её тело заметно расслабляется, а через несколько секунд едва не восклицает от изумления.

Клара мурлычет. Мурлычет от удовольствия.

Нет, конечно, это сложно назвать мурлыканьем в общепринятом смысле этого слова, но факт остаётся фактом.

— Почеши затылок, — проникновенно просит Клара. Том не может отказать. Едва его пальцы спускаются ниже по голове, Клара начинает тонко пищать. Не ожидавший такого Том слишком резко подаётся вперёд — Клара, проглотив писк, вся сжимается изнутри и с приглушённым рычанием выгибает спину. Мужчина чувствует, как её ноги подрагивают, а сама она, рухнув обратно, массирует его плечи и бормочет какие-то ласковые слова. Низкий вкрадчивый голос достигает самого сердца, заставляя всё внутри сжиматься в предвкушении. Счастье, мощный всплеск которого она не смогла сдержать, захлёстывает его с головой, застаёт врасплох.

Клара прижимается к Тому вплотную, когда он ложится рядом. Он проводит пальцами по линии позвоночника, но интенсивность тока уже почти сошла на «нет», и девушка умиротворённо жмурится, пока ладонь не опускается на поясницу. Только тогда она совсем немного выгибается и ещё крепче прижимается к разгорячённому торсу.

Сумрак рассеивается, уступая место свету от лампы. Всё возвращается на круги своя. В воздухе витает нежность, переполняющая Клару.

— Как-то холодно стало, — ёжится она и прижимает руки к груди, грея ладони о Тома.

Он нашаривает одеяло, укрывает их чуть ли не по самые глаза и целует Клару в уголок губ. Она утыкается в него лицом, пряча улыбку.